— Думаешь потянуть время, чтобы медленно их уничтожить? — сразу предположил Чан Гэн.
С одной стороны, они заявят о желании начать мирные переговоры, что обнадежит измотанного противника, который рассчитывал на счастливый случай, и, возможно, приведет к раздору в его рядах. С другой же, будут выдвигать невыполнимые требования, провоцировать небольшие пограничные стычки и постепенно вытеснят врага с занимаемой территории. Таким образом они смогут поднатаскать своих солдат и, когда придет время, северный фронт будет в полной боевой готовности, а недавно основанный флот в Цзянбэе получит достаточно опыта, чтобы все вместе они могли нанести решающий удар на юге.
— М-м-м... — протянул Гу Юнь. Позволив Чан Гэну за руку увести его в маршальский шатер, он с улыбкой утер ему лицо: — Ваше Высочество, у вас грязь на лице.
Чан Гэн мгновенно растаял от проявления нежности, но не потерял бдительность. Ему показалось, что это не предвещает ничего хорошего.
Разумеется, он не ошибся. Они сели рядом. Гу Юнь крепко сжал ладонь Чан Гэна и, продолжая поглаживать его руку, признался:
— Есть кое-что еще.
Чан Гэн приподнял бровь и равнодушно на него посмотрел.
Продолжая сжимать его руку, Гу Юнь накрыл тыльную сторону второй ладонью, а затем наклонился и поцеловал кончик его порезанного пальца.
— Мне нужно потянуть время, чтобы зачистить северную границу.
— Хочешь вернуться обратно на северную границу?
Гу Юнь кивнул.
— Когда? — спросил Чан Гэн.
— ...В ближайшее время.
Это означало, что он может уехать в любой момент — все зависит от действий Запада на фронте и ущерба, нанесенного флоту Великой Лян в Цзянбэе. Если Гу Юню покажется, что ситуация на северном берегу стабильна, он уедет этим же вечером. Если поймет, что где-то лучше поменять тактику, а войска переместить, то ночью отдаст распоряжения, а рано утром отправится в путь.
— Что ты планируешь делать? — спросил Чан Гэн. — Будешь постоянно разрываться между двумя концами страны?
Гу Юнь молча посмотрел на него с виноватым видом. Похоже, он и сам прекрасно все понимал.
Вдруг его накрыло чувством вины из-за того, что он подвел Чан Гэна. Когда они ехали в Западный край Гу Юнь поклялся Чэнь Цинсюй, что даже если Чан Гэн вдруг лишится рассудка, он будет до последнего дня о нем заботиться. Но в последнее время он все чаще стал беспокоиться о том, что у него не хватит сил сдержать свое обещание. Гу Юнь не страшился ни болезней, ни старости, ни смерти. Траурный зал, где лежало тело генерала Чжуна, находился совсем неподалеку. До Гу Юня запоздало дошло, что все его учителя — и неважно, были ли они к нему добры или жестоки — теперь мертвы. И прославленных героев не минует эта участь. Гу Юнь не просто зря переживал, а понимал, что никто не вечен. Наступит день, когда он не сможет больше защищать маленького безумца. Кроме того, порой ему казалось, что вместо того, чтобы заботиться о Чан Гэне, он только добавлял ему новых поводов для переживаний.
Молчаливое извинение Гу Юня привело Чан Гэна в растерянность. Поначалу он не знал, что и думать. Впервые за долгое время ему показалось, что в сердце образовалась дыра и кровь фонтаном хлынула наружу.
У него было тяжело на душе, но приходилось изображать счастливую улыбку.
— Ладно, — легкомысленно бросил Чан Гэн. — Не переживай. Ты нашел мои чертежи в своих личных вещах? Уже скоро... Кто знает, может, даже после того, как ты разберешься с варварами, закончится строительство железной дороги для паровозов. Ты в это веришь?
Чан Гэн заставит весь мир склониться перед Великой Лян. Быть может, три батальона Черного Железного Лагеря к тому времени будут заняты только патрулированием Великого шелкового пути или отправятся возделывать залежные земли вдоль пограничных территорий. Тогда у верховного главнокомандующего появится много свободного времени — можно распивать виноградное вино на границе или вернуться в столицу и переругиваться с птицей. Больше никаких срочных поездок или переутомления.
