— Но как же так, Райгон? — шепчет она, доверчиво хлопая ресницами и прижимаясь ещё сильнее.
Жар её тела, её бедро, касающееся моего бедра, напряжённые вершинки груди, трущиеся о мою грудь сквозь тонкую ткань её розовой тряпки и моей рубашки, туманят мозг хлеще мятного рраниса.
Сжимаю и разжимаю пальцы рук, по-прежнему раскинутых в стороны. Проклятье. Знала бы она, что у меня сейчас треснут штаны — не жалась бы столь опасно и откровенно.
— Как же так? — ведёт подушечками пальцев по моей груди, ставшей каменной от внутреннего напряжения. — Что я буду здесь делать, когда у тебя появится жена, дети или другие женщины?
Что, мать твою? Готов расхохотаться от подобной нелепицы. Но вряд ли такой ответ устроит Аурэлию.
— Не появятся, — припечатываю её одной фразой.
Аурэлия открывает было рот, но тут же его закрывает. Наверное, видит что-то в моём взгляде. Что-то такое, что даёт ей понять, что я не шучу.
На всякий случай решаю прояснить всё раз и навсегда:
— У меня больше не будет других женщин. А у тебя не будет других мужчин. Никогда, Аурэлия. Слово дракона. Запомни это хорошо и смирись.
Её глаза расширяются в ужасе или страхе — мне уже надоело играть с ней в гляделки. И глупая болтовня мне надоела тоже.
Откидываю затылок на спинку дивана и прикрываю глаза. По телу разливается приятная расслабленность. Так, ну, всё.
Открываю глаза, чтобы встать и заняться уже тем, зачем пришёл. У Аурэлии опять бокалы в руках:
— Выпьем ещё, — она улыбается, но глаза подозрительно бегают.
— Я не хочу, и тебе не советую, — мотаю головой и тянусь к её лицу.
Провожу костяшками пальцев по её щеке. На удивление, Аурэлия не отшатывается. Наоборот, улыбается и трётся щекой о мою руку, принимая ласку.
— Но мне хочется, Райгон, — смотрит на меня влажным взглядом, в котором обещание, просьба, предвкушение. — Пойми, мне страшно, ведь у меня это в первый раз.
Проклятый ублюдок Жакар! Выходит, он всё лгал насчёт Аурэлии и отца! Скормлю гаргульям подлую мразь!
Шумно вдыхаю. А вот Аурэлия не лжёт — вижу по глазам. Да и какой ей смысл лгать, если я узнаю правду прямо сейчас?
— Хорошо, что сказала, — медленно киваю, машинально принимая из её рук бокал.
— За нас, — с тихим звоном бокал Аурэлии ударяется о мой, после чего она улыбается и делает глоток.
Смотрю на неё и отпиваю тоже. Возвращаю бокал на стол.
— Всё, иди ко мне, — раскрываю объятия, чтобы принять её, успокоить, целовать каждый сантиметр, заверить, что буду осторожен, как с самой большой драгоценностью.
Но Аурэлия подаётся назад, а затем и вовсе резко отодвигается на другой край дивана. Натыкаюсь на её расширенные в ужасе глаза. Опять то же самое! Да что с ней не так? Ведь всё было норма… нормлно…
Язык не слушается, во рту горчит. Откуда горечь? И металлический привкус… Догадка молнией проносится в уплывающем сознании… Она подсыпала что-то…
Глаза закрываются, перед внутренним взором — рвущийся на свободу дракон. Глаза в глаза с ним. Он чувствует, как слабеет человек, и как наша добыча, наша женщина ускользает. Беснуется и изо всех сил рвётся на свободу.
Пытаюсь встать на ноги, но стены плывут, а потолок будто рушится вниз. Падаю на колени, задевая рукой блюдо с фруктами и бокалы. Звон бьющегося стекла, бордовые капли на розовом ворсе ковра. Упираюсь ладонью в мягкий ковёр и роняю голову вниз.
Смотрю на предплечье и замечаю, как под тонкой тканью рубашки проходит судорога и проступают чёрные стальные чешуйки. Ногти заостряются и растут. Частичная трансформация — это плохо, очень плохо.
Человек слабеет быстрее, чем зверь. Совсем скоро я не смогу его контролировать. Счёт идёт на секунды.
С запредельным усилием поднимаю голову. Последнее, что вижу: пятящуюся назад Аурэлию с распахнутыми в ужасе глазами, её ладони прижаты ко рту.
Глупая, что ты наделала?
— Бе-ги, — хриплю еле слышно, прежде чем окончательно провалиться во тьму.
Аурэлия, днём ранее.
После унизительного ультиматума Райгона убегаю к себе наверх. Меряю шагами комнату, топаю ногами, рву волосы на голове, пытаясь найти выход.
