уж думал… я думал это ты там бежишь.
– Это был Лионель, – сказала я, прижимаясь к его груди.
– Я понял это.
– А король? – Мрачно спросил Омерль. – Он тоже заметил подмену?
Принц отстранился от меня, и послал Омерлю серьезный взгляд.
– Да. Скорее всего. Это быстро стало очевидным.
– Тогда нам стоит опасаться, – сказал Омерль, – король не стал вмешиваться в вашу с герцогом битву, он показал свое благородство, так же, как и вы. Но ничто не мешает ему напасть на нас в дороге, там, где никто не увидит. Учитывая, что мы увозим его королеву, именно так он, скорее всего, и поступит. Возможно, Амину безопаснее будет везти другой дорогой.
– Амина поедет со мной, – нахмурившись сказал принц.
Омерль поспешил согласиться.
– Хорошо, но только не на одной с вами лошади.
– Я не умею ездить на коне! – воскликнула я, и Омерль выразительно глянул на Тамино, снова, как тогда, когда шла речь о нашей с принцем свадьбе, призывая его меня усмирить.
Но он жестоко обломался, потому в этот раз Тамино был на моей стороне.
– Амина, ты поедешь со мной, я больше тебя одну не отпущу.
И это было таким облегчением!
– Хорошо, – Омерль сжал губы, – по коням, ваше высочество. Надо торопиться.
И снова начались эти скачки/стычки… Этот кошмар реалий средневековой жизни, от которого я так устала. Я так устала бояться и за себя и за Тамино, что просто вцепилась руками в его плечи и закрыла глаза, надеясь, что пронесет, что еще чуть-чуть, и все закончится, мы ускачем от врагов, прискачем в спокойное место, и останемся там с ним навсегда.
И, может, так оно и случилось бы, если бы не Омерль. По крайней мере, мне хочется так думать. Конечно, он спасал принца… Да и вообще, Омерль ведь не обязан был меня любить и защищать, без сомнения Тамино был ему во сто крат дороже, какой-то там бывшей наложницы Амины. Но обо всем по порядку.
Итак, сначала была просто скачка, но очень скоро нас стали преследовать люди короля. Мы пытались уйти – но они догоняли, и тогда Омерль героически воскликнул: « Я задержу их!» и, вытащив меч, кинулся в бой, предварительно крикнув Тамино – «Встретимся у родника!»
И Тамино повез меня прочь от битвы, дальше, в горы, в лес, в тишину. Мы скакали и скакали, и никто уже нас не преследовал, и я тогда думала, что вот ведь, как я ошиблась в Омерле, этот коварный интриган, оказывается, умеет быть благородным. А потом был родник, и мы сидели там и ждали Омерля, или, хотя бы, кого-то из его людей с вестью о том, жив ли он, в плену ли, и где, если что, его искать. И дождались. Омерль явился в сумерках. Один. Раненый. Он еле держался в седле.
– Принц… – прошептал он, – принц, я спас вас… Воды… Амина, воды мне!
Вода была внизу. Родник был у горы, и над ним была удобная для обороны площадка, своего рода естественная башня. На ней Тамино и разбил лагерь. Там тоже была вода, но она стекала грязными струйками, чистый же родник бил внизу, и до него было всего несколько шагов. И пока принц перевязывал раны Омерля, я побежала вниз за водой – делов-то, спустится и подняться, мне несложно, а раненый хочет пить.
И я спустилась, и зачерпнула воды в серебряный кувшинчик…
А в следующий момент кто-то зажал мне рот рукой, кто-то схватил меня, и посадил в мешок, меня ботало и крутило, меня било от отчаяния, меня даже затошнило, а веревки резали мне кожу. Вокруг меня была лишь бесконечная чернота, она длилась и длилась, и я то ли погрузилась в забытье, то ли потеряла сознание.
Итог был предсказуемым. Очнулась я в своей комнатке-в-башне, только на этот раз на окно было забрано мощной железной решеткой. Рядом была Марта. Она гладила мне волосы, и старалась утешить. Своеобразно, конечно.
– Это Омерль вас предал, – сказала она мне,– не принц, не думайте. Омерль договорился с солдатами, что они дадут принцу уйти, если он устроит ваше похищение.
Но тогда уже мне было совсем не до Омерля. Я с тоской и ужасом ждала, когда в низкую дверь моей комнатки войдет король.
Глава 29.
Возьмем два примера. Первый: мужчина женится на молоденькой девушке, она тихая, застенчивая, не скажет мужу слова поперек, и вдоль тоже не особо. Он контролирует ее расходы и походы, она не работает, и ничего кроме детей/быта у нее нет. Второй, обратный: мужик-подкаблучник, он отдает жене всю зарплату и в то, как тратиться эта зарплата он никак не вмешивается, он вообще ни во что не вмешивается, и все вопросы его жена решает единолично. Я подозреваю здесь психологическое насилие! – воскликнет кто-то, и будет прав. А может быть и нет.
Девушка замужем за мужчиной старше себя, может быть в душе сама еще ребенком. Она искренне радуется подаркам мужа, и ее не слишком заботит, что это не «она сама заработала/выбрала/купила». Она когда-нибудь повзрослеет – вместе со своими детьми, как раз тогда, когда ее возрастной муж начнет сдавать. А пока она живет ни шатко ни валко, ее все любят, она всех любит, и все у нее более-менее хорошо.
Мужик-подкаблучник может работать на ответственной и сложной работе, какой-нибудь главный инженер на градообразующем предприятии, которое дышит на ладан, и которое давно пора модернизировать, и это обязательно сделают, как только наскребут по сусекам денег. И вот он каждый день то скребет эти сусеки, то бегает по родному заводу, проверяя, чтобы там все пока терпело, и не разваливалось. А потом он приходит домой – и ему глубоко наплевать, кого цвета будут в этом году его стены, куда он поедет в отпуск, и поедет ли вообще. Ему от семьи нужны не проблемы, а ресурс – чтобы дома все сияло, чтобы ухоженная женщина подавала ему борщ, а примерный сын делился за ужином проектом, над которым он работает в школе. Подспудно он понимает, что вся эта налаженная жизнь дается его супруге не так уж легко, и поэтому он прощает ей ее суровый характер.
Но к чему все эти рассуждения? А ни к чему. К королю они не имеют никакого отношения. Да, то, что со стороны кажется насилием, бывает, что иногда ничем таким и не является – но это точно не про короля.
– Я так долго ждал тебя, столько тебя терпел, а ты опозорила меня перед всем королевством! – прошипел король, расковыривая и растравляя свои душевные раны.
– Что, насиловать пришел? – спросила я грубо.
– Ты никогда не ценила меня!
– А ты палач!
– Я женился на тебе!
В общем, разговор явно не задался. К выходу я
