— На покос? Значит по осени княже гостить изволил? — вслух произнесла я.
— Да, так же гости приезжали, сам великий князь приезжал с племянницей жены своей. Думали, что свадебка не за горами, так она на молодого князя зыркала, глаз не сводила, — увлеклась девочка.
Зыркала значит? Ну, ну! Начала злиться я.
— Ой, что это я лишнее болтаю! Мне же мерки с вас снять надо, да к портнихе бежать! Девочка помогла мне подняться, какой-то веревочкой обхватила мне талию, завязала в нескольких местах узелки и выбежала из комнаты.
Я осталась одна, делать было нечего, подошла к корзинке и начала складывать тряпицы. Минут через двадцать вернулась Лукерья, сообщая веселую новость, что на днях прибудет великий князь с женой и её племянницей, на кухне уже получили распоряжения. Да и портнихе дали срочный заказ, поэтому та дала нижние юбки немного больше, но с пояском, — чему-то радовалась девочка.
Для меня новость радостной не была, как-то не хорошо на душе сделалось, не к добру всё это подсказывало мне седьмое чувство.
— Ну чего вы расстроились? Глядишь в этот раз женится княже, говорят он невесту уже нашел, только пока её никто не видел, может врут, а вот племянница у молодой княгини, словно из сказки: брови чернявые, косы пунцовые, губы алые, щёки румяные, да и подержаться есть за что.
Я совсем сникла, но решила узнать:
— А почему ты думаешь, что нет невесты у молодого князя?
— Да разве — шь она его одного оставила, знамо дело крутилась где-то рядом. Князь, конечно, не лучше, чем мой Гриша, но хорош, — задумчиво протянула она, а затем добавила, — наши девки, конечно, не девицы заморские, но тоже своего не упустят.
Меня словно кипятком ошпарило! Я подскочила и, глядя прямо в глаза, прошипела:
— А я кто по-твоему?
— Так, гостья… — немного бледняя, начала девочка, а затем бросилась на колени и зарыдала:
— Простите, госпожа, не признала…заклинаю вас матушкой Землей, простите дуру неразумную…
Было ясно, что девочка где-то это видела, потому что слышать причитания старой бабки из уст ребенка было дико и смешно.
— Ну, полноте, вставай, хватит рыдать! — начала поднимать её я.
— Не признала, не признала…Вы такая взрослая, думала, гостья…
— Да, как же это мы вас пропустили? — оторопела Лукерья.
Я лишь рассмеялась в ответ.
Глава 32
Прошло три дня, за это время Велесов заходил пару раз, спрашивал, как состояние и с непроницаемой миной удалялся обратно.
Мы с Лукерьей сроднились за эти три дня, она мне сильно помогала: кормила меня, помогала менять юбки, тряпки, водила в баню. Ходила за отварами, приносила еду. Носилась со мной как с детём малым, и между делом, развлекала меня рассказами о бабке-чудеснице, которая жила в лесу, помогала всем девицам. Особенно мне запомнилась про косы Русалины:
Жила была девица-красавица. Посватался к ней жених, не простой, а потомок самого Солнца. Приглянулся он девушке, да и она была не проста, решила испытать его, отправила за подарком чудным в далекие земли. Жених сдаваться не собирался, решил во чтобы, то ни стало добиться невесты и отправился в путь. В это время засуха стояла, и решили в деревне отдать Русалину зверю несносному в обмен на дождь и урожай. Девица прознала про это и побежала к бабке-чудеснице за советом, та предложила обрезать косы, а как жених подарочек заветный принесет, вернуться к ней снова. Долго Русалина не могла решиться, но поддалась, обрезала косы. Как увидели люди, что она натворила, так и заперли в избушке, чтобы света белого не видела. Долго девица пробыла взаперти, только на третьи сутки жених вернулся. Вызволил её из темницы, глядь, а кос-то и нет. В подарок он ей принес гребешок заморский, чтобы всегда она волосы свои расчесывала и о нем вспоминала. Погоревал маленько, а всё-таки не отступился, замуж решил взять. А Русалина перед самой свадьбой, как бабка и сказывала, пришла к ней с гребешком. Та пару разочков её причесала, косы-то и отрасли. Вот говорит, подарок твоему мужу, за любовь его и терпение.
