не был, хоть сколько-нибудь адекватным человеком я его тоже не назову, но именно помешательство на почве ревности явно было не его – в который раз он уже заставал своего Лионеля тет-а-тет с Аминой, и ни разу это его не напрягло.
– Амина! – торжественно провозгласил он, – королева моя! Не желаете ли, пока готовиться ваш шатер, пойти прогуляться со мной по лагерю?
И он скосил взгляд на Славика, как бы спрашивая у него – «ну как, я достаточно мягок и деликатен?» – и Славик одобрительно ему кивнул.
– Хорошо, – сказала я, и, проигнорировав протянутую руку герцога, вышла из шатра.
– Лионель, а ты займись-ка ее жилищем, – бросил герцог, через плечо, и поспешил за мной, – Королева моя, вам нравиться этот лагерь?
Лагерь был грязным и вонючим – впрочем, наверное, как и любой средневековое сборище войск. Стояла жара, мыла еще не изобрели, кони в своем загоне свежести воздуху не добавляли. Всюду были полчища мух.
– Прелестно, – сказала я.
Герцог довольно улыбнулся.
– А как вам деревья за лагерем?
– Очаровательны.
– А я тоже красивый? – герцог остановился, и посмотрел на меня, щуря свои волчьи глаза.
Определенно, он был красивый, но признать это, означало бы подвергнуть себя немедленному предложению испытать эту красоту, так сказать, в деле.
– Вас как зовут? – спросила я у герцога, потому что в тот единственный раз, когда он мне представлялся, мне было не до его имен-фамилий.
– Эккехард фон Дебеф.
– Хорошо, Эккехард. Можно я так буду вас называть?
– Герцог Эккехард.
– Герцог Эккехард, я люблю принца Тамино, поэтому мне сложно судить красивый вы или нет.
Как я уже говорила, герцог ревнивцем не был. Поэтому он не бросился вперед с мечом наперевес с криком – «так умри же Тамино!», нет, он наоборот улыбнулся с еще более довольным видом.
– Так значит дело лишь в Тамино? Но я то лучше.
– Вполне возможно, – я старалась быть вежливой, – но я люблю именного его.
– Вы просто нас не сравнивали, – бросил герцог небрежно. – Но я дам вам такую возможность.
Признаюсь, я несколько напряглась. Чего он там задумал?
– Я устрою турнир! – воскликнул герцог с маниакальной радостью в голосе.
Глава 23.
Внезапно все стало гораздо солнечнее и веселей. Вместо грязного военного лагеря – сверкающее разноцветьем флагов ристалище, вместо потных мужиков в боевых доспехах – великолепные рыцари в серебре и позолоте. По такому случаю прибыли даже дамы, и залитые светом турнирные трибуны пестрели шелком и бархатом, сияли драгоценностями и белизной нежных лиц. Мрачная война вдруг уступила место пусть и жестокой, но все равно игре – такое, наверное, возможно было только в рыцарские времена, ну или, скорее, в рыцарских романах.
И главной дамой этого события была я. Именно я сидела на самой высокой трибуне, на оббитом бархатом троне, и именно мне предстояло награждать победителя – и вовсе не собой, такого в правилах турниров, чтобы там герцог ни думал, не было. У меня был настоящий приз – тяжелый кубок, выполненный из литого золота и украшенный драгоценными камнями. Довольно грубо украшенный, кстати – сообщаю это как почти дипломированный ювелир. Но в оправдание местных златокузнецов скажу, что творили они сию посудину, скорее всего наспех.
– Прекрати ерзать, – сказала я Славику, который, как и положено злодею-манипулятору, притаился в тенечке за моим троном.
– Я жду короля и нервничаю, – ответил мне он.
Потому что короля тоже пригласили на это разудалое торжество. Он, конечно, не ответил согласием, но и отказа тоже не присылал.
– Там Тамино, – сказала я, различив на краю турнирного поля отряд с синими и серебристыми стягами, с цветами принца .
– Он подъедет к тебе, не переживай… Не высовывайся, не вставай! Сиди! – прошипел Славик, и дернул меня за рукав. – Веди себя прилично!
– С какой стати? Я хочу к Тамино, и ты мне не указ.
– Оля, сиди, прошу тебя, – взмолился он шепотом, – Мне столько нервов стоило все это устроить. Не порть мой турнир, пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы все здесь в реальной схватке схлестнулись?
– Но Тамино…
– Вон он, твой Тамино. Сюда едет. Можешь оторвать рукав и ему подарить, если хочешь.
– Рукав? В смысле? Чей рукав? – удивилась я.
– Свой, конечно, – сказал Славик, но на всякий случай от меня отодвинулся. – Это такая традиция.
Я, честно, подумала, что Славик меня разыгрывает, но тут же одна из дам прямо при мне лихо дернула длиннющий и богато украшенный рукав своего фиолетового платья, и надела его на протянутое копье какого-то рыцаря. С чисто символической точки зрения это копье, проникшее в рукав… ну, вы поняли. Фрейд бы оценил. Да и времена стояли суровые, когда еще достопочтенный рыцарь сможет полюбоваться обнаженным плечиком своей дамы. Тамино, тем временем, приближался. Я подергала свой рукав – сидел он крепко. Скосив взгляд на свое плечо, я сумела различить мелкие и частые стежки, на совесть было сработано – оставалось только поражаться крепости пальцев и резкости жестов местных красавиц.
– А можно что-нибудь другое ему подарить?
– Чего? – спросил Славик, напряженно что-то высматривавший.
– Что-то другое можно подарить принцу, вместо рукава?
– Да дари чего хочешь.
Тамино был уже прямо передо мной, и я наклонилась к перлам своей ложи – хоть это мне было не запрещено. Тамино поднял забрало, он смотрел на меня – молчал и смотрел, своим таким знакомым мне взглядом, который, казалось бы и выражал страдание, и, одновременно, будто бы светился на его лице.
– Принц… – начала было я, и осеклась.
Я хотела перед ним оправдаться, но как, и, главное, за что? Врать не буду, я не могу сказать, что четко осознавала свою перед ним вину – то ли у меня было слишком мало совести для этого, то ли наоборот, слишком много, и я подозревала вину, там где ее и в помине не было.
– Мой принц, – вот и все, что я могла сказать.
Взгляд Тамино вдруг посветлел, и вдохновленная этим, я рванула ленту со своей груди, но лента не поддалась. Я дергала еще и еще, Тамино напряженно хлопал ресницами, конь его перебирал ногами… Не знаю сколько бы еще длился этот трагифарс, но тут из густой тени протянулась чья-то грубая рука, и легко сорвав ленту, протянула ее Тамино. Это – надо же! – оказалась та самая герцогская прачка. Не знаю, что она делала на главной трибуне, и как там оказалась, но именно из ее рук Тамино принял мой дар.
Однако, взяв ленту в руки он поднес ее к губам – у меня аж голова закружилась, – и, послав мне еще один прекрасный взгляд он пришпорил коня и умчался. Я обернулась к прачке – она сидела в тени, на лавке, рядом со Славиком, на широком лице ее было написано сочувствие.
– Король, – вдруг прошептал Славик. – Король! – воскликнул он, и, подскочив, сжал мое плечо. – Король все-таки приехал! Так, ты главное
