отвратительные трещины и морщины. Жизненная сила покидала каждый сантиметр бледной кожи, устремляясь в кольцо. Посох упал с громким треском на пол.
— Сестра, остановись! Прошу не делай этого! — Оуэн попытался встать, но магия крепко его держала.
— С тобой я позже разберусь!
Светлые глаза наполнились кровью. Хэльвард упал на колени, держась за шею. Димитрова лишь усилила вихрь.
— Я отдала приказ. Мои дементоры уже начали убивать твоих родственников.
Хэльвард в последний раз взглянул в ее горящие глаза. Лик смерти. Лик страданий. Несколько секунд, и мертвое тело повалилось к ногам Димитровой.
Нирик, ты единственная, кто был со мной все это время. Кто никогда не предавал и всегда поддерживал. Прости, что думала иначе.
Жертва ради могущества. Смерть за предательство. Нирик торжествующе протягивала руки, желая выйти из зеркала. Пути назад уже нет. Хаос дрожал в воздухе, заполняя каждый уголок комнаты.
Кирин презрительно подвинула ногой тело Хэльварда, даже не посмотрев на него. Мерзкий подонок. Так просто отказался от нее, словно она ему предлагала не весь мир, а поцеловаться с жабой. Власть, к которой Димитрова шла годами, останется лишь в ее руках. Никакой жалости, никакого сострадания, никаких чувств.
Могущество — вот что главное. Она будет повелевать всеми, станет новой Темной, к которой на коленях приползет каждый волшебник. Ей откроются такие секреты черного колдовства, что самые сильные маги вздрогнут от страха.
— Нирик, я принимаю тебя. Мы — одно целое. Отныне и навек.
Оуэн смотрел, как его сестра разговаривает со своим отражением. Бесповоротное безумие. Страшное. Как прижимается к холодной поверхности зеркала, словно пытаясь обнять. Кирин окончательно сошла с ума. Она больше себе не принадлежала, разве есть хотя бы крохотный шанс спасти ее?
— Кир, я здесь…
Никакой реакции. Даже не шелохнулась. Стояла словно статуя, сделанная из дорогого и безмолвного мрамора. Холодная и потерянная. Боль сковала внутренности, вымещая остатки всего хорошего. Димитров оказался на краю пропасти. Еще шаг и конец.
— Кир…
— Хватит так меня называть! — она обернулась и отвратительно засмеялась. — Мне уже порядком осточертела твоя слабохарактерность!
— О чем ты говоришь? Мы ведь…
— О чем ты говоришь? — Кирин передразнила брата. — Что мне делать? Куда мне идти? Меня никто не любит!
Ее театральное представление сопровождалось все тем же каркающим смехом. Лонгрингом она разрезала свой язык, и кровь хлынула в рот. Безумные поступки. Полное сумасшествие. Оуэн скривился от металлического привкуса. Больше нет никакой Кирин. Только хаос.
— Сколько можно страдать и скулить? Я уже устала постоянно подтирать тебе сопли!
— Я не твой натеррер, — жестко ответил Димитров, сплевывая кровь.
— Докажи это. Твои руки целы только потому, что мои разбиты. Твои ноги ходят, потому что мои ломали сотни раз. Твоя душа на месте, потому что мою разорвали на миллион кусков.
— Ты уже отомстила. Остановись.
— О какой мести ты говоришь, глупец? Все еще не понял? — Кирин прижала руку к лицу, будто ей надоел пустой разговор.
Оуэн вздохнул. Перед тем, как все это закончится, он должен узнать правду. Обязан. Столько лет жить во лжи, и вот сейчас придет момент, который перевернет все.
— Говори. Немедленно.
— А то что? Убьешь меня? Ха-ха-ха, — она протянула руку к собственной шее и положила руку брата на свой локоть.
Одно движение, и они оба умрут. Острые когти разорвут сонную артерию, прекратив противостояние. Оуэн не двигался. Не мог. Не мог этого сделать. И не потому что ему была дорога его жизнь. Совсем нет. Ему все еще была дорога ее жизнь.
— Так я и думала.
Кирин отвернулась и направилась к окну, посмотреть, как проходят приготовления к обряду. Хэльвард, Оуэн, отец… Все предали ее. Чертовы подонки. Безмозглые идиоты, посмевшие пойти против нее.
— Ты хотела отомстить грязнокровкам, и…
— Не было никакого нападения, кретин! — Димитрова разбила стекла одним точным ударом. — Не было, пойми ты уже наконец! Это я убила нашего отца! И подожгла поместье! В ту самую ночь! Он хотел изнасиловать меня, а я насадила его голову на забор Червена!
Оуэн отшатнулся. Внутри растекалась черная жижа разочарования и боли. Изменённые воспоминания развалились под натиском жесткой правды. Он вспомнил. Вспомнил все. Как Кирин кричала, как мучила отца Круциатусом, как угрожала матери…
— Почему ты не сказала правду? — шок завладел сознанием.
— Потому что ты рыдал. Ха-ха-ха! Как младенец! Просил остановить этот кошмар, и я остановила! Я хорошая сестра! — Димитрова выводила руками странные фигуры. Выражение ее лица менялось каждые несколько секунд. — Когда я попаду в ад, то плюну ему в лицо! Папаша все время ныл, прямо как ты. Что из старшенькой не выйдет достойного темного мага. И посмотри на меня! Я стану Отмеченной самой Эридой! Даже Волан-де-Морту такого не снилось!
— Ты все вокруг уничтожаешь ради могущества, которое сожжет твою душу.
— Моя душа сгорела внизу! В этих проклятых темницах! Мне не нужна ни твоя жалость, ни твое сострадание. Только преданность! Я разве многого прошу? — Кирин выпустила несколько фиолетовых лучей и взорвала платяной шкаф.
— Ты должна двигаться дальше. Это путь в никуда.
— Ради всей темной магии, посмотри на пол. Я убила собственного Стража. И тебя не пощажу, если пойдешь против меня.
Она будто давала ему право выбора: остаться с ней в темноте или умереть. Такой же выбор стоял перед Хэльвардом. Только вот в Оуэне не было такой храбрости и отваги. Пойти против собственной сестры не позволяло само сердце, но разум… Разум кричал, что ее больше нет. Давно уже нет. Выцвела и истончилась.
— Я не могу… — тихо прошептал Димитров.
— Отец сделал все, чтобы защитить дорогого сыночка. В ту ночь он понял, что выкроил из меня самого кровожадного монстра и хотел избавиться. Я ведь не раздвинула перед ним ноги, а проткнула его ребра ножом для резки писем. Я такая фантазерка, не находишь? — Кирин будто не слышала его слов. — Он знал, что умрет. Ожидал подчинения, а встретил жесткое сопротивление. Отец все понял ха-ха-ха! Все понял! И какой наглец, вместо того, чтобы биться со мной как мужчина, лишь спрятался и провел обряд нерушимой связи. Идиот. Я потом полночи кромсала твою память, чтобы тебе казалось, что у нас всегда дребезжала эта чертова ниточка. Отвратительно. Протыкать горло отца тем самым ножом не было отвратительно. Было приятно.
Оуэн не моргал, наблюдая за очередным скачком настроения своей сестры. Сумасшествие. Как он раньше не заметил. Почему не вмешался? Почему не спас ее? Почему не остановил? Допустил такую же ошибку, что и Хэльвард. Видел в ней все ту же прелестную девушку, которая всегда была рядом. Совершала ошибки,
