Особняк Машевской стоит на одной из центральных улиц, и его внутреннее убранство подчеркивает тонкий вкус Нины Андреевны. Здесь нет аляповатых картин и буйства красок в гардинах и обивке мебели – всё выдержано в холодновато-строгих тонах, и оттого ярко-зеленое платье молоденькой Ирины Ганичевой кажется почти неуместным.
Девушка и сама это понимает и чувствует себя тут неуютно. Но это даже хорошо – если она собирается бывать в столицах, ей нужно научиться одеваться со вкусом. Впрочем, наряды многих дам на приеме сшиты из алых, зеленых и желтых тканей – только большинство из них не чувствуют никакого диссонанса.
– Вы прелестно выглядите, графиня, – хозяйка окидывает одобрительным взглядом мое простое платье из бежевого муслина, сшитое Варей по газетной картинке за два дня.
Я делаю ответный комплимент, и мы обе улыбаемся.
– Сегодня у меня будет необычный гость, – спешит похвастаться Нина Андреевна. – Вы еще не знакомы с маркизом Паулуччи? О, знакомы? Не правда ли, весьма интересный человек? Я слышала, он вхож в лучшие дома Петербурга. Да-да, говорят он был представлен самому императору! – она произносит это с придыханием.
– И что же занесло птицу столь высокого полета в наши края? – осторожно спрашиваю я.
– Кажется, он тут проездом.
Наш разговор прерывает слуга, докладывающий о прибытии самого маркиза.
– Ах, ваше сиятельство, вы всё-таки нашли время, чтобы посетить моё скромное жилище! – устремляется к нему Машевская. – А мы с Анной Николаевной как раз говорили о вас!
– Вот как? – поцеловав руку хозяйки, Паулуччи бросает на меня пристальный взгляд. – Весьма польщен. Надеюсь, вы аттестовали меня наилучшим образом?
– Разумеется, ваше сиятельство, – чуть краснеет Нина Андреевна. – Разве могло быть иначе? Удобно ли вы разместились на квартире?
На квартире? Разве он остановился не в гостинице? Задать этот вопрос я не решаюсь, но хозяйка проясняет всё и без этого.
– Мне казалось, в гостинице вам было бы удобнее, чем в съемной квартире. Там и чай, и завтрак в нумер принесут, и любое поручение исполнят. И обстановка у Шулепина самая располагающая.
– Вы правы, сударыня – комната в гостинице была преотличнейшая. Но я, знаете ли, люблю тишину, а среди постояльцев были весьма шумные персоны. Квартиру же я снял большую и светлую в новом доме на тихой улочке – самое оно, чтобы предаваться спокойному чтению, к коему я имею пристрастие, и размышлениям.
Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что переезд маркиза из гостиницы, где по коридорам то и дело снуют горничные и лакеи, в съемную квартиру на тихой улице, несколько облегчает нам задачу. Нужно только выяснить, где он остановился, и улучить момент, когда он будет не дома.
– А как же прислуга? – не унимается Машевская. – Вы привезли ее с собой? Боюсь, найти в нашем городе толковых горничную и кухарку не представляется возможным.
– О, я весьма невзыскателен, Нина Андреевна, – мотает головой маркиз. – Я настолько неприхотлив, что и не замечу всяких бытовых мелочей. Я путешествую со своим слугой – он у меня и лакей, и кучер. Раз в два дня квартиру убирает приходящая горничная, и этого более чем достаточно.
С гостем-иностранцем желают пообщаться и другие дамы, так что до самого окончания приема он не может вырваться из их кольца. И только когда я дожидаюсь экипажа на крыльце, он снова подходит ко мне.
– Надеюсь, Анна Николаевна, вы не откажете мне в возможности нанести вам визит в ближайшее воскресенье? Мне кажется, когда-то с госпожой Черской мы неправильно поняли друг друга, и теперь мне хотелось бы исправить это недоразумение.
Я отвечаю, что буду рада видеть его в гостях, и сажусь в экипаж. Этот визит – прекрасная возможность поискать его дневник. Он отправится в Даниловку вместе со своим слугой, а значит, в его квартире никого не будет. В воскресенье горничная точно не придет у него убираться.
