Первый день сева – праздник. Батюшка служит молебен, и на пашню первым ступает ребенок в рубашке кипенно-белого цвета с лукошком в руках. Идет он босиком, неторопливо, горсть за горстью бросая зерно.
От этой картинки у меня почему-то на глаза наворачиваются слёзы – я словно прикасаюсь к чему-то родному, исконному, к чему подсознательно тянется естество каждого, кто живет на нашей земле.
28. О вате – полезной и неизвестной
Только когда посевная подходит к концу, я переключаюсь на другие хозяйственные вопросы. Новый плуг показал себя с хорошей стороны, и несмотря на возражения Сухарева, после того, как были распаханы помещичьи поля, я разрешила Кузнецову использовать плуг на наделах крестьянских.
Конечно, многие хозяева к этому времени справились и сами, а кто-то и вовсе побоялся использовать новшество, но хотя бы несколько дворов новинку опробовали, а значит, при сборе урожая уже будет база для сравнений. Я и барские поля велела надвое поделить, и половину по-прежнему распахивать сохой.
Захара Егоровича я озадачиваю восстановлением сырного заводика – мне нужно понять, сколько денег на это потребуется, и стоит ли оно того. Сможем ли мы конкурировать с теми сырами, что уже есть на местном и московском рынках?
Но куда больше меня занимает вопрос производства ваты. Я уже поняла, что здесь про неё ничего почти не знают и пользы ее еще не осознают.
Подготовку местного общества к новому продукту я начала с тетушки – той я могу открыто рассказать, какое широкое применение получила вата в веке двадцатом. Глафира Дементьевна выслушивает меня внимательно, но выражает сомнение:
– У нас, вроде, для всего этого и мох хорошо идёт – и свежий, и высушенный. Станут ли твою ва-ту, – она произносит незнакомое слово по слогам, – покупать? Привычное-то да бесплатное всяко лучше.
Я понимаю, что она права – в консерватизме окружающих уже имела возможность убедиться. Но под лежачий камень вода не течет, а потому я всё-таки решаю действовать. Для начала я устраиваю что-то вроде небольшого совещания, на которое первой приглашаю Настасью (теперь я уже редко называю ее Анастасией) и Варвару – мне нужно мнение потенциальных потребителей. И хотя я понимаю, что наш товар будет рассчитан на более состоятельную публику, нужно же с чего-то начинать.
Я, как могу, рассказываю им о вате – ее свойствах, способах применения, – а потом зачитываю отрывки из статьи в «Земледельческой газеты».
– Подушки, одеяла, палочки для чистки ушей! – воодушевленно перечисляю я и натыкаюсь на недоуменные взгляды.
И мое настроение сразу меняется.
– Да разве же вам пуховые подушки и одеяла не нравятся, ваше сиятельство? – спрашивает Сухарева. – Вон они какие мягкие да теплые. А коли пуховые не по душе, так есть шерстяные.
Она не хуже меня понимает, что пуховые и шерстяные постельные принадлежности могут позволить себе только дворяне да обеспеченные торговцы – крестьянские же подушки и матрасы набиты сеном. И хотя это тоже хорошо и даже полезно (сама в детстве на таких спала), но разве плохо, если у людей будет возможность выбора?
Варвара же и вовсе отделывается угодливым – «как изволите, Анна Николаевна». Я понимаю, что женщины тут решать не привыкли, и расширяю команду. На следующее заседание я приглашаю уже самого Сухарева и доктора Назарова. Вот Дмитрий Степанович как раз меня поддерживает.
– Вполне понимаю, о чём вы говорите, Анна Николаевна, – одобрительно кивает он. – Полагаю, такое вещество со спутанными волокнами может хорошо впитывать жидкость и могло бы быть полезно в медицине. Сейчас мы применяем корпию – распущенную на нитки ветошь, что не всегда удобно, – но не успеваю я похвалить его за такой ход мыслей, как он добавляет: – Но вы же понимаете – хлопок слишком дорог, чтобы можно было запросто использовать его для подобных целей. Его везут издалека.
– Конечно, понимаю, Дмитрий Степанович! – сержусь я. – Но в том-то и задача – нам нужно чем-то хлопок заменить. И не льном – он тоже дорог.
