Поднимаясь, вновь бросила взгляд на ставни.
Граф, заметив её внимание, отложил газету и буднично сказал:
— Неделю назад вернулась картина из реставрации. Ты должна помнить — десять месяцев назад мы отправляли её в Орчард Портман. Хочешь посмотреть?
Да! Она очень хотела знать, какое сокровище прячет милорд за дубовыми створками. Коротко кивнула, откладывая книгу в сторону. Далее она проследила, как мужчина неспешно отворил тяжёлые ставни и раздвинул портьеры на окне напротив ниши.
Скупой свет хмурого дня осветил картину большого формата. На ней было изображено семейство: мужчина, женщина и четверо детей. Подростки — девочка и мальчик — стояли за спинами родителей, в то время как маленькие мальчик и девочка находились на коленях отца и матери. Молодая женщина с ярким зелёным взором и длинными волосами цвета тёмной меди держала очень похожую на супруга полуторагодовалую девочку в кружевном платьице. Мальчик лет трёх сидел на коленях отца, с серьёзным видом позируя художнику. По богатой вышитой одежде супругов и их детей, можно было определить, что это средневековье. Только насколько раннее?
Семья была настолько красива и необычна, что от чувства восторга в глазах Ольги защипало. Она не могла отвести взгляд от русоволосого голубоглазого мужчины с породистым лицом, отдалённо напомнившего... В немом изумлении «виконтесса» уставилась на лорда Малгри. Сходство с вельможей на картине трудно было отрицать. Это его предок?
— Теперь пфальцграф Герард фон Бригахбург, — услышала она сбоку от себя довольное, — и его супруга Вэлэри фон Бригахбург, урождённая фон Россен, и их дети отмыты от полувекового слоя грязи. Мне кажется, после реставрации кровное родство стало более заметным.
Он с нескрываемым удовлетворением смотрел на мужчину на картине.
Ольга кивнула в подтверждение его слов и улыбнулась:
— Реставратор исправляет ошибки времени.
Оказывается, у английского лорда корни-то немецкие! Подробности не расспросишь, а их знать ох как хотелось.
Граф Малгри ответно улыбнулся:
— Картина была не в самом худшем состоянии. Липа не сильно растрескалась после не совсем удачной предыдущей реставрации, да и гипсовый грунт тоже. Мастеру пришлось повозиться с отслаиванием воскового покрытия, и постарался он на славу.
Картина на досках очень древняя, — дошло до Ольги. Разумеется, Шэйла знала обо всём, а граф, судя по всему, разбирался в искусстве не хуже своей невестки. Ольга тоже хотела знать обо всём, но спросить напрямую она не могла.
Его сиятельство продолжал:
— Удивительно, но используя для своей палитры всего одиннадцать пигментов, художник так искусно смешал краски, что добился поразительной цветовой гаммы. Я уже говорил тебе, что секрет состава энкаустических красок до сих пор не раскрыт. Согласись, в одиннадцатом веке знали толк в этом и умели хранить свои секреты.
Энкаустика? Техника живописи цветным расплавленным воском? Ольга об этом практически ничего не знала.
Милорд молчал и с грустью смотрел на женщину, изображённую на картине. Его взгляд подёрнулся туманной поволокой мечтательности. Ольга отметила необычайную красоту его взора и сходство его глаз с глазами пфальцграфини. Его сиятельство в молодости разбил не одно девичье сердце.
Почему в молодости? — поразилась она про себя. Он и сейчас казался ей очень привлекательным, и она не удивится, узнав, что у мужчины толпа разновозрастных поклонниц. Непринуждённость, обходительность и манеры выдавали в нём человека, много повидавшего, но не уставшего от жизни. Вспомнился Бобров, его последний приход в библиотеку, нервное напряжение, раздражительность и неприятный осадок на душе Ольги после его визита. А ведь главный инженер ненамного старше графа. Всё дело в состоянии души.
Проследив за тем, как лорд Малгри опустил глаза под картину, Ольга обратила внимание на большущую книгу в глубокой нише под ней. Рядом змеёй свилась длинная цепь. Книга на цепи?
Книга и цепь. Сочетание странное, дикое, но объяснимое. Ольге ли не знать, что фолианты были рукописными, а их цена запредельной. Над ними годами трудились монахи, неоднократно переписывая. Чтобы уберечь рукописи от мошенников и воров, в первых библиотеках их прикрепляли к полкам цепями.
