Диана в ужасе заскулила, дергаясь всем телом, стараясь высвободить связанные руки, но путы лишь больнее впивались в ее нежную кожу.
— Я не обманывала тебя, Эван! — отчаянно кричала она. — О чем ты?!
— Ты впустила ее на ваше с Лео ложе! — яростно рыкнул он. — Ты! Любила его после того, как он ею овладел! Тебе ничто не помешало кончить! Так ведь!?
— Эван, я…
Горячие ладони жадно подхватили ее под ягодицы, жесткие пальцы сжали мягкое тело, измяли его. Эван нарочно был груб, нарочно хватал внутренние чувствительные поверхности бедер, шлепал мягкую кожу, будто показывая, кто тут хозяин, и что в его власти сделать с обнаженной девушкой.
Диана заскулила, стараясь свести вмести расставленные широко колени, но ничего не вышло. Ладонь Эвана скользнула меж ее дрожащих ног и грубо ухватила голенький розовый треугольник, сминая, тиская, да так, что Диана завыла совершенно по-животному, напуганная, захлебывающаяся дыханием.
— Эван!
Его руки подхватили ее, притянули ее тело ближе, голодные губы прижались к бесстыдно раскрытому лону — розовому, мягкому. Влажному и ароматному, — и Диана дышать перестала, уронила голову на ослабшей шее.
— Э-ван…
Гибким тугим языком дракон часто-часто лизал ставший тугим и упругим клитор, несмотря на крики и визги извивающейся в его руках девушки.
Впечатывая каждый свой яростный, жгучий поцелуй в чувствительную мякоть, развернутую перед его лицом, Эван пил ее сок, ее желание, ее возбуждение, и с изумлением почувствовал, как в его руках мелко-мелко сокращаются бедра девушки и пульсирует горячая кровь в губах, которые распухли и покраснели.
— Эван…
Девушка в его руках, напуганная и напряженная поначалу, кончала, содрогаясь и подтягивая ягодицы. Голова Дианы беспомощно свисала, откинутая назад, в полуоткрытом ротике виднелся влажный расслабленный язык, такой соблазнительный, что Эван почувствовал жгучее желание скользнуть по нему своим языком, а затем провести возбужденным, пульсирующим членом по эти розовым, горячим губам.
— Притворщица!
— Эван, — простонала девушка еле слышно, — ну посмотри, ну, разве ты не чувствуешь — от нашей постели ею не пахнет… как ты мог поверить… Эван…
Тут она снова застонала, выгнулась, виляя разведенными бедрами, приникая горячим лоном к его губами, которые терзали ее тело. Эван с рычанием едва ли не впивался в трепещущую мякоть, прихватывая губами клитор, протискивая между губ жесткий язык, погружая его в мокрое узкое лоно, и Диана застонала, цепляясь руками за путы и выгибаясь от невыносимой пытки, чувствуя, что сейчас ее сердце вот-вот разорвется.
— Негодяйка, — рычал Эван, яростно вылизывая раскрытую девушку, кусая ее белые мягкие бедра, языком проникая в ее чувствительные дырочки, касаясь ее клитора так остро, что она заходилась в криках, а цепи испуганно звенели. — Как ты могла выставлять мне какие-то условия?! Как ты могла унижать меня недоверием?! Разве можно так играть с сердцем, готовым принадлежать тебе?!
— Эван, — шепнула Диана, поднимая через силу голову, напрягая живот, бедра, чтобы не кончить в грубо ласкающую, проникающую в нее руку, — возьми меня, Эван. Я хочу тебя!
Вместо этого грубые пальцы пронзили ее, глубоко погрузившись в оба ее отверстия, в мягкое податливое тело, и Диана, напряженная и дрожащая, почти с ужасом наблюдала, как между ее расставленных ног хозяйничает эта рука, встряхивая ее и доставляя унизительно-невыносимое наслаждение. Пот прочертил блестящую дорожку меж ее грудями, и Эван смахнул его, по-хозяйски ухвати девушку за грудь, сминая и тиская. Мстительный Драккон решил сполна рассчитаться за миг своей боли, и Диана закричала, извиваясь, кончая всем телом, вывернутым наизнанку удовольствием, которое не кончалось, которое наплывало и длилось еще и еще, столько, сколько хотелось ее яростному мучителю.
— Я хочу тебя, Эван… хочу…
Его горячий язык скользнул в е рот, заглушая ее стоны, жадные руки подхватили ее, снимая с привязи, освобождая ноги от ремней, и Диана связанными руками обхватила его за шею, утопая в поцелуях.
