просто так дать вам уйти не могу. Оставьте мне, пожалуйста, номер, по которому я смогу позвонить и исправить то отвратительное впечатление, которое я сейчас произвел».
Она врала напропалую.
– И что дальше?
– Дальше ничего, я дала ему номер, – нахмурилась Инга.
– Понятно, – недобро бросил Виталий.
– Ой, ну что тебе понятно! Если этот тот самый Барановский, можно договориться об интервью, да и вообще у него знакомств полно. Мне, знаешь ли, тоже не улыбается до конца жизни про кошачьи выставки рассказывать. А если только похож, то и не о чем с ним разговаривать.
– Ну конечно, – в голосе Виталия появился до сих пор незнакомый ей металл. – Если парень не знаменитость, если не может протащить на себе куда-нибудь повыше, о чем с ним разговаривать?
Ну вот, начинается. Она ему про одно, он ей про другое.
– Нет, если парень начинает врать тебе с первого слова, даже о своем имени, и пытается выдавать себя за кого-то другого, то он точно не стоит моего внимания, и вообще может быть опасен. Что с тобой сегодня?
– Ничего, извини.
Извинения выглядели искренними, словно бы он понял, что и правда перегнул палку.
– Ну и при чем тут пленка?
– Как при чем? Вдруг бы он мне позвонил. А я бы не знала, что ответить. Если Барановский, надо договориться о встрече. А если его неудачная копия, то вежливо отказаться. А как узнаешь? И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Ну, послушай, если бы я знала, что там такая ерунда произошла, разве бы потащилась к тому охраннику просить пленку?
– Ну не знаю, может, пока его отвлекала, что-нибудь с техникой сделала. Запись-то испорчена… – вряд ли он сам верил в то, что говорил.
– Угу, я же Коперфильд. Что мне стоит, в несколько секунд найти нужную запись и ее испортить. Но даже если бы я умела нечто подобное, провернуть все равно бы не смогла: когда я пришла, охранник сказал, что запись уже в полиции. Так что, как ни крути, но я здесь ни при чем.
Она перевела дыхание. Вроде бы версия получилась нелепой, но вполне правдоподобной.
– А откуда ты так много об этом знаешь? Обычно полиция вопросы задает, а не рассказывает, что и как кому попало.
– Знакомый у меня в розыске, – вздохнул Виталий. – Ведет это дело.
Инга смотрела на него выжидательно: и что теперь он будет делать.
Просить его, чтобы он стер ее фотографии с флешки? Нет, ни в коем случае, потому что так он станет соучастником. Правда, непонятно, соучастником чего, но все-таки врать полиции – себе дороже.
– Ну что ты так на меня смотришь? Врать полиции – себе дороже, – повторил ее мысли Виталий. – Допустим, не найдет тот охранник тебя на фотографиях. Но первый же репортаж с твоим участием, который он увидит по «ящику», – и вот он уже радостный звонит в полицию рассказать, что у него не глюки, а таинственная барышня существует.
Инга кивнула: тут он прав.
– Говорить с полицией в любом случае придется. Вполне возможно, что парень, который брал твой номер, и есть убийца.
– Хорошо, – согласилась она. Общаться с представителями органов, ей, конечно, не хотелось. Но, похоже, другого выхода не было. – Послушай, ведь мы с тобой выходили буквально минут через десять после этого, и перед рестораном никого не видели.
Виталий кивнул:
– Да, мужика нашли за углом, не там, где камеры. Но если бы запись была, могли бы увидеть, с кем он туда пошел. А так, думаю, все-таки это кто-то из охранников.
– Вряд ли, – Инга пожала плечами: она-то точно знала, кто порешил несчастного алкаша, но если начать рассказывать историю об испаряющихся духах, охотниках и старушке, спасшей ее от смерти и попутно одарившей какой-то неведомой силой, вряд ли подозревать ее станут меньше. – Вот, допустим, я охранник, и надо мне убить человека. Уж точно я не буду делать это перед самыми камерами, чтобы потом стереть запись и стать самым-самым подозрительным.
– Тоже верно, – легко согласился Виталий и посмотрел на часы, – мне пора. А ты с ними обязательно поговори… Например, вечером. После работы. Я могу все устроить.
* * *
Врать правоохранительным органам нехорошо и утомительно. Трудно врать тому, кто на своем веку лжецов выводил на чистую воду пачками, и куда более профессиональных лжецов. А ее версия, придуманная в считанные секунды… Эх!
Единственное, что, пожалуй, спасло ее от краха – это знакомство оперативника с ее приятелем. Допрашивали ее не особо жестко. И посматривал молодой опер на свидетельницу скорее с интересом, как на девушку друга.
– Неужели настолько вам понадобилась та запись, что вы не поленились утром после вечеринки пойти ее добывать?
– Конечно, – Инга смотрела на него широко раскрытыми чистыми глазами. – Если это был артист, с ним можно интервью сделать или еще о чем-то интересном договориться по работе. А если проходимец, то не о чем с ним разговаривать! И вообще у меня парень есть.
Она покраснела совершенно искренне, не оттого, что ей неловко было признаваться в наличии парня, а от того, что прикрываться Виталием было совсем некрасиво.
Опер с улыбкой поблагодарил ее за содействие, показал, где подписать, и отпустил восвояси.
* * *
Инга пришла домой уставшая настолько, что даже сил дойти до холодильника и соорудить себе бутерброд не было. Конечно, своей нелепой выдумкой она доставит актеру несколько неприятных секунд, зато Стасу сделала доброе дело. Всем известно: Барановский – парень широкоплечий, с крупными чертами лица и квадратным подбородком. В общем, совсем не тот типаж.
Конечно, Стасу об этом надо бы рассказать. Но как?
Впрочем, он обычно оказывался в курсе всего, что с ней происходило, так что можно было ожидать, что он объявится в ближайшее время. Черт, а ведь и правда!
Инга глянула на себя в зеркало, пригладила рукой волосы, вздохнула и, как ни тяжело ей было подниматься с дивана, все-таки встала.
Умылась, собрала непослушные волосы в хвост и нацепила на себя платье, хлопковое, домашнее, но
