особенно любит свежие побеги ильма.
Пожилой гном почесал затылок, покряхтел, подумал:
— Гх-м, многие животины в неволе становятся привередами. Завтра испробую ильм.
— Черныш, кушай хорошо, а то ослабеешь!
Я присела на корточки и заглянула фамильяру в глаза. Былого отраженного огня не заметила, но и грусти особой тоже, что меня порадовало.
— А он всегда будет в этой клетке? Я бы хотела его погладить и приносить угощения.
— Не знаю, дитя. Магистры скажут чё, да как. Вот решат умные головы, тогда и позволят. — Он помолчал и добавил осторожно: — Али нет.
— У меня тут немного сладкой морковки для него.
— Давай, положу в кормушку, — гном забрал маленький сверток и, выдвинув сбоку клетки специальный лоток, опустил туда ярко-зеленые продолговатые плоды, которые я заказала во время ужина. Питомец порадовал, махом умяв фрукты.
А после настала пора уходить. Было грустно, но испытывать терпение гнома тоже не хотелось. Пообещав, что приду завтра, я без приключений вернулась в общежитие. Почитала учебник магфизики на ночь и уснула без сновидений и загадочных кошмаров.
Наутро проснулась бодрая и отдохнувшая. Меня ждала изнурительная тренировка в прокопченных стенах, но я встала с чувством, что все мне по плечу. Главное, что научилась регулировать количество энергии, нужное для удара, и мне не грозит остаться без сил. Ну а контролировать магию уж как-нибудь научусь.
Отметив пропуск, я вышла из общежития, чтобы, как всегда, направиться в столовую. У дверей собралась стайка взбудораженных чем-то студентов, потому я заметила черные пиджаки некромантов слишком поздно. Толпа вдруг раздвинулась и дорогу мне заступил Шеллар.
Тут я поняла, что утро начинается неважно. Лицо графа, который пришел явно не с миром, было интенсивно-розовым — так он разгорячился.
А затем я услышала:
— Ты безродная тварь и не имеешь права учиться здесь!
***
В человеческих королевствах Андора есть несколько табу, и главное — нельзя безнаказанно звать другого безродным, ведь это порочит память славных предков, да и законы о бастардах жестоки. Человек, по любой причине изгнанный из рода, не имеет гражданских прав — он лишен их, лишен даже фамилии. Его удел — тихое прозябание в какой-нибудь дыре или изгнание. Назвать безродным, значит, смертельно оскорбить.
Я сошла с крыльца и приблизилась к графу почти вплотную.
— Повтори. Я дочь своего рода и горжусь наследием предков. Какое право ты имеешь говорить так?
Мною владела чистая, холодная ярость. Магия кипела и рвалась наружу. Я сжала кулаки, чтобы удержать ее.
Рыжеволосый недруг не отступил:
— Ты самозванка! Мой отец сейчас там, у ректора, предъявляет доказательства этого. Тебя попросят валить отсюда по-тихому. — Студенты вокруг нас до этих слов напряженно слушали, а сейчас просто взорвались возмущением против меня. Шеллар глумливо усмехнулся и добавил: — Но я желаю, чтобы все узнали, кто ты такая, чтобы впредь не получалось обманывать честных людей.
— Это ты-то честный? — Я постаралась, чтобы голос звучал как можно громче, чтобы слышали все. — Силой пытался принудить девушку любезничать с тобой, но получил отпор и несколько подпалин и побежал жаловаться папочке!
Шеллар и его прихвостни беспокойно огляделись, ожидая насмешек. Но хотя в толпе и раздалось несколько смешков, общего настроения мои слова не изменили. Думаю, слишком многие здесь знали, на что способен балованный сын королевского казначея, и боялись вызвать его гнев.
— Да кто тебе поверит, лгунья?
— Что здесь происходит? — На крыльце появился старенький магистр в серой мантии с удивительно сильным для его сложения голосом. — По какому поводу собрание, студенты? Напоминаю, что занятия начнутся через полчаса.
Площадка перед зданием мигом опустела, мои обидчики унеслись первыми. Я некоторое время стояла, почти оглушенная возмутительной клеветой. Мысли беспокойно метались. Что меня ждет, если Шеллар не соврал, и его отец действительно предъявит обвинения?
В итоге я решила, что на полный желудок переживать веселее, и побежала завтракать, при этом старалась не замечать взглядов и даже оскорблений, летящих в спину. К счастью, в столовой для преподавателей уже никого не было, и я спокойно пила фруктовый отвар и возила ложкой в тарелке каши.
С воем звонка боевикам надлежало явиться в класс для практических занятий магией стихий. На сей раз я не опоздала, но уже с порога почувствовала всю «прелесть» положения полного изгоя. Да, раньше на меня тоже глазели, но все же не так. Сейчас разговоры стихли, и тридцать восемь пар глаз уставились на меня. Не все одногруппники были настроены враждебно, нужно заметить. Некоторые смотрели, словно на пустое место, — и для меня это было хуже злорадства или насмешки.
Когда пришла наставница эр’Лоренн, я поняла, что и до преподавателей дополз неприятный слух. Эльфийка из младшего Дома Осеннего ветра, конечно, не придерживалась законов человеческих королевств. Ее жалостливый взгляд меня почти добил. Жалость еще больнее для моей гордости, чем безразличная пустота.
Для остальной группы наставница начала инструктаж по безопасности, ведь им предстояло выехать на этот день в тренировочный лагерь у границы с орочьими степями. А мне велели ждать магистра дей’Ханта. Прошло минут пятнадцать, когда вместо магистра явилась старшекурсница с боевого и велела мне идти к ректору.
Если до этого я еще лелеяла надежду, что все, что сказал Шеллар, — измышление его нездорового воображения, сейчас невероятное стало кошмарной реальностью.
Задыхаясь от возмущения, я почти бежала к зданию Администрации. Гордость знатного рода дей’Фиерволф не дала опустить голову или сгорбить плечи. И слез не было, хотя нестерпимая обида жгла сердце. На лестнице второго этажа я постояла, приводя дыхание в норму. Твердыми шагами вошла к ректору, благо дверь была нараспашку.
В кабинете сразу навалился тяжелый груз драконьего гнева — атмосфера была переполнена им почти физически, даже дышать мне было тяжело. Сидящие напротив ректора декан дей’Хант и знакомый по первому дню герцог дей’Тар, отец Шеллара, молча смотрели на меня. Королевский казначей хмурился и горел праведным гневом. Адер дей’Хант выглядел более отстраненно, словно уже попрощался с нерадивой студенткой.
Ректор без лишних вступлений перешел к делу.
— Итак, Дана. Эйс дей’Тар счел твою личность подозрительной. Особенно ему не понравилось то, что ты явилась из далекой Надании, с которой у нас прерваны почти все связи.
— Именно так, — важно согласился герцог. — Это легенда типичного проходимца.
Ректор в раздражении сжал подлокотники кресла, но продолжал спокойно:
— Запрос в службу разведки Надании дал весьма странный результат. — Дракон указал на лежащую перед ним бумагу с магической печатью — оттиск переливался геральдическими цветами моей родины — синим и зеленым. — Здесь написано, что сьерра дей’Фиерволф, Данаиса-Веронна, умерла от необратимого проклятья три недели назад. Как ты это
