– С этого момента ты не должна пить никаких лекарств, а воду брать только у меня или кучера.
Мне стало неловко перед Пенелопой за такие резкие слова отца, но я знаю, что спорить с ним бесполезно. Но Элфорд считала иначе:
– Герцог, Аделисии необходимо принимать лекарство…
– Это лекарство не помогает! Теперь моей дочери необходимо дать отдых перед новым лечением.
Еще некоторое время они спорили, что лучше для меня. Я никогда бы не подумала, что мой враг прошлого, будет заботится о моëм здоровье; в прошлом я никогда не хотела общения с ней – я всегда винила её в том, что она соблазнила Чимина. Оказывается она упорная, но ей далеко до моего отца в упорстве и упрямстве - естественно, мой отец одержал победу в таком нелёгком споре.
С этого момента и до возвращения домой я следовала указам отца: я не принимала лекарства, а воду брала только у герцога. Конечно, я извинилась перед Пенелопой за такое поведение отца, но она лишь скрестила руки на груди, продолжая негодовать, настаивая на том, что мне необходимо лечение…
По возвращении в наше поместье Пенелопу отвезли в своё графство, а меня ждал доктор Гилберт, который сразу же провёл обследование и зачем-то взял кровь из вены.
– Мисс, как Вы себя чувствуете?
– Также, как и перед отъездом из Восточного Государства.
– На данный момент мне сложно определить болезнь… Это напоминает обычную простуду, но это не то… – он задумался, поджав губы, а затем задал необычный вопрос – Мисс, вспомните, в самые первые дни болезни Вас тошнило, или может была рвота?
Я задумалась, прокручивая в голове первые дни болезни, но ничего такого я не могла вспомнить:
– Нет, такого не было.
– Тогда что случилось накануне болезни?
– Я спала с открытыми окнами, было холодно, и лил дождь…
– Зачем Вы оставили окна открытыми? – не задумываясь спросил Гилберт.
– Я не могла уснуть из-за резкого запаха цветов, – я ответила и сразу дала пояснение, – моя комната была уставлена цветами, подарок принца.
Доктор Гилберт резко вскочил с места, в спешке попрощался и ушёл.
Я продолжала хлопать глазами, а после спросила Ханну:
– А почему меня поселили не в свою комнату?
– Я не могу Вам сказать….
========== Часть 16 ==========
Любовь — многоточие. Никогда не знаешь, где конец, а где начало…
– Ханна!
– Мисс, простите, это приказ Герцога… –
Ханна посмотрела на меня растерянным взглядом и начала теребить рукав платья: она не могла нарушить приказ герцога, но и скрывать что-то от меня ей тоже не хотелось.
Мне стало до жути любопытно и, решив допытаться до истины, я стала дразнить её.
– Неужели, мою любимую, светлую и большую комнату решили поменять на что-то другое? Или меня хотят выгнать, раз поселили в гостевой, как только я поправлюсь? – я говорила тихим голосом, опустив голову и ,всхлипывая, вытирала нос платком.
– Мисс! Что вы такое говорите? Ваш отец никогда так не поступит… Он готовит сюрприз…
Ханна, ты слишком быстро раскололась…
Ханна прикусила язык, а после посмотрела на дверь, боясь, что её услышат; но, когда она увидела улыбку, которую я пыталась скрыть, её лицо, встревоженное всего секунду назад, просияло мне в ответ самой искренней и чистой улыбкой:
– Мисс, только не говорите Герцогу, что я всë разболтала, а то мне сделают выговор…
– Не переживай, я не скажу. Но расскажи подробнее, что же это за сюрприз? - не в силах я была удержать своё любопытство.
– Не спрашивайте! – ответила Ханна нарочито громко, скрестив руки на груди, а потом наклонилась и тихо прошептала мне на ухо, – в Вашей комнате ремонт - подарок Герцога на Ваш день рождения.
