Минут через пять результатов добиться удалось, взгляд его стал осмысленным, сначала Райн осмыслил зеленокожую, потрепал ее по голове, потом улыбнулся мне:
— Вайра… — потом, видимо, мозги Льянса пришли в относительный порядок, если считать это порядком, улыбка заменилась пренебрежительно-презрительной усмешкой: — Вайралада Эргон, — взгляд задержался на пластобое. — Во всеоружии.
Этап, когда меня могло ранить чье-то презрение, остался позади. Его было много, презрения, не высказанного словами, на это мало кто осмеливался, но легко читаемого в глазах, в брезгливо искривленных губах, в демонстративном нежелании показать давнее знакомство. У тугдолантцев. У киллитенсцев. У орков и гномов. Предателей одинаково не терпели везде. Я научилась пропускать все это мимо себя, закрываться, отстраняться. Больно было одно — представлять, кем считает меня Лефлан, что он чувствует при очередном генеральском психонатиске. Мои же чувства… Я не имела на них права. Вот только они о правах не спрашивали. Я не хотела, чтобы Леф поверил в предательство. Никакая физическая боль не шла в сравнение с этой.
Презрение Райнара было неприятно, но выдержать его я могла, и понять могла. Если он знает…
— Сколько они проспят?
— Переживаешь? Боишься остаться без хозяев? Не переживай, проснутся. А Мэлика — нет. Как она… уходила? Ее долго… мучили?
Знал. Недавно узнал и еще не научился жить с этим знанием, судя по паузам, по горечи в глазах и интонации. Страшная потеря не зарубцевалась, зияла открытой раной, терзала памятью, молила о помощи, о капле другого знания, что Мэла ушла за Грань быстро, без страданий.
Мэлавиату раскрыли год назад. У нее была одна из самых удачных легенд в сложившихся условиях: «светляк» при втором штабе чиниковской армии. Работала Мэла безупречно, никому из штабных в голову не пришло в чем-либо подозревать невзрачную, неумную и, главное, глухонемую женщину. Примелькавшуюся до абсолютной незаметности, до беспрепятственного входа в любые помещения, до бесконтрольного доступа к любым документам. Прочесть их она не могла, снять кальку — легко. Нелепая ленточка в волосах, постоянно сползающая на лоб. Что может быть естественней, чем ее поправить?
Почти идеальный вариант и наиглупейшее стечение обстоятельств. Какая-то приштабная дрима закатила истерику из-за потерянного браслета, обвинив в воровстве всю обслугу разом. Ее постельный сослуживец немалого звания на разбирательства и поиски пропавшей цацки настроен не был, а для успокоения подруги запер всех гражданских до утра в бараке гауптвахты. К утру браслет отыскался, всех выпустили. Кроме Мэлы. Запас антикрионила в граничащем с бараком складе за ночь вытянул всю магию из нее и артефакта иллюзии.
Большего я не знала, лишь это, что удалось понемногу вытащить из Диникса и Мустила, без имен и званий. И то, что видела сама, на ее допросах.
— Нет. Допрашивали, но не пытали.
— Лжешь.
Редко кто способен совместить несовместимое. У Райна соединились полная безнадежность и отчаянная надежда. Я понимала, что теряю время, что так и не знаю, сколько его у нас, но и что Райнар уперся и ни о чем другом говорить не станет, тоже понимала. И совершенно не понимала, как его в таком состоянии отправили на задание. Не видели, что Льянс вот-вот сорвется?
— Нет. Рассчитывали получить еще одного переводчика.
Планы обзавестись переводчиком в Киллитенсе вынашивали постоянно. И что способность от насилия теряется, знали. Проверили опытом в первые годы войны. Одного не смогли определить — высоту болевого порога, за которой дар пропадал, слишком разнилась она у всех… проверенных. Что у меня порог относительно высокий, к сожалению, знали, после общения с осоровцами. Потому генерал позволял себе выходки типа вчерашней, не часто, но регулярно, чтобы не забыла ненароком: моя жизнь в его власти. А с другими не рисковали. Если удавалось взять кого-то с подозрением на способности, запугивали, уговаривали, шантажировали, но физически дальше нескольких пощечин не шли. И айш не трогали по той же причине, слишком ценный ресурс, чтобы его терять. Правда, привилегия распространялась лишь на женщин, на том же опыте знали, что мужчины-айши в любой момент свой дар сами выжгут, и на весь свой пыточный ассортимент не скупились.
