– Да нет, я в порядке.
«В порядке» было еще минут десять, а потом в одну минуту все переменилось. Белье и платье мигом стало мокрыми, на сиденье растеклась лужа, и Марина поняла: воды отошли.
– Коль, я, кажется, рожаю, – испуганно сказала она водителю.
– Ты так пошутила? – он с надеждой посмотрел на нее.
– Нет.
– До города на этой колымаге да по такой дороге еще полтора часа. Не доедем. Ладно, доберемся до ближайшей деревни, фельдшера найдем, а там и «скорую» вызовем. Не волнуйся…
Легко сказать – не волнуйся! А если есть о чем волноваться?
– Срок еще маленький, – задыхаясь и морщась от боли, проговорила она. – Рано ему.
– Ничего, справимся! Ты, главное, не нервничай и… дыши, что ли… В общем, делай, что там вам положено.
Водитель был бледен, по его лбу скатывались крупные капли пота. Видно, испугался не меньше, чем она.
– Вон поворот… Указатель… Сейчас…
Деревенька. Николай остановился возле первого попавшегося дома и забарабанил в двери. Навстречу ему вышла пожилая женщина.
– Как у вас тут к фельдшеру проехать? У меня вон человек рожает.
– Да нет у нас фельдшера в деревне, сынок, до фельдшера километров пять, ехать надоть во-он туда, – она указала куда-то за спину водителя.
Марина вскрикнула от боли. Женщина услышала, подошла к машине, окинула роженицу взглядом и сказала:
– Так не доедете вы до фельдшера-то. Давай-ка неси ее в дом.
– А вы поможете? – с сомнением спросил водитель.
Медицинским познаниям деревенских бабушек выросший и воспитанный в городе Николай не особенно-то доверял.
– А у тебя что, выбор есть? – усмехнулась та.
Марина уже почти ничего не соображала от боли. Вот вроде бы ее заносят в хату, укладывают то ли на кровать, то ли еще на какую лежанку.
Рядом звучит голос женщины:
– Не боись, милая, все будет хорошо.
А потом она выходит, и из соседней комнаты доносятся голоса, один знакомый, тот, который только что успокаивал, а другой – низкий, мужской, недовольный.
Мужчина явно сердится:
– Ты не должна. Пусть везут ее к фельдшеру, да куда угодно! Она чужачка, ей нельзя к тебе.
Марина прислушивается. К фельдшеру? Здесь нельзя? Чужачка? Это ведь они про нее. Какой ей сейчас фельдшер? Женщина же точно сказала – не доедет. Неужели прогонят?
– А он ее уже и привез куда угодно, – возражает женщина. – Прямо к моему дому привез. И ежели я в помощи откажу, то зачем тогда вообще?..
Что «вообще»?
– Ты не понимаешь, – пытается спорить мужчина.
– Как же мне глупой понимать? – усмехается женщина. – Все я понимаю. Лучше, чем ты думаешь. Дай пройти.
Старушка вернулась.
– Не боись, дорогая, достанем мы твою принцессу. Тужься давай. Еще чуть-чуть.
Принцессу? Девочку что ли?
– На УЗИ сказали, что мальчик, – задыхаясь от боли, простонала она.
– Ну, на вашем УЗИ чего только не скажут. Давай, милая, тужься.
А потом было столько боли, что, казалось, и выдержать невозможно. Но когда боль закончилась, Марина испугалась больше, чем когда-нибудь в своей жизни.
– Не кричит, – пересохшими и искусанными до крови губами прошептала она. – Почему не кричит?
– Не боись, закричит, – откуда-то, словно издалека, прозвучал голос женщины.
И Марина вдруг поверила, что волноваться не о чем, все будет хорошо. А спустя вечность, а может быть, несколько секунд, раздался недовольный писк. Не плач даже.
И тут же на грудь ей лег сверток из грубой материи. Из свертка на нее смотрели самые красивые в мире глаза.
Час спустя Николай уже вез ее с малышкой в больницу.
Марина потом очень жалела, что не поблагодарила толком пожилую женщину. Куда они свернули, она напрочь не помнила. Это как раз было не удивительно. А вот то, что название деревни не запомнил Николай, было странно. Хотя и тут – ничего необъяснимого. Он тогда так перепугался, что, наверное, имя свое забыл.
Ничего, главное – все обошлось.
* * *
– Ты ее лечила, – нарушил Стас тишину, которая воцарилась после Ингиного рассказа. – Ты не должна была. Как ты могла?
Он будто в точности повторял слова того недовольного мужчины.
– А как я могла по-другому? – твердо сказала Анна. – Первые роды у девки, и вдруг такое… А у нас тут – не в городе, инкубаторов да докторов нету. Слишком рано твоя краля на выселение пошла. Ей бы еще два месяца у мамки в животе нежиться. Шустрая, – старушка с улыбкой посмотрела на Ингу. – Зато посмотри, какая красавица получилась.
Стас не захотел смотреть на красавицу. Он подскочил со стула и быстро заходил по комнате.
– И что же теперь?
Инга впервые видела его таким растерянным.
– А теперь… – голос старушки посуровел, – а теперь сходи-ка погуляй, дружок. Иди-иди. Тут простор и приволье, глядишь – и мысли просветлеют.
Они переглянулись, словно говорили не об обычной прогулке, а о чем-то тайном. Из той части мира, в который Ингу (и сейчас она чувствовала это как никогда) все еще не допускали.
– А о твоей подружке я позабочусь. Комнату я ей уже подготовила. Утро вечера мудренее.
Стас ничего не ответил. Окинул Ингу каким-то странным взглядом и вышел.
Комнату? Утро мудренее? Вообще-то она не собиралась ехать сюда с ночевкой. Но что-то ей подсказывало, что со старухой спорить не стоит. Раз уж даже Стас не рискует этого делать!
* * *
Комнатка была маленькая, но уютная. Такой особый деревенский уют – без лишних вещей и украшений. Старушка привела ее и велела располагаться.
– В другой бы день в баньку сходить предложила, да не сегодня. Сегодня не положено.
В баньку Инга точно не хотела. Ни сегодня, ни в какой-то другой день. Так что и хорошо, что не положено.
– Это вы меня спасли? Спасибо. Мама всё хотела вас поблагодарить…
– Я знаю, – остановила ее старушка.
– И поэтому