Мне стало настолько интересно, что я начала представлять, какой станет моя комната, раз Герцог собственноручно контролирует этот процесс; и при этом страшно, ведь я сама только недавно решила, что хочу спальню в тёмных тонах: Герцог от меня точно этого не ожидает… А если моя комната станет ещё розовее? Я не смогу отказаться в ней жить из уважения к отцу, даже несмотря на то что меня будет тошнить от розового цвета каждую минуту…
А если он инкрустирует стены драгоценными камнями? При этой мысли меня пробрала мелкая дрожь, и я укрылась с головой одеялом: от всех этих размышлений моя голова разболелась, а в горле пересохло, что я попросила свежей воды у Ханны, за которой та поспешно вышла, и вернулась уже не одна, а с доктором Гилбертом: как оказалось, они встретились около двери.
Утолив жажду, я с нетерпением ждала, что скажет доктор, не обращая внимания на книгу в его руках. Он был нерешительным, встревоженным, а когда замялся, не зная, как начать со мной разговор, его тревожность передалась и мне. Наконец, он сел на стул и попросил меня пододвинуться ближе к нему, и только теперь я заметила, что книга, которую он держит трясущимися руками, странно выглядит: абсолютно чёрная обложка, будто специально скрывающая название книги, да ещё такая новенькая по сравнению со старыми пожелтевшими, нехило потрёпанными страницами; такой контраст обложки книги и её страниц очень резко бросался в глаза, и этого нельзя было не заметить, потому эта книга волновала меня не меньше, чем моего лечащего врача.
Доктор раскрыл книгу, и мне показалось, что это ботанический справочник, но язык, на котором он написан, был мне неизвестен. Гилберт попросил внимательно рассмотреть изображённые растения и сказать, есть ли здесь цветы, хотя бы похожие на те, что были подарком Чимина, и я послушно взяла в руки справочник, внимательно рассматривая каждый рисунок, и где-то страниц через двадцать я увидела…
На одной из страниц этой старой чёрной книги с потрёпанными листами было точное изображение тех цветов, что я видела в комнате среди прочих: именно те, два букета, что стояли на прикроватных тумбах, и были неизвестны мне.
– Мисс, Вы уверены?
– Да! Их было два небольших букета, и я бы их даже не заметила, но от них исходил приятный запах сладкой карамели.
Как только я закончила своё объяснение, доктор Гилберт умчался, ничего не объясняя, а мы с Ханной переглянулись – она была также напугана его поведением, и я уже намеревалась потребовать разъяснений, касающихся моего состояния, и как это связано с изображениями тех красивых ароматных цветов, но меня охватила такая сильная усталость, что вскоре я заснула (с болезнью стала очень много спать). Пробудилась я уже от шума и, не без усилий открывая усталые глаза, я увидела не только доктора, но и Герцога, который нервно ходил из стороны в сторону, будто его завели, словно механического игрушечного солдатика.
– Мисс, Вы проснулись, как хорошо… – с облегчением произнëс Гилберт, а Герцог остановился и посмотрел на меня с беспокойством.
Что всë это значит?
– Герцог? Доктор? Что происходит?
– Ничего страшного, я только пришёл тебя проведать, вскоре зашёл и доктор с этой же целью, и ты тут же проснулась. Как себя чувствуешь? – голос Герцога был таким же холодным, как и раньше, но глаза стали другими, а во взгляде читалось не только беспокойство, но и страх.
– Не хуже, но и не лучше…
– Мисс, я приготовил Вам лекарство. Принимать Вы его должны. И принимать только моего приготовления…
– Почему только Вашего?
То, что он на этом настаивает, делает мою болезнь ещё странней, чем я предполагала.
– Только я знаю точную дозировку всех компонентов, входящих в состав лекарства, а обучать кого-то нет времени… Также я дал некоторые указания Вашей горничной, она всё знает, и мы можем на неё положиться, так что следуйте им.
– Хорошо…
***
Когда доктор Гилберт проводил осмотр больной, все симптомы болезни Аделисии были схожи с простой простудой: высокая температура, отëкшее горло и слабость, но что-то не вязалось… Размышляя, он посмотрел Аделисии в глаза: её зрачки были расширены. Изначально он думал, что это из-за продолжительного сна, но спустя некоторое время после еë пробуждения зрачки не сужались; расспросив Аделисию о первых днях болезни, его вдруг осенило: Гилберт решил проверить свои догадки и убежал в свой кабинет исследовать кровь Аделисии.