Я так и знала, что он уничтожит меня, рано или поздно, и вот этот день настал. Вернее, настанет завтра. Если я ничего не сделаю.
Зачем ему это? Решил опустить меня до наложницы! Но если Вайет узнает… Нельзя! Нельзя, чтобы Райгон меня касался. Потому что после этого Вайет уже никогда на меня не посмотрит… Безумие!
В комнате полутьма. Окно распахнуто настежь. Холодный ночной воздух надувает белоснежные занавески как паруса и гуляет по комнате, словно хозяин. Пахнет ночной прохладой и лесом. Вдали ухает филин. Мои ладони ледяные, а щёки горят лихорадочным огнём.
Замираю рядом с клеткой Харса. Падаю перед ней на колени, обнимаю прохладные гладкие позолоченные прутья, прислоняюсь к ним лбом, закрываю глаза. Слёзы катятся по щекам.
Отдаться Райгону и погибнуть. Или довериться Вайету и спастись.
Почему я до сих пор не рассказала ему? Единственному близкому человеку. Единственному, кто всегда относился ко мне с пониманием и теплом. Да потому что Райгон меня запугал, будь он неладен! А я поверила! Дура!
Выход есть! Он на поверхности, всегда там был! Давно надо было это сделать!
Сердито шмыгаю носом, вытираю насухо щёки. Поднимаюсь на ноги и подхожу к туалетному столику. Уверенным движением щёлкаю выдвижным ящиком, достаю шершавый лист пергамента, гладкую чернильницу, перо.
Вздрагиваю от стука в дверь. Пока та открывается, спешно прячу письменные принадлежности. Секунда — и я у двери.
— Госпожа Аурэлия, — поджав губы, цедит Жакар, глядя мне за спину. — Ужин подан.
Надо же, я опять «госпожа»?! Какой неожиданный взлёт!
— Я не голодна, — отвечаю поспешно. — Оставь меня!
— Но господин генерал…
— Будет недоволен, увы и ах! — кривляюсь, передразнивая его. — Ничего, переживёт! Всё, пойди прочь!
Иду на него грудью, буквально выталкивая из комнаты, после чего закрываю дверь. Прислушиваюсь к его удаляющимся шагам. Хмурюсь: я не слышала звука поворачивающегося в замке ключа.
Неужели, прислужник Райгона забыл меня запереть? Выждав ещё некоторое время, поворачиваю дверную ручку: и точно! Дверь не заперта! Хм.
Возвращаюсь за туалетный столик. Снова достаю пергамент, чернильницу и перо.
Пишу кратко, сосредоточенно и быстро. Главное — успеть.
— Харс, малыш, — почёсываю грудку феникса после того, как привязала к его лапке клочок пергамента. — Мне нужна твоя помощь. Лети к своему хозяину, прошу, найди его как можно скорее!
Открываю дверцу клетки, подставляю предплечье, на которое перебирается птица. Несу феникса к распахнутому настежь окну, за которым осенняя ветреная ночь — не самое удачное время для полёта, но ждать нельзя.
Подставляю свой лоб, Харс трётся о него хохлатой головкой, понимающе курлыкает. Чувствуя тяжесть тела феникса, выставляю руку за окно, слегка подбрасываю птицу и чувствую, как когти феникса отрываются от моего предплечья. Вот и всё. Дело сделано.
Тесса приносит ужин. Жую что-то, не чувствуя вкуса и запаха пищи. Думаю лишь о письме и о том, как Вайет отнесётся к моей просьбе. Вот только чтобы осуществить задуманное, одного письма мало.
Думай, Аурэлия, думай! До глубокой ночи меряю шагами комнату, после чего беру в руки настольный канделябр и выскальзываю в тёмный коридор.
Ступая осторожно и тихо, крадусь к лестнице для слуг. Свет канделябра не способен прогнать кромешную тьму, в которую погружён спящий замок. Но я знаю его как свои пять пальцев и ориентируюсь без труда.
Едва дыша и молясь, чтобы не скрипнула ни одна ступенька, спускаюсь на первый этаж. Вдруг мне чудятся шаги в дальнем углу коридора. Вжимаюсь спиной в стену. Не дышу. Показалось?
В несколько шагов преодолеваю оставшееся расстояние и нажимаю прохладную дверную ручку. Едва не плачу от счастья: Драконий Бог, как же мне повезло! Не заперто!
Проскальзываю внутрь, тихонько прикрываю за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной, и только после этого с облегчением выдыхаю. Пляшущий тусклый свет канделябра выхватывает из темноты массивный рабочий стол, пустое кожаное кресло, аккуратную стопку листов пергамента на краю стола, перьевые ручки в подставке. Пахнет чернилами и воском.
