Когда потомки знатных семей будут вспоминать о нем, то удостоят его пары туманных ремарок или же начнут критиковать его поступки, утверждая, что сами поступили бы гораздо умнее.
Что касается простолюдинов, то скорее всего, они сложат о нём красивую романтичную легенду, что соберёт все сплетни о личной жизни маршала Гу. Наверняка припишут ему любовь к таинственной красавице посередине жизненного пути. В этой истории влюблённая парочка много раз будет пытаться сбежать вместе, но счастье обретет лишь после смерти.
— Я сегодня же напишу барышне Чэнь. Я... Я... Я тебя провожу. Мы вместе уйдем в отставку и вернемся домой. Мы можем вместе выкрасть Его Высочество. Твои раны заживут, а болезни излечатся. Сможешь делать, что хочешь... И думать забудь об этих ублюдках из семьи Ли или Чжан! Я...
Со вздохом Гу Юнь легонько сжал его руку.
Из-за одышки Шэнь И не удавалось вымолвить больше ни слова. Гу Юнь не видел его выражения лица, но по его голосу казалось, что он вот-вот горько разрыдается. Правда Шэнь И избегал часто всхлипывать и вздрагивать, иначе Гу Юнь обо всем бы догадался. Оставалось беззвучно хватать ртом воздух. Его слёзы скатывались по железной броне.
Гу Юнь прекрасно все понял, но ничем этого не выдал. Он погладил его по руке и утешил:
— Да ерунда. Не переживай ты так... Есть вести от Чан Гэна?
«Да, — дрожащей рукой написал Шэнь И, — он просит тебя ни о чем не беспокоится. Если злодеи будут строить козни, убей их. Даже если в столице небо рухнет на землю, он что-нибудь придумает».
Гу Юнь слабо улыбнулся.
Из-за кровопотери мысли путались. Далеко не сразу получилось собраться. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы ответить:
— Ну, что я могу сказать... Не успела закончиться война, а все уже обо мне беспокоятся... Кхе-кхе... В столице действительно произошли перемены, раз они пошли на столь отчаянный шаг. Нам предстоит еще одно сражение с иностранцами. Пока я не могу ходить... И особо ничем не смогу ему помочь. Впусти дипломатов в гарнизон, после чего возьми их под стражу и не дай им связаться со столицей. Если среди них есть шпионы Запада, кхе-кхе... Что бы они там не придумали... Мы должны использовать это против них самих...
Шэнь И ничего на это не ответил.
— ... Цзипин? — позвал Гу Юнь.
Ни с того ни с сего Шэнь И спросил: «Думаешь, это того стоит?»
Гу Юня поразил его вопрос.
Шэнь И посмотрел на его окровавленные бинты на груди, наклонился к его уху и прошептал, четко выговаривая каждое слово:
— Ты беспокоишься, что нам предстоит еще одно сражение с иностранцами, в то время как других заботит только, как бы сместить тебя с места главнокомандующего. Думаешь, это того стоит?
Разумеется, порой в душе Гу Юня поднимались сомнения. К сожалению, его друг, Шэнь И, всегда отличался вспыльчивым нравом. Поэтому так уж было заведено, что один из них взрывался, а другой — оставался невозмутим. Раз Шэнь И первым вышел из себя, Гу Юню ничего не оставалось, кроме как сыграть роль миротворца.
— Ты потратил пять серебряных лянов на безвкусную заколку для барышни Чэнь. Думаешь, оно того стоило или это пустая трата денег?
— Если ради любимой женщины я позволил торговцу себя одурачить, это мое дело. Ты-то ради кого убиваешься? — ответил Шэнь И.
— Как говорится, сыновья почтительность отступает перед лицом затяжной болезни, — протянул Гу Юнь. — Вот неблагодарный, еще и огрызаешься.
Шэнь И не нашелся, что ответить.
Если Гу Юнь полжизни провел на полях сражений и ему не раз хотелось все бросить, то Шэнь И примерно столько же раз в сердцах думал: «Да плевать я хотел на этого ублюдка!» Он оттолкнул руку Гу Юня, отвернулся и собирался уйти, кляня его про себя: «Раз тебе так хочется сдохнуть, то дерзай».
— Цзипин! — окликнул его Гу Юнь.
Его рука беспомощно повисла в воздухе: из-за бинтов пальцы его были неестественно согнуты, и он не мог сжать их в кулак. Из-под повязок проглядывала покрытая свежими ранами бледная кожа. От подобного зрелища у Шэнь И заболело в груди, но он быстро взял себя в руки.