Я снова возвращаюсь к заметке в газете и зачитываю названия тех растений, что предлагает использовать автор. Но из всего перечисленного у нас растет только тополь. Но если его пух способен вызвать аллергию, то может быть, аллергенами будут и производимые из него продукты?
Когда я озвучиваю эту мысль, то понимаю, что слово «аллергия» ни доктору, ни, тем более, Сухареву не знакомо. Но оба списывают мои познания на похвальную образованность выпускницы московской гимназии. А Назаров, подумав, говорит:
– Пару лет назад я читал труд английского врача (фамилию запамятовал!) который описывал нечто подобное – сенную лихорадку. Но вы правы, я и сам замечал, что в период цветения тополей у некоторых моих пациентов наблюдаются похожие симптомы – заложенность носа, слезотечение, головные боли.
Мне ужасно обидно, но, похоже, стоит признать, что делать вату нам не из чего. Видя мое разочарование, Захар Егорович, всё-таки снисходит до совета:
– А ежели, ваше сиятельство, для этих целей использовать шерсть? У баб, когда они овечью шерсть чёсками чешут, завсегда много очесов остается – для прядения они не годятся, обувь из них тоже не свалять.
Идея не кажется блестящей – шерстяные подушки и одеяла здесь и так уже в обиходе, да и много ли таких очесов найдется в хозяйстве. Но всё-таки я решаю попробовать. А параллельно прошу Сухарева всё-таки закупить небольшую партию хлопка – для пробной партии ватных палочек его потребуется совсем чуть-чуть, а продавать диковинку можно по отнюдь не маленькой цене – главное убедить потребителя в полезности и эксклюзивности товара.
– Постойте! – спохватывается уже у дверей Назаров. – Мы же с вами совсем забыли про кипрей! Он же тоже есть в этом списке!
– Кипрей? – переспрашиваю я. Мне это название ни о чём не говорит.
– В народе его называют иван-чаем, – поясняет доктор.
А я стукаю себя по лбу. И как я могла об этом забыть? Я же прекрасно знала о его втором названии – изучала когда-то и в колледже, и в университете.
– Он тут повсюду растет! – подхватывает и Сухарев. Похоже, он тоже не признал старого знакомца в газетной статейке. – И пухом его у нас в самом деле иной раз подушки набивают. Только, по-моему, собирать его для подушек – баловство, пустая трата времени. А вот чай из него хорош – если листья вовремя собрать.
На том и расходимся. Перед сном я обдумываю возможность производства чая из кипрея, но голосую пока против – делать его для собственного использования можно и нужно, а вот производить в больших объемах рискованно – слишком много конкурентов. Нет, нам нужно что-то такое, до чего другие пока не додумались. Кажется, ватные палочки и ватные диски запатентовали только в двадцатом веке. Так почему бы этим не воспользоваться?
И я понимаю, что мне пора познакомиться с дамским обществом нашего уезда.
29. Встреча в лесу
После завтрака я люблю ездить верхом. И конюх уже знает – если небо не затянуто тучами, то к девяти утра барыня затребует Виконта ко крыльцу. Конюх Антип – мужик толковый, у него на конюшне идеальный порядок и к каждой лошади – особый подход.
Я спросила как-то, как его по батюшке величают (он не молод уже, мне неловко было просто по имени к нему обращаться), а он только головой покачал:
– Ни к чему это, барыня. Антипкой и кличьте. Меня в Даниловке все как Антипа Сивого знают.
Нетрудно было догадаться, откуда взялось такое прозвище – немало седых волос было у него на голове, и со стороны они казались и не то, чтобы седыми даже, скорее – серебристо-серыми.
В это утро мне о многом нужно было подумать, и потому я не понукала Виконта, давая ему возможность самому выбрать шаг. На следующей неделе в Грязовце – главном городе нашего уезда – будет проходить Петровская ярмарка. А по случаю ее открытия градоначальник устраивает что-то вроде званого вечера (в полученном мною приглашении это мероприятие называлось балом, но я сильно сомневалась, что в городке, где насчитывалось меньше трех десятков каменных строений, можно провести настоящий бал).