Я думаю об этом всю дорогу до поместья. Я не побоюсь обыскать его жилище, но как я туда попаду? Я не смогу взломать дверь и не решусь влезть в окно (да длинное платье и не позволит мне сделать это). К тому же, нельзя исключать того, что Паулуччи даже на расстоянии почувствует, что кто-то проник в его дом (кто их, этих магов, знает?) и вернется с полпути. На этот случай я предпочла бы, чтобы рядом был человек, на которого я могла положиться и в молчании которого можно было не сомневаться.
На следующее утро я снова вызываю Кузнецова, и когда он приходит, говорю без лишних предисловий:
– Мне нужна ваша помощь в деле, которое трудно назвать законным. Я не могу заставить вас участвовать в этом, но буду признательна, если вы всё-таки согласитесь.
Он долго молчит, и когда я уже начинаю терять терпение, наконец, усмехается:
– Как я могу отказать вам, Анна Николаевна? Тем более, после такого вступления.
Всю правду рассказать я ему не могу. Ни к чему ему знать, что я – не настоящая графиня. И потому я ограничиваюсь тем, что рассказываю о любимой подруге, которая пропала несколько лет назад не без участия некоего маркиза Паулуччи. И поскольку этот маркиз сейчас как раз находится в Грязовце, то было бы неплохо заглянуть в его дневник, в который он скрупулёзно записывает всё, что с ним происходило. А значит, и сведения о пропавшей девушке там наверняка есть.
Я могу промолчать об этом, но всё-таки считаю нужным предупредить:
– Только он не простой человек, этот Паулуччи – не без способностей.
Каких способностей, уточнять не требуется. Но, похоже, Вадима это не пугает. Напротив, теперь он смотрит на меня уже пристально, не таясь, словно моя просьба уже сделала нас соучастниками.
– Ну, что же, Анна Николаевна, так даже любопытней.
38. Обыск
Мне стыдно, но я фактически становлюсь организатором преступления. Мне совсем не хочется втягивать в это Кузнецова, но я понимаю, что одна не справлюсь. И я ужасно боюсь Паулуччи. Однажды он уже перебросил меня в прошлое, и кто знает, что он может выкинуть на этот раз? А если он отправит меня в Италию? Да еще и сам отправится вместе со мной? Или применит какое-то заклинание, подчинив себе мое сознание. Правда, я надеялась, что такого заклинания у него всё-таки нет – иначе он мог бы применить его и в двадцать первом веке. Но в любом случае, он – опасный человек, и действовать следует осторожно.
Проникается серьезностью ситуации и Вадим.
– Негоже вам, Анна Николаевна, туда соваться. Ежели этот маркиз и впрямь такой колдун, как вы говорите, то и в доме у него, должно быть, всяких ловушек понаставлено. Тронешь вещицу заколдованную и в жабу, в змею или еще в какую-нибудь тварь превратишься.
Сначала я думаю, что он таким завуалированным способом пытается от этого дела и сам отказаться, и меня отговорить. Но потом замечаю веселые искорки у него в глазах и начинаю понимать, что он надо мною просто смеется.
– Напрасно вы так! Он на самом деле – человек страшный.
Мне прямо так и хочется рассказать Кузнецову про свою тайну, но я понимаю – это ни к чему. Несмотря на то, что он мне интересен, и я уже испытываю к нему самую искреннюю симпатию, но всё-таки я его почти не знаю и дать ему в руки оружие против меня не могу.
– Потому и говорю, барыня, чтобы вы дома сидели. А уж я сам как-нибудь с этим разберусь.
Он говорит это спокойно и уверенно, и что-то ёкает внутри меня. Рядом со мной никогда не было таких мужчин, которые были бы для меня надежной стеной, за которой я могла бы укрыться. Как там говорится, «я и лошадь, я и бык»? Вот такой лошадью я всегда и была. А оказывавшиеся рядом мужчины были слабы и сами нуждались в поддержке.
– Вы даже не знаете, что искать, – возражаю я.
– А вы? – парирует он. – Разве вы сами видели его дневник? Ну, то-то же. А уж тетрадку с записями ото всего прочего я как-нибудь отличу. Не сундук же с бумагами он с собой возит. А хоть бы и сундук…
Это звучит разумно, но я всё-таки качаю головой. Если Паулуччи застанет меня в своей квартире, он вряд ли станет привлекать к делу полицию. А вот для Кузнецова дело может закончиться печально.
