– Я одеться хочу, – остановила она меня, упираясь в грудь.
– Я тебе помогу, – преодолел я её сопротивление и прижал к себе. Возбуждение нарастало. Кончики пальцев мучил зуд, хотелось зарыться в волосы, притягивая к себе за затылок. Второй рукой притянул за талию. Не сбежит.
– Как? Ты меня только отвлекаешь, – прошептала она и сама потянулась за поцелуем. Разве можно отказать.
Я готов её отвлекать так постоянно. Поцелуй сразу превратился в горячий, жадный, влажный, крадущий воздух. Мои руки перекочевали на округлые ягодицы, когда она обняла меня за шею. Я подкинул её, заставляя обвить ногами торс. Я вложил мою драгоценную ношу на кровать. Как смог освободить член из тесных брюк и открыть доступ к влажным складкам, останется загадкой, потому что голова кружилась, сердце гулко стучало, а воздух закончился, но мы не могли оторваться друг от друга. Я резко двинулся бедрами вперёд, погружаясь во влажную, горячую, тесную глубину. Маша дала мне доступ к воздуху, со стоном выгнувшись всем телом, прижимаясь ещё сильнее низом живота.
«Господи, за какие заслуги мне такое блаженство?»
Я сорвался на сумасшедший ритм, открывая дорогу в небеса.
Глава 23. Приготовления к балу
Маша
– Так скажешь, что тебя тревожит? – спросила я, нежась в горячих объятиях.
Я вдыхала пряный мужской аромат и рисовала пальцем по коже груди, иногда задевая бусинки сосков. Я впервые смогла рассматривать его при дневном свете. За окном бурлила жизнь. А здесь, в тишине душноватой комнаты, наполненной вязким запахом секса, я отчаянно хотела побыть подольше со своим мужчиной, если же повезёт продолжить приятный марафон.
Я становилась жадной и падкой на это тело, на удовольствие, которое оно мне дарит. Хотелось облизать кожу, покрытую испариной, пока она не высохла. Может, это последствия моего одиночества, что я несла долго одна, скорбно, как личное горе, не делясь им ни с кем? А сейчас я влюблена. Мне открыли двери в сексуальный мир. И я не могла насытиться. Смущалась и, откровенно говоря, боялась, что меня не поймут. Кто его знает, какие заморочки бывают у мужчин этого века?
Генри молчал. Или не хотел отвечать, или нечего было говорить. Он просто притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Я почувствовала разочарование.
– Ладно, пойду приму ванну, – сказала я и хотела встать, откинув одеяло.
Стройное поджарое тело, представшее моему взору, заставило смутиться от вспыхнувшего желания. Я загорелась, как сухая солома.
– Или сюда, – потянул меня к себе Генри. Но я не хотела просто лежать бревном.
– Подожди, – выдохнула я.
– Хочешь посмотреть? – ухмыльнулся мужчина и полностью откинул одеяло, открывая вид на длинные ноги и пах. Густая поросль коротких волос служила гнездом для длинного гладкого члена с круглой утолщённой головкой. Я провела пальцем по рёбрам, погладила живот, растопыренными пальцами придавила его, ощущая упругость пресловутых кубиков. Прошлась пальцем по стволу, взяла в ладонь яички. Генри шумно вздохнул. Мне понравилась его реакция. Я смотрела во все глаза, перекатывая в ладони драгоценные шары, наблюдая, как меняется лицо мужчины – от ошеломлённого до страдальческого. Он резко открыл горящие тёмным огнём глаза. Убрала руку. Но он перехватил её длинными пальцами.
– Потрогай меня ещё. Пожалуйста, – хрипло попросил он.
Я послушалась. Только сделала по-своему. Прошлась широким мазком языком по солоноватой коже оживающего члена.
– Господи, Маша!? Что ты делаешь? – вскрикнул он, дёрнувшись, как под током.
– Не нравится? Извини, – выпрямилась я и отвернулась, чтобы сползти с кровати с другой стороны.
– Не смей уходить. Вернись обратно, – резковато заявил муж.
– То – «что ты делаешь», то – «не смей уходить». Может, разберёшься в своих желаниях? – с обидой произнесла я.
– Прости. Это просто неожиданно для меня. Такие вещи делают только…
– Что замялся? Проститутки?
– Я этого не говорил, – возмутился муж.
– Ты не готов к откровениям. Жаль. У меня желание пропало. Хотела порадовать тебя и себя заодно.
– Пожалуйста, вернись. А я тебе расскажу о том, что меня тревожит.
