Осознав, что начинаю проживать уже двадцать пятый год своей жизни, я даже жевать перестала, и, кое-как проглотив кусок пирога, отложила остатки в сторону. Время летит быстро, и оглянуться не успеешь, как наберется год, как я здесь, а потом второй, третий… Все это время моя семья будет считать меня погибшей или, что еще хуже, похищенной и удерживаемой против воли.
— Что такое? — спросил Треден, заметив перемену в моем настроении.
— Да так… — вымолвила я, пряча взгляд, чтобы он не заметил, сколько в нем всего болезненного, и отшутилась: — Старею.
Треден удивил меня. Вместо того чтобы по своему обыкновению сказать что-то эйджистское вроде «Ну да, немолода ты уже, пора за ум браться», он весело заявил:
— Не боись, ты такая задира, что не доживешь до старости.
Я взглянула в его глаза-вишни, увидела в них мальчишеский задор и участие, и мне сразу стало легче. Несмотря ни на что, Треден остался добрым человеком, сочувствующим, а то, что он любит брюзжать, как столетний дед, не меняет того факта, что глаза у него молодые и красивые. Хотелось бы мне быть такой же, как он.
— Не хочешь стареть, — добавил он, — дерни Млада за хвост, и умрешь молодой.
— Вот это да, — протянула я с улыбкой. — Ты, оказывается, шутить умеешь!
— Ха! Так будешь Млада за хвост дергать?
— Нет уж, спасибо, предпочту стареть дальше.
— Как знаешь, Иринка!
Простое «Ира» Тредену не понравилось, и он теперь звал меня «Иринкой». В свою очередь, я перестала величать его полным именем и по-простому, как и Зен, называла Тредом. Это был новый этап наших отношений, которые я про себя называла «стайными».
— Заглядывай ко мне почаще, Тред, — попросила я.
Так он и стал ко мне подниматься каждый день, то утром, то вечером, в общем, когда выдастся свободное время. Флана отсутствовала практически целями днями, впахивая на кухне в наказание, и это было хорошо: я могла спокойно заниматься Младом. Ну, как спокойно… Это было нервное и напряженное ожидание его выздоровления, гадание «укусит-не укусит», можно ли подойти или нет, отреагирует ли он на команды… Ящик с песком волк без подсказок стал использовать по назначению, и пахучие производные своего организма закапывал усердно, так что не особенно то и пахло в комнате. Сама комната волка не особо интересовала, как и Флана, он довольно редко вставал и ходил, все больше спал, и активизировался только, когда заходил Треден: ему он и голову на колени клал, и носом тыкался, и обнюхивал нежно. Бородач радовался, что волчина идет на поправку, но еще больше его обнадеживало то, как спокойно он себя ведет.
Словом, кризис миновал, и мы могли выдохнуть.
— …Вазрага вчера отослали, — сообщил как-то Треден, почесывая Млада. Пользуясь моментом, я тоже поглаживала волка – при бородаче это было не так непредсказуемо. — Местные только об этом и судачат. Пока мы сидели в клетке да Млада нашего шили, мэза собрала мужиков в зале и при всех объявила, что Вазраг провинился и должен быть наказан. Снарядила его и вчера отправила в селение отдаленное, откуда жаловались на змея-людоеда. Змеи он ж опасные, особенно если человечинку распробуют, им тогда другого мяса не надо. Так вот Вазраг и должен змея-то отыскать в той глуши, пока он после зимы слабый да сонный, и убить. Дело это опасное, как и ловля гуи. Как добудет змея, может возвращаться.
— Что-то слабое наказание для того, кто на жизнь женщины покушался… В Ниэраде бы ему за такое голову оторвали.
— Мэнчи бы – оторвали, а ни-ов бы пожурили и только, — возразил Треден. —
Радоваться надо, что его, Вазрага этого, вообще наказали. Другим в назидание будет.
— Главное, что его нет, и воду мутить некому. Нам это затишье на руку.
— Это да. Это хорошо.
Проводя по жесткой волчьей шерсти пальцами, я спросила, делая тон нарочито нейтральным:
— А что Зен?
— А что он? — усмехнулся Треден, и почесал бороду. — У него гуенок. Учится у всадников делу-мастерству. В Ниэраде так и не стал всадником, а тут, в Мэзаве, на тебе, сразу, слету на обучение взяли. Может, и впрямь сделается человеком значимым, мечту свою исполнит.
— Ни разу не пришел Млада проверить, — с осуждением сказала я.
— Так далече ему, — объяснил Треден. — Птенец подрос, сейчас самое время выводить его от жилья подальше, чтоб волю почувствовал, ветра, еду добывать. Зен часто с ним уходит из крепости; не один, конечно, кто ж его одного пустит? Вчетвером уходят, всадники, гуи своих отпускают, и птенчик опыта набирается.