Как Лукерья рассказала мне эту историю меня просто распирало от негодования:
— Что в этих косах такого? Разве за косы любят?
— Как же госпожа? Если кос не будет, то какой же молодец на тебя глянет, подумает, что прокаженная какая, или ещё хуже…
— Вот у меня же нет, я не переживаю! — начала я.
— Что же это с вами случилось? Тоже зверю хотели отдать? А вы и обрезали? А княже вас спас, и худая вы вон какая, точно! Вам бы такой гребешок, — впечатлилась девочка.
— Какой гребешок? — не поняла я.
— Ну подарок чудодейственный! — продолжала она.
— А подарок…
Девочка тут же оживилась и спросила:
— А что вы у княже попросили, когда он сватался к вам?
— Сватался? Да не сватался он ко мне, просто руну нарисовал и всё.
Девочка удивилась. И я поспешила развеять её фантазии, вдруг опозорю Велесова:
— Терем, серьги, туфельки.
— Ну, вот, а говорите не сватался! — хихикнула девочка.
В дверь постучали, я по привычке сказала:
— Войдите.
Дверь отворилась, на пороге стоял Вольгович. Выглядел он хорошо, переоделся, расчесался, ну точно жених на выданье.
— Чем обязана такой чести? — с улыбкой произнесла я.
— Вижу и ты, в полном здравии! — хихикнул он.
— А что со мной станется? — продолжила эту игру я.
— Да жених твой, как в воду опущенный ходит, я уже подумал не при смерти ли ты! — уже более серьезно начал он.
— Что вы, что вы! — оживилась девочка.
— Да ладно! — махнул на неё рукой Вольгович, и продолжил, — помощь твоя нужна, собирайся, только быстро, а то знаю я вас! — пробарабанил Ермил и вышел за дверь!
Ну, вот поставил перед фактом, и выпутывайся как хочешь! За эти три дня, я никуда не выходила, только ранним утром, да поздней ночью в баню, чтобы меня никто не видел и не сочинил небылицу поинтереснее тех, что мне Лукерья рассказывала.
Собираться мне особо и не надо было, конечно, я ходила не в тех одеждах, что мне Велесов подарил. Наряд мой был достаточно прост, но не менее удобен. Рубаха свободного кроя, по верх которой надевалось четыре юбки из темной бордовой ткани. На ногах вязанные тапочки, похожие на те, что я носила в семинарии. Лукерья предложила накинуть платок, чтобы прикрыть рубаху. И я её понимала, ведь нижнего белья не предполагалось, и контуры груди хорошо проглядывались. Первое время отсутствие нижнего белья мне приносило сильный дискомфорт, но потом появилась какая-то легкость, ничего не пережималось, не мялось и не врезалось, а в качестве держателя для мои тряпочек использовался специальный ремешок, сначала я была в ужасе, когда его увидела, но потом привыкла.
Я накинула платок и вышла, Вольгович хихикнул:
— Долго платок выбирала?
Я хихикнула в ответ:
— Конечно, что же я перед гостем дорогим в дурном виде явлюсь, позор мне, да жениху моему.
Вольгович оборвал эту игру и перешел к делу:
— Иди за мной. Узлы, которые ты завязала, оказали благоприятный эффект. Надо бы помочь мальчику, завязать ещё.
Я хотела сказать, что сил может не хватить. Но Вольгович рыкнул:
— Не переживай! Я подсоблю!
Он, что мысли читать умеет.
Шли мы не долго, на встречу нам попались несколько женщин да мужчин, которые прислуживали при доме. Меня явно не узнали, но заинтересованные взгляды бросали.
Вольговича с мальчиком разместили в противоположной стороне терема, комната была больше, но обставлена почти также: две кровати, пара сундуков, дубовый стол со стульями. Мальчик сидел за стулом, и что-то писал на бумаге. Но стоило мне зайти, он тут же оживился, обрадовался. Залепетал на своем языке, но я ничего не понимала, он расстроился и продолжил писать.
Вольгович посмотрел на нас, а потом настороженно сказал:
— Как ты уже поняла, лучевая болезнь выжигает Donum, и когда ты перевязала клетки мутагенов, они стали расти, мальчику становилось лучше, но остались и разрывы. Он не может говорить на своем языке, трансформироваться, не слышит своих собратьев, не видит миров.