Растерянное, раскрасневшееся в предвкушении лицо, и его робкая попытка заинтересовать предложением. Жаль мужика.
– Эх! Была не была. Один мудрый человек сказал, что ничего нет постыдного и запретного в том, что приемлют оба партнёра в постели. Речь шла о сексе, между прочим, – я подтянулась, поцеловала мужа в губы и сползла вниз. – Учти: я это делаю впервые. Мне интересно, какова будет твоя реакция и понравится ли мне мой новый опыт.
Взяла в руки член. Провела рукой вверх-вниз. Затем поцеловала головку, лизнула языком.
– На вкус необычно. Но не противно, – прокомментировала я свои действия.
Генри же нервно хохотнул.
Продолжила свой эксперимент. Движение головой становились быстрее, губы сползали всё ниже, пока не уткнулась носом в пах, а головка не упёрлась в глотку. Я замерла, пытаясь заглушить спазмы тошноты, а мужчина подо мной задыхался.
Когда я сделала ещё одно размашистое движение, снова насаживаясь по полной, он издал низкий рык и зарылся рукой в мои волосы на затылке. Почувствовав, что член увеличился немного, я успела его вытащить и закончить всё рукой. Сперма стрельнула молочно-вязкой струёй, после вытекая толчками.
– Ты невероятна, милая. Не смотри на это, иди сюда.
Генри смял мои губы в жестком поцелуе. Затем посасывал их, кусал. Гладил слегка дрожащими руками лицо, шею, мял ягодицы, груди, терзал соски губами и зубами, пока опять не возбудился. Резкий поворот – и меня поставили в коленно-локтевую.
– Моя девочка любознательна и чувствительна. Ты раздраконила меня. Хочу отыметь тебя так, чтобы ходить не могла, – жарко шептал мне на ухо муж, и добавил ещё кучу непристойностей, что странно было слышать, но заводило до ужаса.
Удар по ягодице заставил взвизгнуть. Не больно, а странно и возбуждающе. Почувствовала, как головка коснулась входа.
– Я люблю тебя, Маша.
От резкого вхождения вскрикнула и дернулась вперёд, но меня крепко держали за ягодицы. Толчок, ещё толчок. Размашистые, жёсткие фрикции привели к финалу быстро. Сотрясающееся от оргазма тело рухнуло на постель, а Генри упал рядом, хотя я предпочла бы, чтобы он придавил меня своей тяжестью.
– С каждым разом я тону в тебе всё больше. Это нормально? – спросил Генри, целуя меня в лоб. Скромно, по сравнению с тем, что было. Но так необходимо.
– Ты обещал рассказать о том, что тебя тревожит.
– Маша, ты изверг. В такой момент ты можешь думать о чём-то постороннем? – возмутился муж, но глаза блестели искорками счастья и нежности.
– Я боюсь, что привыкну к такому взгляду, – выдохнула я. Захотелось плакать.
– Что такое? Даже не думай плакать, – сжал меня в объятиях муж. – Давай, я всё же скажу о своей проблеме? – попытался меня отвлечь Генри.
Я кивнула, неэстетично шмыгнув носом. Муж рассмеялся и чмокнул меня в нос. Ночь прошла спокойно. В объятиях мужа было спокойно и уютно.
Генри всё же поделился со мной своими опасениями. Рассказал, что нас пригласили на бал, и признался, что не хочет меня на него брать, чтобы не утомлять, ведь я болею. Это же другой город. Дорога в карете долгая. А самому ему ехать не хотелось.
Но я заверила его, что всё будет хорошо.
Рано утром выехали в Кардифф. Прибыли мы в день бала. Мы поселились в собственном доме. Это всё же лучше, чем в гостинице. Удалось урвать время для сна.
Затем несколько часов уделили моей подготовке. Ванна, одежда, причёска. От макияжа я отказалась. Не привлекала мысль покрыться сыпью от незнакомых смесей. Не сегодня, по крайней мере. Я и так никогда не использовала парфюмерию.
Генри занимался собой. На мне было то батистовое платье с бабочками, на плечи накинута кремовая шелковая шаль, вышитая по краю перистыми листьями серебряной нитью. Белые атласные туфли на тонкой подошве дополняли ансамбль. Генри надел чёрный фрак, белые брюки и чёрные, из тонкой кожи, сапоги. Немного был похож на кузнечика. Я вспомнила времена Наташи Ростовой. Шёлковый платок на шее был завязан в пышный бант.