— Всего одно небольшое сражение и ты выбился из сил? — вырвалось у Гу Юня. — Лучше придумай, как вернуть свой пост в Военном совете.
Чан Гэн склонился к нему и спросил:
— Если мне удастся это сделать, как ты меня вознаградишь?
— А что ты хочешь? — Гу Юнь решил проявить великодушие.
Обдумав его предложение, Чан Гэн наклонился и тихо что-то прошептал Гу Юню на ухо.
Неведомо, что за бесстыдное желание изъявил Его Высочество Янь-ван, раз даже полуглухой Гу Юнь возмутился.
— Да иди ты! — ругнулся со смешком.
Это было первое, что услышал господин Яо, когда пришел доложить об обстановке в гарнизоне после окончания сражения. Яо Чжэнь растерялся и переспросил:
— Куда великий маршал меня посылает?
Чан Гэн беззаботно скрестил руки за спиной, лицо его оставалось совершенно непроницаемым. После чего он выпрямился и замер — само воплощение благородства и сдержанности.
Но когда Гу Юнь заговорил с Яо Чжэнем, в поведении Чан Гэна произошла резкая перемена: любезная улыбка померкла, а лицо помрачнело.
«У меня мало времени», — подумал Чан Гэн.
В итоге Гу Юнь задержался еще на день: составил компанию Чан Гэну, когда тот отправился зажечь благовония в память о генерале Чжун Чане, и съел миску горячей каши, приготовленной Чан Гэном в маршальском шатре. Он привычно поворчал из-за того, что в кашу добавили овощи, заявив, что не желает превратиться в овцу. Правда, ворчание это проигнорировали. Если бы он был овцой, то съел бы все, не жуя.
На следующий день ранним утром Гу Юнь спешно отправился на северную границу.
Когда он прибыл на место, то обрадовался, узнав, что Шэнь И сумел выстоять против варваров и защитить северную границу.
Безумие Цзялая Инхо лишь приближало закат восемнадцати племени. Как и предсказывал Гу Юнь, после четырех-пяти дней ожесточенных сражений наступление варваров сильно замедлилось. Молодой и многообещающий генерал Цай до последнего преследовал разгромленного противника, и ему удалось сравнять с землей одну из его ключевых позиций. Внутри было пусто: они нашли лишь жалкие остатки догорающего цзылюцзиня.
Размахивая руками и ногами и брызжа слюной, Цао Чунхуа заявил:
— Раз Цзялай атаковал нас, то ему удалось вырезать или арестовать мятежников. Но для ведения боевых действий нужны люди. Он не стал бы убивать всех своих солдат. Скорее всего, наказали только зачинщиков мятежа в назидание остальным. Но кто знает, вдруг восстание вспыхнет вновь.
— Тогда нужна лишь удобная возможность, — сказал Шэнь И.
— Верно, — согласился с ним Цао Чунхуа, — генерал Цай как-то делился со мной, что до начала войны некоторые варвары обменивали цзылюцзинь на припасы. Он обратил на это внимание и тайно отслеживал подобные торговые операции, тщательно все записывал и даже составил портреты тех, кто часто промышлял контрабандой среди варваров. Я недавно проглядел их и встретил там знакомое лицо.
Цао Чунхуа достал из рукава простенький, свернутый в свиток рисунок, развернул его на небольшом столе и показал пальцем на изображенного там человека:
— Этот человек служит Цзялаю Инхо, в том числе присматривает за лошадьми. Я лично с ним знаком. Этот темник [1] часто злоупотреблял властью, прикрываясь именем Лан-вана... Народ восемнадцати племен устал от многолетних войн, не думаю, что вожди восемнадцати племен — единственные, кто недоволен политикой Цзялая Инхо. Мне кажется, этим можно воспользоваться.
— Насколько ты уверен в этом? — спросил у него Гу Юнь.
Цао Чунхуа кокетливо на него посмотрел и поцокал языком:
— Все зависит от того, насколько щедро великий маршал меня вознаградит.
Про себя Гу Юнь подумал: «Если бы его в детстве отдали мне на воспитание, я давно бы выбил из него эту дурь».
В итоге, он решил, что чего глаза не видят, того душа не ведает. Он лишь отмахнулся, чтобы этот обольститель Цао Чунхуа убрался восвояси.
Не успел Шэнь И спросить, в чем заключается его план, как солдаты доложили о прибытии Чэнь Цинсюй.
