– Не только к тебе, – ответил на грани слышимости беловолосый мужчина с восковым лицом, и только на дне его выжженных огнем Пресветлого глаз теплилась еле уловимая надежда.
…Мелина…
…Как только желанный и самый привлекательный для нее сослуживец ушел от командира боевой четверки, девушка с длинной белой косой поспешила вернуться в лагерь. «Значит у меня осталось всего пару ночей на осуществление своей мести.» – подумала она, ювелирно ступая по земле, никем не слышима и не видима.
Даже верный степной барс не обратил на нее никакого внимания, потому что она была одной из своих. Тихо вернувшись к шатру, она сделала вид, будто только что вышла из него. Плавно покачивая бедрами, она выплыла к Харну, который успел занять свой пост.
Ее дежурство было последним, и это ее несомненно радовало. Она надеялась, что ей удастся «проводить» своего любимца на задание. Мелина говорила, пока грациозно и томно приближалась к своему Харну (по ее мнению, они все без исключения принадлежали только ей одной):
– А ты, Харн, не хочешь привнести свой вклад в мое спокойствие?
– Что? – непонимающе переспросил ее самый шустрый служитель ордена.
«Неужели он не обратил внимание на мое приближение.» – подумала Мелина.
Ком злости, постоянно мучивший ее в районе солнечного сплетения, снова начал расти. Она успела забыть о том, что когда-то эта изматывающая эмоция была совсем ей несвойственна. Сегодняшняя Мелина испытывала всепоглощающий гнев всегда, и такую же невыносимую ненависть на всех и вся. Только два этих чувства держали ее в мире живых. Мимолетную радость и наслаждение она ощущала только в момент смерти одного из темных тварей. Иногда и в момент экстаза, вовремя слияния тел, но эти ощущения – ничто по сравнению с угасанием жизни в темных душонках.
А ведь так было не всегда… Еще в далекой юности она была легкомысленной светлой одаренной. Она мечтала выйти за муж, родить детишек, открыть цветочную лавку в маленьком городке, откуда она родом. Но реальность оказалась далека от ее желаний – ее жениха растерзали на части колдуны для проведения ритуала омоложения. Спасти его не удалось.
Несостоявшаяся невеста горевала, рыдала ночами, плохо ела и почти не пила. Семья по началу сопереживала и поддерживала Мелину, как умела, но со временем они все вернулись к своей повседневной жизни: к работе, хлопотам, быту и перестали обращать внимание на продолжение ее страданий.
Мелина не смогла пережить горе утраты и прошла посвящение в орден. В ее душе только и остались голодный зов плоти и жажда мести всем без исключения колдунам и колдуньям. Алика с темным отпрыском заслуживала той же участи, что и все. Была бы ее воля – не бились уже сердца ни у нее, ни у ее дочери. Но она не унывала – еще будет шанс осуществить задуманное. А Лияр ее оправдает, Мелина не сомневалась, ведь ему как никому другому известно, что темные не испытывают милосердия и должны перестать топтать нашу землю.
Девушка с роскошной фигурой и толстой белой косой приложила все усилия, чтобы скрыть свое раздражение и злость на своего любимого среди всей четверки. Теперь она смогла спокойно говорить:
– Соскучилась по тебе, Харн. Давно мы не были вместе.
Мелина соблазнительно изогнулась, попыталась прижаться к сидящему перед костром Харну. Хотела даже оседлать его колени, но мужские руки не дозволили ей даже слегка коснуться крепкого тела, скрытого под орденским доспехом.
– Ты только что была с Гиуром. Не уже ли тебе его не хватило? – попробовал отшутиться Харн, а затем и избавиться от внимания своей напарницы, желательно навсегда.
– Мне всегда не хватает. Тебе ли этого не знать… – прошептала Мелина и повторила свою попытку сесть на мужчину, но снова встретила отпор.