Ольга приблизилась к нише и коснулась обложки, ожидая окрика хозяина поместья за кощунство, готовясь извиниться и отступить. Но граф подошёл к ней и молча смотрел на её пальцы, поглаживающие потёртую кожаную обложку с номером девять на ней.
— Я так и не удосужился отдать её перевести, — произнёс он задумчиво. — Специалиста по старонемецкому языку здесь найти невозможно, а в Германию я фолиант не повезу. По сути, и переводить нечего. Бо́льшая часть рукописи пострадала и стала нечитаемой, — тяжело вздохнул мужчина.
Ольга, косясь на него, осторожно открыла книгу. Всмотрелась в ровные строки выцветших чернил.
— Она хранит столько тайн. Интересно, что в ней? — подняла она глаза на медноволосую красавицу: — Кто знает, возможно, именно эта женщина писала в ней, или другой ваш предок.
Граф Малгри, плотно сжав губы, молчал. Рукописная книга и картина показались Ольге неразрывно связанными. Они и есть два редких сокровища и самое ценное в этом доме, что вызывает благоговейный трепет и хранит в себе мудрость, пронесённую через столетия.
Ольга перевернула несколько потрёпанных по краям толстых страниц, перебирая и разглядывая вложенные рисунки на серо-жёлтом пергаменте. Она узнала женщину с картины, девочку — во время позирования небольшую, лет пяти, — мальчика с игрушками и котом.
— Есть даты записей, — прошептала она. — Одиннадцатый век? Рукопись этой семьи? Разве такое возможно? Фолианту нет цены! — зачастила она в волнении, снова забыв о данном себе слове помалкивать. С изумлением и восторгом посмотрела на его сиятельство.
— Почему ты удивляешься, Шэйла? Это фамильные реликвии, которые хранило не одно поколение. Другие картины не менее ценны, чем эта, — качнул он головой в сторону шкафов. — Напомню тебе, что наше семейное древо, могучее и крепкое вначале, претерпело за века много изменений. Его пышная крона к середине истончилась. Эпидемии и войны едва не прервали наш род. Надеюсь, возрождённые соцветия на этом древе будут щедры на урожай, — граф Малгри многозначительно глянул на Ольгу, а она покраснела от смущения. Уже не впервые он её смущает. Насколько может смутить почтительно-вежливый и уверенный в себе мужчина, не скрывающий к ней своей симпатии.
— Милорд, а если случится пожар? Тьфу-тьфу! — увела она графа от щекотливой темы. — Никто от этого не застрахован. Здесь столько открытого огня: свечи, лампы. Рукопись не удастся спасти, — подёргала Ольга тонкую крепкую цепь.
— Думаю, в таком случае, будет не до книг и картин.
— Верно, — вздохнула «виконтесса». — Представляете, сколько ценных изданий сгинуло навсегда во время революций, войн, стихийных бедствий. Но есть библиофилы, которые относятся к книгам как к ценнейшему сокровищу и при любых обстоятельствах стараются сохранить свои книжные собрания. У вас огромная библиотека. Сколько в ней книг? Готова побиться об заклад, что вы и сотой части не прочитали.
Граф Малгри рассмеялся тихим вежливым смехом:
— Ты явно преувеличила мою тягу к чтению. Я читаю избирательно и исключительно на интересующие меня темы.
— Существует расхожее мнение, что библиофилы совсем не читают книг.
— Но это не значит, что они безграмотные, — улыбнулся его сиятельство.
— Они призваны сохранять раритеты, не разрезать листы, никому не давать читать книги, в том числе и себе. Книги от этого портятся, — улыбнулась Ольга, тотчас признавшись: — Шучу, конечно, но на самом деле, такие книги — артефакт эпохи, и потомки будут благодарны нам за это. Беря в руки подобную книгу и даже не открывая её, мы черпаем из неё духовную информацию только от одного осознания, что её мог держать в руках автор. Как вот эту, — она положила ладонь на обложку фолианта. — Этих людей давным-давно нет, а рукопись осталась. Очень надеюсь, когда-нибудь вы из неё хоть немного узнаете о своих предках.
