не отставал, чувствовала его присутствие в своем сознании, но выгонять не стала.
Как только мы достигли рощи, где оставили лошадей, я молча прислонилась к стволу ближайшего дерева, и у меня подкосились ноги. Я сползла на холодную землю, и меня запоздало начало колотить. Тьен сел рядом и сжал мое плечо.
Я впилась пальцами в ткань кимоно и процедила:
— Как ты мог придумать такое, Харуто Ходо?! Откуда в тебе столько жестокости?!
— Ты сможешь справиться с этим, – тихо сказал Тьен. – Я помогу.
Я медленно выдохнула, успокаивая колотящееся сердце. Вокруг моих пальцев начало разгораться золотое сияние. Я позволила золотой искре раскрываться лепесток за лепестком. Золотой свет плавно перетек на мои колени, заполз на спину и впитался в ствол дерева. Я подняла глаза и увидела, как один за другим над головой распускаются розовые цветы.
Только после этого я ощутила,что напряжение начинает медленно отпускать меня, а использование эльфийской магии приносит удовлетворение. Несколько минут я продолжила обдумывать сложившуюся ситуацию, наблюдая за распускающимися над головой цветками сакуры.
Тьен, который все это время продолжал следить за моими мыслями, заинтересованно сказал:
— Тебе все-таки не хватает этой магии.
Я бросила на него раздраженный взгляд, но заговорила о другом:
— Нам нужно спешить в Мисуто. Кажется, у меня есть идея. Это опасно, но если все получится...
В этот момент я почувствовала жжение на запястье и едва удержалась от того, чтобы заживить свою рану. Некромантия мне пока была нужна. И только в этот момент я поняла, что использую две магии одновременно, и не чувствую ничего. Я подняла удивленный взгляд на Тьена, и увидела в поблескивающих зеленых глазах усмешку.
В тот же миг я выпустила контроль над эльфийской искрой, и в груди снова вспыхнуло жжение. Прежде чем я успела среагировать, Тьен осторожно коснулся ладонью моего запястья, заживляя ранку.
Я одернула рукав кимоно и сказала:
— Магия мне еще понадобится.
— От замка мы ушли, и я буду начеку. Думаю, мы увидели здесь все, что хотели. Пора двигаться к месту встречи.
Я не стала спорить и медленно поднялась с земли. Демон тоже встал и первым направился к лошадям. Я не удержалась и бросила прощальный взгляд в сторону своего дома. Тьен негромко окликнул меня:
— Мия.
Я тряхнула головой и последовала за ним. Поправив у пояса катану духа, я взлетела в седло. Теперь нам оставалось только ждать и надеяться, что у Винсента и Святого все пройдет удачно. Вспоминая «вечный круг белого огня», в способностях Стэндиша я не сомневалась. У Ханы Гото четвертый-пятый ранг. Для девушки, которой суждено стать залогом дружбы родов – вполне достаточно. Если Винсент и Святой хорошо сработают в паре, никто и не заметит, что невесту похитили. До утра. А там мы уже будем на пути к Мисуто.
До условленного места мы доехали быстро. Мы спрятали коней на опушке леса и принялись ждать. Время тянулось медленно. Глаза слипались, уснуть мне не давала эльфийская искра. Золотистый пион, похоже, решил, что раз уж я им воспользовалась, то его сила пригодится мне и дальше, и категорически не хотел успокаиваться. Я вспоминала советы из эльфийской книги. Но применять какие-то знания получалось плохо.
— В прошлый раз ты начала использовать ее правильно во сне, – напомнил Тьен.
Я покачала головой и ответила:
— Сейчас не время спать. Вот вот приедут остальные. Не спускать глаз с девушки, у которой магия четвертого-пятого ранга – лишняя трата сил. Чем скорее мы убедим ее перейти на нашу сторону, тем лучше.
Как только на востоке показались первые рассветные лучи, неподалеку послышался стук копыт. Вскоре из-за деревьев показалась процессия. Ястер ехал первым. Перед Винсентом на коне сидела невысокая рибенка в наспех одетом голубом кимоно. Прямые черные волосы растрепались. Во рту ее был кляп, а руки плотно обмотаны веревкой, которая тускло светилась – на заклинания Святой не поскупился. Сам охотник ехал последним и заметал следы.
Винсент первым спешился и снял с коня свою пленницу. Ее усадили под деревом, и юноша щёлкнул пальцами, создавая магический светлячок. Я рассматривала красивое треугольное лицо и раскосые глаза девушки, которые яростно поблескивали в тусклом свете. За полгода, что мы не виделись, Хана только похорошела. Младшей из дочерей Гото только-только стукнуло восемнадцать, когда погиб мой род. Стоило Винсенту избавить ее от кляпа, рибенка тут же заявила:
— Вы поплатитесь за это! Я будущая жена наместника!
Я опустилась на землю перед ней и лучезарно улыбнулась:
— Будущая жена? А я – уже жена наместника. Рада встретить тебя вновь, Хана.
Наверное, сейчас я производила жуткое впечатление. Остроухая девушка с белыми волосами, в кимоно и с рибенской прической. Дочь врагов, которая говорит совершенно дикие, безумные вещи. Да еще и на чистейшем рибенском. Хана несколько мгновений изумленно хлопала ресницами, а затем презрительно фыркнула:
— Ты бредишь.
Я нехорошо улыбнулась и отвела назад выбившуюся из прически белую прядь. В этот момент глаза девушки изумленно распахнулись. Она увидела символику Ходо на окантовке рукава. Затем ее взгляд скользнул по зеленым паучьим лилиям на подоле. В этот момент Тьен встал у меня за плечом. Хана невольно вскинула голову и вздрогнула. Сегодня волосы моего добровольного слуги были распущены, как и подобает демону.
Девушка перевела взгляд на меня и прошептала:
— Этого не может быть. У Ходо... Не было полукровок. Ходо никогда не опустились бы до связи с врагом и не оставили бы такого ребенка... А жена наместника Харуто умерла, и он до сих пор горюет.
Я вспомнила то, что совсем недавно обнаружила под замком и яростно прошипела:
— Горюет?!
Наверное, мое лицо исказилось от бешенства, потому что Хана отпрянула и вжалась спиной в дерево. Из воспоминаний меня выдернул Тьен. Он негромко произнес:
— Мия.
Усилием воли я удержала золотую искру, которая снова хотела предательски раскрыться. Этого пока девчонке лучше не видеть. И так звук моего имени напугал ее больше, чем все остальное. Когда-то она знала меня. Хана смотрела на меня, как на восставшего мертвеца. Затем девушка упрямо повторила, убеждая саму себя:
— Этого не может быть.
Я не выдержала. Подалась вперед и прикоснулась к щеке девушки.
— Горюет? – переспросила я. – О чем он горюет, Хана? О детях, которым он отрубил головы на глазах двух родов? Или, может быть, о жене, которую обезглавил собственноручно в ночь нападения на Сакуратэншу? Или о том, что