Тщательно скрываемая до этого момента обида вспыхнула так яро, что все ограничители сгорели в пламени бешенства. Мелина вырвалась из рук, удерживающих ее на расстоянии, не дающих добраться до вожделенного мужского тела, и заорала:
– Это все из-за нее, да? Ты променял меня на темную? Правда? Я же одна из боевой четверки! Одна из служителей ордена! Единственная женщина в четверке! – так было всегда! Что изменилось теперь?! Ладно, Лияр – он настолько стар, что и не помнит, что такое близость и наслаждение с женщиной. Гиур для меня – пустое место, но он всегда готов делиться со мной своим теплом. А что с тобой? Хочешь сказать, что после встречи с этой душечки – темной тебя никто больше не интересует?
Харн стоически терпел истерику самой меткой из отряда светлых и был удивлен услышанным. Оказалось, что он был на особом положении в четверке для Мелины. Чего уж скрывать, первое место тешило его самолюбие, однако для него это ничего не значило. Для него все было совсем иначе.
Он тяжело вздохнул и не стал ничего ей объяснять, а просто ответил:
– Да, это так. Теперь она для меня одна.
В его словах звучала уверенность. По крайней мере, сейчас он испытывал именно это. Он будет честным перед всеми относительно ощущаемых чувств, чтобы ненароком их не спугнуть.
Мелина была в ярости, ее желтые глаза горели огнем Пресветлого; не скупясь, она замахнулась и обрушила свою серую ладонь на щеку Харна, но отчасти удар защитила золотая макса. Но голова Харна все равно дернулась от сокрушительной силы оплеухи.
Он мог бы ее остановить и не дать свершиться удару, но решил, что лучше она выльет свою огненную ярость на нем, чем на Алике, которую ему уже утром придется покинуть на неопределенное время.
Мелина развернулась так резко, что кончик косы неприятно полоснул его по глазам. Она направилась к Гиуру в шатер доказывать себе, что она самая лучшая, самая красивая и самая любимая, а в момент страстного пика представляла, как из заклятой темной утекает в небытие жизнь… от ее рук…
…Алика…
…Проснулась я уже после рассвета, и понимание этого факта меня расстраивало. Скорее всего Харна в лагере уже не было. Вообще, все происходящее между мной и волнующем меня светлым было неведомым и непонятным, но так хотелось верить, что это что-то ценное. Ведь из маленького ростка вырастает целое дерево… Почему бы и в нашем таком необычном случае не появиться нечто большему?
Жаль, не удалось увидеть его лицо без маски еще раз, но, уверенна, что будет еще возможность. Улыбка сразу озарила мое лицо, выдавая радость.
Оказалось под маской скрывалась притягательная ямочка на подбородке, красивые ровные губы такого же серого цвета, что и кожа… может, чуть темнее. Кожа служителей ордена будто из пепла соткана, а через их яркие желтые глаза просачивался огонь, подаренный их светлым богом. Или, наоборот… после посвящения в орден от душ светлых оставались только прах, зола и тлеющие угли… Странно все это… и жестоко.
Соня трогательно сопела, а я решила выбраться из нашего удивительного «домика на одну ночь», и, раздвинув частые ветви, покинула наше пристанище.
У поддерживаемого всю ночь огня восседала Мелина в эффектной позе перед равнодушным Лияром, который не охотно выслушивал ее речь со скрещенными на груди руками.
Как только они меня заметили, монолог Мелины оборвался на полуслове, и я получила уже привычную порцию ненависти и презрения с ее стороны. А вот Лияр дернул уголком губ в подобии зарождающейся улыбки и произнес:
– Доброе утро. Твой благоверный отбыл на задание.
Мои уши не поверили его словам, а глаза распахнулись. «Твой благоверный» о – однако, за ночь многое решилось. Больше никак я не позволила себе отреагировать на заявление командира. Кто этих ненормальных светлых знает, может, я теперь заслуживаю особую казнь за зарождающиеся романтические чувства между противоборствующими дарами, и только приказ от служителя самому Пресветлому меня отделял от смерти.
– Доброе утро, – ответила я как можно дружелюбнее, но все равно получилось довольно напряженно.
Правда, Мелина все равно взбесилась, резко поднялась и удалилась в шатер, чеканя шаг. Лучше бы она высказалась по поводу моего присутствия, которое ей не по нраву, или огласила на весь Вечный Лес и его жителям: «Смерть всем темным!». Ее молчание заставляло ожидать чего-то похуже слов. Женская месть – страшная вещь.
