свое отражение в полный рост, но девочки говорили, что у меня хорошая фигура. Неужели мне врали, чтобы не расстраивать?
— Вот это я и имела в виду, когда говорила, что плохо сидящая одежда никого не красит, — заявила Оливия, увидев мое вытянувшееся лицо. — Сейчас совершенно не заметно, что у тебя тонкая талия, высокая грудь, стройные ноги и то, что мужчины называют аппетитными округлостями.
Я залилась краской.
— Про аппетитные округлости я уже наслушалась сегодня.
— Все рты не заткнешь, а у многих боевиков что на уме, то и на языке, сказывается… — Она замялась. — Будем откровенны: недостаток воспитания.
— Как у меня? — Я не стала ходить вокруг да около.
— Ты милая и добрая, умеешь вести себя в обществе, когда не теряешь голову от злости и стараешься следить за языком.
— Но этого недостаточно, — мрачно закончила я за нее.
Да и пошло оно! В конце концов, перед изначальными тварями мне не в реверансе приседать.
Оливия развела руками.
— Извини. Я не хотела тебя обидеть.
— На правду не обижаются, — буркнула я. — И на зеркало тоже.
— Зеркало показывает неудачную одежду, а не симпатичную барышню, — улыбнулась соседка. — Смотри: один и тот же объем по туловищу может по-разному распределяться на груди и спине. Это было сшито на…
— Кастелян сказал «усредненные мерки», — вспомнила я.
— Да, грудь меньше нужного, и спина, соответственно, шире. Поэтому тут у тебя топорщится. — Она дернула лацкан. — На спине пузырь. Плечи чересчур широкие, и из-за этого ты кажешься квадратной. — Она зашла мне за спину и стянула рукой ткань. В самом деле, отражение в зеркале стало лучше. Немного. — Талия слишком низко и опять же широка, ну и длина абсолютно неудачная…
Она покачала головой.
— Пожалуй, и хорошо, что ты не пошла к портнихе. С иглой тут возни не на один час, почти все нужно перекраивать.
Она заставила меня снова скинуть мундир, магией подогнала штаны. Собственноручно обмотала мою талию кушаком и показала, как красиво расположить узел и концы пояса, отделанные бахромой.
— А теперь смотри снова, — велела Оливия.
Я заглянула в зеркало и ахнула. На меня смотрела красавица, зачем-то натянувшая мужскую одежду, — впрочем, эта одежда подчеркивала крутой изгиб бедра и стройные, даже длинные ноги — относительно роста, конечно. Тонкая талия, перетянутая кушаком, просторная рубаха одновременно и не обтягивает грудь, но и не скрывает ее.
Неужели это я?
— Вот видишь! — Оливия довольно улыбнулась. — А всего-то подогнали штаны и рубаху.
— Ты точно не на бытовом учишься? — поинтересовалась я, выразительно глядя на учебники на конторке. Та самая непонятная «пропедевтика» и еще куча всяких заумных названий.
И почему она сама не применяет к себе знания о том, как правильно одеваться? Впрочем, одежда Оливии, хоть и не бросалась в глаза яркими красками или дорогой отделкой, сидела на ней безупречно — по крайней мере, на мой взгляд.
— На целительском. И я не люблю наряжаться без повода, — ответила Оливия на незаданный вопрос. — Но таким вещам учат всех знатных девушек. И неважно, что большинству из нас никогда не придется собственноручно шить платья или готовить. Надевай жилет.
За жилетом последовал мундир, и, когда Оливия наконец закончила колдовать, я просто уставилась в зеркало, раскрыв рот.
— Ты волшебница! — От избытка эмоций я бросилась ее обнимать, остановившись в последний момент — вдруг сочтет за оскорбление?
Но Оливия тепло улыбнулась мне и сама раскрыла объятья.
— Я рада, что ты согласилась, — сказала она.
— А уж я-то как рада!
Потом мы подогнали мундир для «физухи» — из мешковатого он превратился в свободный, не подчеркивая фигуру, но и не превращая меня в кубик.
— А теперь суши волосы и — спать, — велела Оливия, убирая зеркало.
— Я не умею.
— Это просто.
Это в самом деле оказалось просто — пропустить между пальцами поток воздуха, одновременно прочесывая ими одну прядь за другой. Лучше бы наставник учил меня таким вещам, а не яичницу жарить. Впрочем, ему-то с лысиной подобные заклинания явно не нужны.
Убрав одежду в шкаф и оставшись в ночной сорочке, я достала подарки Родерика. Протянула синий кристалл Оливии.
— Это тебе. Купол тишины и темноты. Мне вставать на полтора часа раньше тебя.
— Спасибо. — Она оглядела кристалл. — Извини за бестактность. Откуда он у тебя?
Значит, это все-таки недешевая вещь.
— Мне подарили.
Она поколебалась несколько мгновений, но все же сказала:
— Наверное, мое предупреждение запоздало, но, не компрометируя себя, барышня может принять от кавалера только цветы и конфеты. Ну, может быть, еще томик стихов… или согласиться на чай или кофе с десертом где-то в людном месте, само собой.
— Почему ты решила, что это кавалер?
— Мне показалось, что у тебя нет подруг, кому были бы по средствам такие подарки.
— Ты права. Нет. И это действительно парень, но он не мой кавалер. Просто знакомый.
Оливия приподняла бровь, и я поторопилась продолжить:
— Он сказал… — называть имя Родерика не хотелось, как бы глупо это ни было. Все равно рано или поздно и он узнает, что мы соседки, и Оливия увидит его рядом со мной. — …что сделал эти артефакты сам и что это просто стекляшки, которые студенты скупают горстями для обучения. Думаешь, мне нужно вернуть подарок?
Определенно нужно вернуть, но при одной мысли об этом хотелось плакать, и вовсе не потому, что мне было жаль артефактов.
Оливия снова покрутила в руках кристалл.
— Если это правда, тогда другое дело. Хорошая работа. Но дареное не передаривают, значит, этот артефакт твой.
— Нет, это подарили мне для тебя. — Я смутилась. — В смысле тот, кто мне это подарил, просил передать это соседке, кто бы она ни была, чтобы я ей, то есть тебе, не мешала, разбудив ни свет ни заря.
— Спасибо, — повторила Оливия. — И передай спасибо дарителю. Познакомишь нас? Если это, конечно, не твоя сердечная тайна. И не тот, кто оставил тебе синяк на животе.