— Мэлика не умела переводить. Ни говорить, ни читать.
— Не умела. А ты? Почему ты говоришь?
— Вайра, — мое имя он протянул с изрядной насмешливостью, той, давней, из времени нашего детства, и тут же поправился, насмешливость, впрочем, сохранив: — Вайралада, нельзя же так примитивно. Это даже хорошей попыткой не назовешь. Одно слово — недоучка. Ты серьезно ждешь, что я тебе все выложу?
— Не жду. Предлагаю обмен информацией.
— Добавь еще «по старой дружбе», — насмешливость исчезла, Райн взорвался: — Кюррис бэс! Ты могла ей помочь?
Тогда — нет, не могла. Только сообщить о провале на ближайшем сеансе связи. И испортить артефакт-ленточку. Совершенно случайно, конечно же. Спецы отдела артефакторики в принципах его работы и в принципах возвращения высушенной антикрионилом магии разобраться не сумели, хватались за любую ниточку. Почему бы им ту ниточку не показать было, напомнив, что артефакты, попробовавшие силу айш, с прочей магией не работают? Рисковала? Да. Они могли снять браслеты с Мэлы, дать ей восстановиться и заставить саму оживить свою ленту. Если бы смогли заставить. Лаод молчала до меня, молчала при мне, ни слова, только ненависть во взгляде не скрывала, и они, в отличии от меня, рисковать, дав ей возможность восстановиться, не рискнули. И я выполнила приказ генерала, подпитала кружевную полоску ткани. Совершенно забыв, а может, не знав, что все артефакты лаборатории Манжура, настроенные на ментальную связь с владельцем, стороннего вмешательства не признают. Артефакт без Мэлавиаты уже был бесполезен, но мог найтись какой-нибудь умник, излишне хорошо разбирающийся в векторных плетениях сплавленных потоков, и засекреченная тугдолантская разработка стала бы достоянием Киллитенса. После моей подпитки в обычной ленте, под завязку напоенной магией, найти можно было разве что средство от головной боли. Это не я позаботилась о спецах, это манжуровцы вложили компенсационный эффект. Из сострадания, наверное.
Рассказать обо всем Льянсу? Хотела бы. Не могла. Да и спрашивал он не о такой помощи.
— Нет, Райнар.
— Нет… — повторил он, вдруг успокоившись. — Нет. Ну, нет, значит, нет. Что ты говорила про информацию? Заинтересуй меня, Вайралада. Я подумаю. На чувство долга не дави, долг у меня один, сегодня начну оплачивать, — и на орочьем велел зеленокожей: — Принеси.
Та словно только и ждала этого, метнулась за деревья. А у меня сложилась нескладывающаяся картинка, невозможная в исполнении, но исполнившаяся в реальности.
— Ты не на задании, так, Льянс? Никто не знает, что ты здесь.
— Почему же? Я знаю, ты знаешь… Мэлика знает. Как в старые времена.
— В те времена ты бы добавил «Мрачнюга поднебесная».
— Помнишь, — как само собой разумеющееся констатировал Райн. — Сразу узнала. Почему не сдала? Про дружбу промолчи, ладно? Противно слышать от тебя.
— Они не проснутся? — про остальное промолчала, сам же предложил, а выяснить что к чему было необходимо.
— Как ты за них волнуешься! Понимаю: звания, награды, почести… Не хочется терять. Да, Вайралада? — он демонстративно сплюнул. — Проснутся. Убить во сне… легко. Слишком легко для них. Нет, я хочу, чтобы знали, за что.
— Из тех, кто был в Найдоле здесь только Сурдив.
— Только? Он был единственным слабым местом в операции. Добраться до хлитова дерьма я бы не смог, сам приполз. Или Мэлика помогла. Ты веришь, что они оттуда нам помогают?
Нет. Я запретила себе в это верить. Тому, кто ходит по Грани, опасно верить, что помощь придет из-за нее. Но мои вера и неверие сейчас не имели никакого значения. Значение имело выяснить сколько у нас времени, о чем Райн упорно молчал, и что творится с ним. А с ним творилось что-то неладное, непонятное. Бледность, осунувшееся лицо, тени под глазами — это все было объяснимо, как и недавний обморок. Льянс за последние дни растратил столько сил на ментальные нити, минирование гарнизона и все прочее, мне не известное, что истощение резерва было абсолютно закономерно, но истощению никогда не сопутствовало то, что я сейчас наблюдала.
