смотрел вовсе не на меня, а мне за спину, на беснующуюся толпу за воротами.
Когда мы подошли ближе, князь соизволил нас заметить и даже растянул губы в улыбке. Тут-то до меня и дошло, почему он показался мне знакомым. Мы были просто до одури похожи! Тот же разрез глаз, те же губы, может, чуть более пухлые, те же высокие скулы я видела всякий раз, когда мне в голову приходила блажь взглянуть в зеркало. Даже тёмные чуть вьющиеся волосы и те достались мне от папаши.
«Генетика... Продажная девка империализма... – ни к селу ни к городу подумала я, глядя, как князь величаво спускается по ступеням. – И никакого теста ДНК не надо!»
Илья вдруг едва заметно сжал пальцы. Но не успела я сообразить, что происходит, как он выпустил мою руку и, отступив на шаг, поклонился:
– Вот, князь. Привёз я дочь твою.
– Вижу, – едва заметно кивнул отец, даже не посмотрев в сторону богатыря. – О награде твоей на пиру поговорим, – он картинно обнял меня, трижды расцеловав в обе щёки. – Хороша. Вся в меня.
Князь отстранился, окинув меня таким собственническим взглядом, что краска бросилась мне в лицо. Я почувствовала себя удачным приобретением, породистой лощадью, антикварным комодом... В общем, чем угодно, только не человеком. Я глубоко вдохнула, готовая разразиться бранью, язвительными замечаниями, требованиями, но за спиной едва слышно кашлянул Илья. «Ах... Да, – я медленно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы. – Обещала же по-людски...»
– Иди. Мамки-няньки уже заждались тебя, дочь, – бросил меж тем князь, удовлетворившись осмотром, и обернулся к так и остававшейся на ступенях свите. – А мы будем пировать и героя чествовать! Вернул мне дочь Илья-богатырь!
Народ завопил что-то приветственное, а я тупо заморгала: «Всё, что ли? Да быть такого не может!»
Ещё как могло. Откуда ни возьмись налетели какие-то тётки и девицы. Краем глаза я успела заметить, как Илья идёт рядом с князем, легко кивая в ответ на поздравления. Но в следующую секунду меня уже подхватили под локти и, причитая, поволокли в сторону от главного входа. Окончательно потеряв связь с реальностью, я позволила себя увести.
Опомнилась я только в большой комнате с высоким потолком и несуразно маленькими узкими окнами. Под стенами стояли резные лавки, по центру – большой стол уставленный мисками и тарелками. К нему прилагался стул, сильно смахивающий на трон. Единственный. «Ах, да... Княжна же. Кто мне тут ровня?» – мелькнула раздражённая мысль. В голове что-то будто щёлкнуло, и в уши ввинтился многоголосый хор причитаний, которые до сих пор я воспринимала скорее как фоновой шум.
– А исхудала-то как, деточка...
– Беды и лишения иссушили-измучили...
Меня усадили во главе стола. Неизвестно откуда взявшаяся Мавра, раздувшаяся от гордости, подала знак группке девиц, сидевших в углу. Оттуда тут же понеслось заунывное пение.
– Ой ты девица-краса, ненагля-а-а-адная...
– Ты кушай, деточка, кушай, – сладко заулыбалась Мавра, наливая в жёлтый металлический кубок размером с хорошую пивную кружку молоко из кувшина.
Я непроизвольно скривилась. Стоило угодить в княжеский терем из Яговской избушки, чтобы меня снова потчевали молоком. Перед носом появилось блюдо с сырниками. Я сморгнула, заподозрив, что у меня начались галюцинации. Но Мавра быстро развеяла это чересчур оптимистическое предположение, зачерпнув из ближайшей миски густой сметаны и шмякнув поверх сочащихся жиром кругляшей.
«Да что они тут, других блюд не знают, что ли?!» – обозлилась я. Злость окончательно разогнала несвойственную мне покорность. Я решительно отодвинула блюдо:
– Терпеть не могу молочное!
– Дык вечор же, – попыталась возразить Мавра. – Самое оно. И для живота не тяжкое, и сытное...
Но наткнувшись на мой яростный взгляд, мотнула подбородком, подзывая жавшихся у стены девиц.
– Тогда пирожочек скушай, деточка...
Ненавистные сырники перетащили на противоположный край стола, а ко мне передвинули миски с пирогами. По какой-то несчастливой случайности ближе всего оказалась ёмкость с ватрушками.
– Да вы что, издеваетесь?! – рявкнула я одновременно с испуганным возгласом Мавры.
Я попыталась подняться, но сумела только привстать и позорно плюхнулась обратно на мягкую подушку сидения – кресло оказалось слишком тяжёлым. Служанки засуетились втрое быстрее, тасуя миски с едой с бешеной скоростью. А над всем этим висело заунывное: «Ой, погубили девицу-красу погуби-и-или, от отца-матери отлучи-и-или...»
– Так, всё, стоп! – чувствуя, как у висков зарождается мигрень, я треснула кулаком по столу. – Остановились все!
– Ой, погуби-и-или....
– Ансамбль песни и пляски тоже заткнулся!
– Погуби-ик... – пискнула какая-то из певиц напоследок, и в комнате наконец воцарилась блаженная тишина.
Несколько минут я просто наслаждалась ею, опустив веки и одновременно пытаясь успокоиться.
– Кресло отодвиньте, – сказала я наконец, уцепившись за край стола и привстав.
Через минуту я оказалась на свободе. Правда, кто-то попытался подхватить меня под локоть, но недовольного шипения хватило, чтобы слишком услужливая тётка убрала руки. Я выпрямилась, с явным удовольствием оглядев комнату.
– А теперь все на выход. Поесть я пока способна самостоятельно.
– Но как же, деточка, – попыталась возразить Мавра. – Не дело это, пресветлой княжне самой ножки трудить...
– А раз не дело, то выметайтесь добровольно, пока мне не пришлось пинками помогать!
Кто-то испугано ойкнул, и в дверях тут же образовался затор. Я с удовлетворением кивнула и в последний момент поймала за локоть Мавру: один источник информации мне всё же был необходим.
– Ты можешь остаться.
Тётка тут же гордо вскинула подбородок и даже принялась покрикивать на замешкавшийся в углу вокально-инструментальный ансамбль. Убедившись, что мы остались вдвоём, я с облегчением выдохнула, вытряхнула из ближайшей миски какие-то пирожки и, вооружившись большой ложкой, пошла вдоль стола. Мимо вареников, обильно залитых сметаной, я прошествовала с брезгливой гримасой, а вот запеченная рыба меня заинтересовала.
При помощи лежавшей тут же здоровенной двузубой вилки я отковырнула кусок, положила себе в миску и принялась осматривать стол в поисках гарнира. Картошки не было ни в каком виде. Я с ностальгией припомнила свои гряды на яговской полянке. «Сестричка конечно с закидонами, но уже за наличие картошки ей стоило бы сказать спасибо».
Наконец я нашла гречу, добавила её к рыбе и, кинув рядом ложку тушеных овощей, присела на подлокотник кресла.
– А ты почему не берёшь? – только тут до меня дошло, что Мавра, чинно сложив ладошки на объёмных юбках, так и стояла у столешницы.
