делать то, что делаешь ты, и за меньшие деньги.
— Но с кем тогда вы будете разговаривать о доме?
— Сама с собой, как я это обычно и делала.
Одинокая старая женщина.
— А когда вы собираетесь поехать навестить свою семью?
— Мою семью?
— Разве не к ним вы ездили перед моим приездом?
— Я оказалась здесь из-за своей семьи, которой у меня больше нет.
Она взяла веточку тулси, осмотрела листья, после чего испустила глубокий вздох и бросила её обратно на стол.
— Надеюсь, ты не флиртовала с торговцами?
— Я встретила провидицу, — сказала я.
— Ту самозванку?
Альтаса развернулась на удивление быстро и посмотрела на меня.
Она хорошо отдохнула этим утром — её лицо выглядело ярче, глаза менее уставшими.
— Зачем разговаривать с этой дурой? — ворчала она. — Она и так хорошо зарабатывает, но при этом ходит и болтает о будущем и судьбе, лжёт людям о том, что их ждёт. Люди стекаются к ней, словно она источник магии.
Её пылкость удивила меня.
— А вы думаете, что она не владеет магией?
— Конечно, нет. Ты видела, чтобы она её использовала?
— Она делала всё за занавеской.
— И как она выглядела после этого?
— Выглядела? — переспросила я и запнулась.
— Она выглядела уставшей? Ослабевшей? Изменившейся?
Пожав плечами, я сказала:
— Не думаю, но там было так много людей.
Саалим никогда не был ослабевшим после использования магии.
Альтаса приподняла брови и кивнула, словно это что-то доказывало.
— Вот, что тебе надо знать о магии, чтобы не отдать деньги за простое представление: настоящая магия требует жертв, она всегда забирает что-то у того, кто её использует. Эта женщина не маг, и не может использовать дар Мазиры, — она указала на свои полки со снадобьями, — и манипулировать тем, что находится вокруг нас.
Она начала медленно двигаться в мою сторону, несмотря на то, что её конечности уже чувствовали себя лучше.
Обойдя её, чтобы снять чайник с огня, я сказала:
— Значит, вы верите в то, что она существует?
— Конечно, она существует. Именно так разговаривает с нами Мазира.
Я фыркнула, выразив своё несогласие.
— Да что ты знаешь о магии?
Она рассмеялась, и мне захотелось рассказать ей, насколько много я знала. Больше, чем она могла себе представить.
— Достаточно, чтобы знать, что я не хочу иметь с ней дела. Никто не должен иметь с ней дела.
Не желая больше разговаривать о магии, я сказала:
— Король попросил ещё мази.
Она фыркнула.
— Почему бы тебе не убедить его принять тоник? Его проще готовить, и он эффективнее.
— Я спрошу его, когда принесу ему мазь.
Налив немного воды в миску, я потянулась к листьям тулси.
— Эти листья подойдут или нет?
Она забрала их у меня.
— Нет. Ты сделаешь, как я сказала, когда их корабль вернётся через двенадцать дней.
Она подошла к огню и выбросила листья.
* * *
Несколько дней спустя я начала просматривать книгу рецептов Альтасы, чтобы понять, могу ли я приготовить какие-то ещё лекарства без её помощи. И хотя я всё ещё плохо читала, я стала делать это гораздо лучше с тех пор, как начала читать «Литаб Алмак», принадлежавший Альтасе, вспоминая истории, которые рассказывала мне оттуда мама.
Знахарке как будто становилось лучше, и по мере улучшения здоровья, она всё чаще уходила. Но меня не беспокоило то, что я реже с ней виделась. Она задавала мне так много вопросов о доме и моей жизни до Алмулихи, что я начала волноваться, что она подловит меня на лжи.
Я принялась ворошить анис на сите, чтобы его окутал дым, и я смогла добыть побольше капель масла. Осторожно переворачивая толстые страницы, я дошла, наконец, до одной не подписанной. Я прочитала рецепт от каких-то шишек на коже — в нём использовались семена тмина и ещё какой-то ингредиент, который был мне незнаком. Там также был рецепт для загноившихся ран. И ещё один рецепт средства, способного… изменить нерождённого ребенка. Я, должно быть, неправильно его прочитала. Дальше шёл список ингредиентов, которые можно было жевать от зубной боли. Я снова перевернула страницу и замерла. «Дхита». Я произнесла это слово, почти уверенная в том, что оно означало «смерть». Зачем лекарю рецепт того, что может вызвать смерть?
Но затем я вспомнила о тех днях нашего путешествия, когда мы не могли нигде найти воду. Тогда смерть могла стать самым милосердным концом. Возможно, Альтаса помогала тем, кто чувствовал себя так же? Я вспомнила свой сон о птице со сломанным крылом, которую я убила кулаком. Вспомнила Сабру, которая умерла без боли. Могла ли смерть быть милостью?
* * *
Тени деревьев тянулись вдоль сада и прудов. Я закрыла глаза, увидев яркий оранжевый свет, который просачивался сквозь листья. Дверь Альтасы была раскрыта, когда я вернулась с базара, её трость стояла у стола, плащ висел на стуле. В коридоре было слышно бормотание, доносившееся из её комнаты. Должно быть, она опять разговаривала сама с собой.
Когда дверь громко закрылась за мной, я услышала шёпот мужчины. Дверь в комнату Альтасы распахнулась и снова закрылась, после чего она вошла в комнату, шаркающей походкой.
— Ты вернулась, — сказала она.
— Кто здесь? — спросила я, заметив, что она почти выпрямилась. Я улыбнулась ей. — Мужчина?
Она усмехнулась.
— Я слишком стара для этого! Мужчинам больше нравится в байтахире.
Альтасу так развеселил мой вопрос, что она рассмеялась и покачала головой. И я тоже не смогла сдержать улыбки.
— А где находится байтахира?
Она прищурила глаза.
— Я тебе недостаточно плачу?
— Альтаса!
Она снова рассмеялась, после чего села и вытянула ноги перед собой.
— Вашей спине лучше?
— Мои лекарства работают!
Она наклонилась вперёд и начала растирать колено.
— Так зачем тебе понадобилось знать, где находится байтахира?
— Мои друзья отправились туда, когда мы приехали. Чтобы найти работу и место, где можно остановиться. Я бы хотела их навестить.
— А у этих друзей есть имена, или это тоже секрет? — она поиграла бровями.
Я назвала их имена, а она рассказала мне, как добраться туда. Она сказала, что я могу сходить туда сегодня ночью, несмотря на то, что на рассвете мне надо было срезать тимьян.
— Вы и без меня справитесь с этой задачей, — сказала я, надевая сандалии.
— А зачем ещё я тебе плачу, если не затем, чтобы я могла сидеть и ничего не делать?
— Вы ничего мне не платите.
Мне платил дворец.
— Ты действительно лучшая работница, что у меня когда-либо была. Я ни черта тебе не плачу, и работаю меньше.
*