— Не шевелись! — закричал Шэнь И.
Гу Юнь мягко сказал:
— Через два дня наш посол, втайне отправившийся в Дунъин, должен выйти на связь. В конце концов Чжунцзэ всего лишь гражданский чиновник. Я полагаюсь на тебя...
— Да прекрати уже! — с болью в голосе произнес Шэнь И. — Хватить болтать. Я все понял.
Несмотря на то, что ему не дали договорить, Гу Юнь совсем не сердился на своего друга. Непонятно, что на него нашло, но вдруг он засмеялся. Правда вскоре воздуха стало не хватать и смех перешел в кашель.
— Защити нашу родину и стань прославленным генералом. Пройдут сотни лет и люди воздвигнут храм в твою честь. Будешь жить припеваючи, принимая их подношения.
Шэнь И иронично усмехнулся.
— Тогда кем будешь ты? Место бога-хранителя входа уже занято. Неужели богом-хранителем окон? Или может, богом кровати?
— Да без разницы, — тихо засмеялся Гу Юнь. — Неважно, кому люди молятся... Они всегда просят одного и того же... Кх... Благосостояния, продвижения по службе, брака... и детей.
Послушав его, Шэнь И подумал: «Мало того, что он мошенник и сводник, так еще и богиня Гуань-инь, дарящая сыновей [3]?»
Шэнь И еще сильнее распалили его слова. Ему резко расхотелось дружить с этим невозможным человеком.
— О небожитель Шэнь, — едва слышно прошептал Гу Юнь, — даруй мне флейту, что лежит в изголовье кровати.
Со вздохом Шэнь И достал драгоценную маленькую коробочку, что Гу Юнь бережно хранил под подушкой. Внутри лежала прекрасная белая нефритовая флейта, пачка писем, написанных на тонкой морской зернистой бумаге и рукояти нескольких гэфэнжэней, на которых были вырезаны разные имена.
В этой небольшой коробочке находилось все, что было Гу Юню дорого.
«Я выживу, — пальцы Гу Юня сжали холодную нефритовую флейту, и он твердо решил: — Раз взрывом меня не разорвало на куски, я выживу. Ведь Чан Гэна до сих пор не вылечили от Кости Нечистоты. Многие в столице желают ему зла. Разве вправе я...»
Но чем он мог помочь ему? Не успел Гу Юнь ничего придумать, как в изнеможении снова провалился в сон.
Полночь. За тысячи ли от границы, в поместье семьи Фан.
Лицо Фан Циня помрачнело. Наконец к нему вернулся дар речи, он медленно поднял голову и спросил:
— Так это правда? Ты своими ушами это слышал?
Молодого слугу, стоявшего перед ним на коленях, заметно потряхивало. Он поспешно кивнул.
Глава семьи Фан в своем поколении неожиданно рассмеялся. Его плечи все еще подрагивали, когда он прикрыл лицо одной рукой. Он пребывал в замешательстве. Когда-то Фан Цинь посоветовал Люй Чану пойти именно этим путем. Он допускал, что такой жадный до власти человек как Янь-ван рано или поздно совершит предательство. Но Фан Цинь не ожидал, что первым это сделает его родной отец.
Каждый образованный человек с детства наизусть знает четыре главных принципа Чжан Цзая: "Совершенствуй свой дух ради Неба и Земли, живи и направляй свою судьбу ради других людей, продолжай прервавшееся учение ушедших мудрецов и обеспечь великое спокойствие для всех будущих поколений" [3]. Кто не мечтает однажды стать тем выдающимся учёным мужем, который настолько возвысит родную страну, что она будет процветать ещё тысячи лет? Однако и без того скромный энтузиазм постепенно стирается: где из-за богатства и положения в обществе, где из-за потраченного времени, где непредсказуемым ходом истории, что в итоге обрекает учёного на пожизненное звание "посредственности"...
Фан Цинь всю ночь провел в своем кабинете, ошарашенный произошедшим. Следующим утром он втайне отослал прочь жену и детей.
С первым криком петуха Фан Циню хотелось поскорее бежать к Янь-вану, чтобы доложить ему о готовящейся государственной измене.
К сожалению, это желание не сбылось. Сколько бы Фан Цинь не прокручивал этот план в своей голове, он так и не решился его осуществить.
Трудно соблюсти и сыновью почтительность, и верность государю. Фан Цинь понимал, что ему не суждено стать выдающимся ученым и оставалось дальше следовать по выбранному пути.