— Это все понятно. Но разок прийти проверить Млада он бы мог.
— Зен правильно делает, что не приходит. Зачем себя лишний раз дразнить?
— Дразнить?
— Все ты понимаешь. Он ждет, когда же ты позовешь его. Но ты ж у нас не женщина, а не пойми что, так что не дождется он. Потому и не приходит к тебе. Зачем зазря?
Под взглядом Тредена я не смогла ни возмутиться, ни возразить, и, увела взгляд в сторону. Неужели это так очевидно? Ладно Треден все понимает, но так и Вандерия сразу увидела влечение между нами, да и Флана уверена, что мы любовники. Непонятно все-таки… Со стороны Зена желания ясны, но я-то сама ничего не хочу… не могу… и не буду. Так что они все видят-то? Почему говорят о нас двоих, если только Зен источает, так сказать, сексуальные флюиды?
— Ему б мэзу хорошую, — лукаво глядя на меня, проговорил Треден. — Парень-то молодой, кровь бурлит. Ничего… Бают, что должны весной аж две прибыть, на смену прошлой. Состязания будут устроены меж мужиками, как у нас в ов-вене на ярмарках, чтобы эти новоприбывшие мэзы могли себе кого-то приглядеть. Если Зен пойдет, они точно на него глаз положат. Он у вас видный, плечистый, яркоглазый, а зубы какие! Все на месте и белые-белые! Еще и всадник будущий. Ух, облизнутся мэзы!
Я с подозрением взглянула на бородача. Мне кажется, или он намеренно мне все это говорит, чтобы я что-то предприняла и «призвала» Зена к себе в кроватку, пока меня не опередили другие женщины, которых здесь в скором временем станет на две больше?
— Отличная новость! — воскликнула я преувеличенно радостно. — Мэзы будут как нельзя кстати! Ты, кстати, сам будешь участвовать в состязаниях? Давно у тебя женщина была? Хочется, наверное?
Как я и предполагала, Тред сразу смутился и, быстро найдя повод, ушел.
Я закрыла за ним дверь, обошла лежанку Млада и, распахнув окно, стала слепо смотреть на горы.
Вандерия больше ничего от меня не требует, золото мне вернули, Вазраг отослан, а Млад поправляется. В крепость прибудут новые мэзы, и местным мужчинам будет, наконец, на кого переключить внимание; надеюсь, Зен заинтересуется новенькими и забудет обо мне. Зима кончилась, а значит, пора действовать и искать путь домой. Но как найти путь, если не видишь дальше собственного носа?
— Надо бы раздобыть очки, — вслух сказала я. — Как думаешь, Младушка, если я нарисую эскиз, сможет какой-нибудь местный мастер на все руки сделать мне по нему очки?
Волк ожидаемо не ответил, зато ветер дунул мне в лицо. Это был холодный, но уже не ледяной ветер, ветер весны, ветер надежды, и я улыбнулась, сочтя это за благоприятный знак.
Глава 11
Я долго провозилась, вырисовывая на бумаге двояковогнутые линзы для очков, оправу, крепления, и то, как это все должно собраться и в итоге выглядеть на лице. Дело осложняло то, что я мало знаю о том, как именно создаются линзы для очков и подбираются диоптрии для коррекции, из каких материалов, по какой технологии. Удовлетворившись, наконец, своими набросками, я стала упрашивать Флану отвести меня в город к какому-нибудь мастеру, который способен делать всякие разные штучки из стекла.
Всадница не горела желанием мне помочь, она меня морозилась и почти не разговаривала. В ответ на мою просьбу она вяло проговорила:
— Работы на кухне много. Нет времени.
Я вздохнула. Первое время после рокового происшествия с Вазрагом я не предлагала Флане помощь на кухне, потому как все мои мысли были заняты раненым Младом, а как только волк начал выздоравливать и у меня появилось время помогать, она мне начала категорично отказывать. Я в ее глазах стала предательницей, «нормальной» женщиной, которая, как она ошибочно считает, не может жить без мужчин. Хотя до этого она буквально порхала от радости, что мы теперь живем вместе, и даже когда мы ругались из-за того, как что устроить в комнате, она была счастлива и смотрела на меня почти влюбленно. Она и Млада-то притащила в крепость, потому что очень-очень хотела меня, якобы «пустую», «неполноценную» женщину, порадовать. Но стоило ей разок увидеть невинную сцену, как мы с Зеном банально лежим вместе, греясь, так ее дружеская влюбленность легко обернулась недружеской холодностью, и я никак не могла пробиться через этот ледяной панцирь. Всю ее одежду я привела в порядок, барахло в комнате разобрала, саму комнату вылизала, так что теперь она выглядела очень даже уютно, Млад никакого беспокойства не доставлял, но, так сказать, «погода в доме» оставалась пасмурной.
