Великий советник Фан огляделся по сторонам и заметил:
— Гу Юнь усилил юго-западные гарнизоны и воюет в Восточном море. Поэтому пока мобилизовать ему особо некого — все заняты службой на границах в разных концах страны. Без приказа северный гарнизон не имеет права войти в столицу. Ли Минь всё мечтает прославиться, поэтому не любит, чтобы рядом ошивалось много народу. Обычно его сопровождает максимум несколько старых слуг. Ходят слухи, он прекрасно стреляет и ездит верхом, и во время осады пару раз поднялся на башню, чтобы покрасоваться. Но вряд ли он согнёт много гвоздей своим смертным телом. От него будет легко избавиться... Уж не знаю, что господам ближе — действовать втайне или открыто?
Кто-то спросил:
— Что господин Фан подразумевает под «действовать втайне или открыто»?
Великий советник, принимавший экзамены у многих талантливых придворных чиновников, невозмутимо пояснил:
— Если вы желаете провернуть все в тайне, то наймите двадцать-тридцать смертников, чтобы устроили ночью засаду. Когда Ли Минь будет возвращаться из дворца, они задержат и убьют его, а все доказательства уничтожат. Вам сойдет это с рук, и император не сумеет покарать виновников... Если же вы желаете выступить открыто, то дайте императору понять, где его верные генералы и преданные чиновники, радеющие о благе страны, а где — изменники и воры, захватившие власть... Пусть увидит, кому лучше доверить наследного принца.
— Это... Господин Фан, боюсь, это будет непросто.
Эти слова принадлежали Пиннин-хоу [4], одному из трёх старейших хоу столицы. После смерти отца его наследник до того заплыл жиром, что с трудом передвигался. Он редко выходил из дома и ни капли не походил на потомка прославленного генерала, но отличался неожиданно острым умом. Немного погодя он смело добавил:
— Не будем пока обсуждать, как провернуть наш план на глазах у императорской гвардии и дворцовой стражи. Давайте представим, что мы добились успеха. Характер нашего государя таков, что он предпочтёт умереть стоя, а не опустится на колени. Разве не настоит он на проведении тщательного расследования? Все старые упрямцы из северного гарнизона мертвы. Их давно приструнили, они не войдут в столицу без приказа. Что если в гневе император действительно отдаст им такой приказ? От гарнизона далеко до столицы, но что насчет дворцовой стражи и бойцов императорской гвардии, охраняющих дворец? Ещё свежи воспоминания о мятеже Лю Чуншаня и Люй Чана. Боюсь, это действительно будет непросто.
— Но ведь есть во дворце места, куда не может попасть ни дворцовая стража, ни императорская гвардия. Осталось полмесяца до дня рождения императора. В этом году пришли победные вести с передовой в Лянцзяне и с побережья Восточного моря. Льстецы из министерства церемоний хотят в честь этого устроить пышное празднество. Так что подходящая возможность точно представится и не одна, — с легкостью парировал великий советник Фан. — Что касается грозящего нам императорского гнева...
Он вдруг осекся. И тихо засмеялся и поднял свои слегка опущенные веки:
— Тогда надо убедиться, что император не сможет на нас разгневаться... Неужели вы думаете, что, если мы избавимся от Ли Миня, государь оставит нас в покое? Вы ведь слышали сегодня утром слова наследного принца. Что маленький ребенок смыслит в делах государственных? Кто его всему этому научил? Ему одиннадцать лет, но он рассуждает категориями вроде "закон суров, но это закон" и желает избавиться от тех, кто действует из личных побуждений. Сегодня он намекнул на это прямо посреди императорской аудиенции. С тем же успехом он мог ткнуть в нас пальцем, назвав подлецами. Вас одолевают сомнения, но неужели вы, господа, хотите, чтобы наследный принц пришел к власти и послал каждому из вас чжан белого шелка [5]?
Его немыслимое предложение явно противоречило принятым нормам морали. Великий советник Фан поступил дерзко, как подобает старому чиновнику, который когда-то привел к власти императора Юаньхэ. Его амбиции были велики, он сразу решил играть по-крупному, поэтому говорил, не таясь:
— Если император забудет свое место, избавимся от него. Если и наследный принц не станет нас слушать, то посадим на трон его оставшегося сиротой брата, сделав из него нашу марионетку.