Он прижал ее к стене, нагретой горячим солнцем; Диана ощутила спиной каменную кладку. Утопая в яростных поцелуях, сходя с ума от страсти, которая была хмельна и безумна, Эван приподнял ее тело и с силой усадил девушку на свой вставший до боли член. Она вскрикнула, но он с рычанием натягивал ее, безжалостно погружаясь в ее сливочно-мокрое нутро.
Куснув острыми клыками ее дрожащее горло, он резко и жестко толкнулся в ее лоно, слишком узкое для его драконьего члена, еще и еще, наслаждаясь тем, как девчонка сомлела в его стальной хватке, тем, как каждый шип на его члене, прижатый тканями ее тугого лона, отзывается взрывающимся в голове белыми вспышками наслаждения.
Он распластал ее по стене, яростно и жестко толкаясь в ее лоно, трахая ее — как и обещал, -беспощадно, жадно и яростно. Если б ее руки не были связаны, они бы соскользнули с его напряженных до каменной гладкости, скользких от пота плеч. Ее расставленные ноги беспомощно и безвольно свисали, не достигая пола, а он яростно вжимался ее раскрытое перед ним тело, целовал ее полуоткрытые губы, жаждая только одного — оттрахать ее во все дырки, вытрясти из нее все признания, все лишнее и ненужное, все мысли о других мужчинах, если таковы вдруг были.
Как он хотел ее!.. Видит небо, своей ненасытной страстью он готов был ее убить, но девчонка, вопящая и корчащаяся на его члене, подскакивающая от каждого толчка, сделала свое дело. Возбуждение затопило его сознание до краев и через край, и оргазм пришел невероятно яркий, сильнее и жарче солнца, ослепляя и растворяя сознание.
***
— Ты будешь наказана, Ирментруда Диана.
Разомлевшая, разнежившаяся в объятьях Эвана девушка улыбнулась, проведя пальчиком по его сурово сомкнутым губам, но глаза его были серьезны. Хоть Эван и обнимал со страстью ее тело, и прижимал Диану, еще не остывшую после занятий любовью, к себе, но он не шутил.
— Но Эван, — глубоко пораженная, произнесла она. — За что?! Я же не…
Эван отрицательно мотнул головой.
Он обнюхал ее всю, выпил аромат, сочащийся из каждой клеточки ее тела, попробовал каждую каплю ее сладкого пота, чтобы убедиться, что от Дианы не пахнет Ириной. Они не спали, утомленные, под одним одеялом, их дыхания не перемешивались, и ни капли сока Ирины не было на постели Дианы…
Эван знал, что Ирина обманула его. Нажала на самые больные точки в его сердце, сыграла на чувствах — на том, чего у нее не было, и вместо них лед в душе.
— За что?!
— За то, — серьезно произнес Эван, крепче прижимая к себе ее разнеженное тело, вытянувшееся вдоль его собственного тела в постели, куда они забрались после бурного примирения, — что ты осмелилась ставить мне условия.
Диана обидчиво надула губы, и Эван стиснул ее крепче, будто боясь потерять налаженную хрупкую связь.
— Ты должна понять, — серьезно и жестко сказал он. — Я — князь. А ты называешь себя моей… говоришь, что веришь в разум и в любовь. Но вместо доверия ты пытаешься меня подчинить. Ты думаешь, я сам настолько глуп, что кинулся бы на эту женщину без оглядки, не вспомнив о тебе? Ты мне настолько не доверяешь?
— Я не хотела, чтоб ты ее и пальцем коснулся, — прошептала Диана. — Я даже думать не могу об этом!
— Из-за твоих неосторожных слов, — ответил Эван, — из-за того, что ты провела ночь любви, а я — полную тяжелых дум, из-за нашей размолвки при свидетелях, в присутствии чужих ушей Ирина нашла, как меня уязвить побольнее. Таким, как она, нельзя доверять то, что тебе дорого.
— За что же ты ею так дорожил, — изумилась Диана, и Эван снова глянул ей в лицо серьезными светлыми глазами.
— Она была моей первой, — пояснил он. — Нет, не женщиной. Первой настоящей привязанностью. Первым желанием. Первой мечтой. Первым существом, для которого я хотел изменить мир.
Не желая больше объясняться и раскрывать сердце больше, чем это уже было сделано, Эван поднялся, ухватил Диану под мягкий живот и заставил и ее подняться, встать на четвереньки.