Пиннин-хоу вытаращил глаза, пораженный его словами, и, запинаясь, задал еще один опасный вопрос:
— Неужели... Неужели Гу Юнь согласится заключить мир?
— Наши дипломаты уже отправились на фронт. Они обо всем позаботятся, — ухмыльнулся великий советник Фан. — Вспомните. Передовая. Враги бросают на нас алчные тигриные взоры. Дипломатическая делегация. Господа, неужели вы расслабились и забыли, что произошло двадцать лет назад?
Назревала буря, но Янь-ван, которому суждено было стать оком бури, об этом не подозревал. Он каждый день исправно приходил на службу и старательно продвигал новые реформы.
Новое письмо от Гу Юня его обрадовало.
На этот раз его отправили прямо в поместье, значит, оно точно было личным. Когда Хо Дань передавал конверт в руки Чан Гэну, глаза у того светились от счастья, а командующий Хо густо покраснел, как помидор.
«Он каким-то сверхъестественным чутьем обладает?». Чан Гэн поднял конверт, чтобы просветить его содержимое. После чего шутливо посетовал Хо Даню:
— Воюет против иностранцев на границе, а до сих пор находит время для подобных шалостей. Вот что с ним делать?
В поместье Аньдинхоу никогда не было «хозяйки» в привычном понимании этого слова. Будучи командующим стражи, он имел общее представление о том, что здесь творится. Однако пока ему неловко было обсуждать личное письмо великого маршала со «вторым хозяином». После разговора с Янь-ваном ему показалось, что из командующего стражей его низвели до роли жадной до сплетен нянюшки. Поэтому он, густо покраснев и сгорая от стыда, подпирал стенку.
Впервые после начала войны Гу Юнь написал Чан Гэну столь подробное личное письмо. Чан Гэн далеко не сразу решился его открыть. Он взял конверт в руки и несколько раз погладил его. Когда он поднес его к носу, словно в попытке почувствовать запах человека, находившегося за тысячи ли отсюда, его взгляд затуманился.
Хо Дань покраснел столь густо, что едва не лопнул от смущения. Заикаясь, он спросил:
— Ваше... Ваше Высочество, что... Что вы творите?
Чан Гэн так пристально его рассматривал, словно красный как рак Хо Дань представлял собой крайне забавное зрелище. Он намеренно решил его подразнить, заявив:
— Вчера увидел во сне моего ифу. Проснулся затемно и больше не мог глаз сомкнуть. Так и проворочился всю ночь. И вот сегодня вдруг пришло письмо. Забавное совпадение, не находишь?
Хо Дань потерял дар речи.
Уже от слов «моего ифу» его пробила холодная дрожь. Хо Дань сокрушался про себя: «Что молодой хозяин себе позволяет? С чего вдруг он отринул всякий стыд?! Того и гляди прежний Аньдинхоу и старшая принцесса настолько разгневаются, что восстанут из мертвых!»
Чан Гэн едва заметно улыбнулся и достал маленький ножик, чтобы открыть конверт. Неожиданно в комнату влетела деревянная птица Линьюань. Когда Лю Чжун попросил его о помощи, Чан Гэн так до конца и не поверил его словам. Он поручил двум людям из Линьюани проследовать за ним по пути в Лянцзян. Один не скрывался, другой — тайно шпионил. Тот, что действовал открыто, выдал себя за слугу семьи Лю. Его Лю Чжун раскрыл еще в столице. Зато второй шпион был опытным. Он ехал следом за дипломатической делегацией и обо всех их действиях докладывал в столицу.
Чан Гэн поспешил убрать личное письмо Гу Юня в рукав и решил сначала прочесть послание в деревянной птице.
Начав читать, он холодно усмехнулся. Некоторые люди до сих старательно строили коварные планы.
Примечания:
1. 清君侧 - Цинцзюньцэ - инструмент политической борьбы, в которой группа людей (возможно целая страна, семья, клан) идут в бой против императорского двора. Буквально означает "очистить приближенных монарха от "зла" в лице неверных чиновников.
