Он неуверенно приблизился, и первые мелкие капли намочили его черную рубашку. Глазами я прорисовала каждую пуговицу до той, что терялась в поясе строгих брюк, и он сглотнув принялся торопливо расстегивать их, без слов проследив мои мысли.
Одежда полетела на пол, и обхватив за шею, я увлекла его под тропический душ. Наши губы встретились в долгожданном поцелуе, и я ощутила на кончике языка вкус крови, хотя губа его уже почти затянулась.
Настойчиво проникнув в мой рот, он жадно впитал в себя влагу, завладел моим языком в безумном танце. Острые клыки царапали нижнюю губу, и руки Олава зарылись под мои влажные волосы, поднявшись по шее от ключицы к основанию черепа. Путаясь в длинных струящихся под падающей водой прядях, он проложил губами дорожку от мочки уха к плечу, следуя за ручейками.
Мы целовались впервые так страстно и голодно, будто весь остальной мир не существовал, а лишь наша встреча сейчас и томительное ожидание со времен резервации в Красной горе. Перед моим мысленным взором промелькнули наши первые дни, полные несмелых взглядов, уже тогда таивших в себе эту бездну запретной страсти.
Но тогда между нами незримо стояла стена высотой с четырехэтажный дом, и мы боялись и предположить, что оба испытывали желание, способное обрушить еë.
Распаленный объятьями и неистовыми поцелуями, во время которых я животом терлась об его эрегированный член, Олав взял меня за руку и положил ее на основание своего восставшего органа. Сделав несколько оглаживающих движений моей кистью, крепко обхватив толстую головку члена, толкнулся ей в мою ладонь, закатил глаза и выстонал:
— Я был на волосок от поражения сегодня, когда ты начала торговаться. Но мысль о том, что в той комнате нас всегда больше двух, отрезвляет. — Он сглотнул, смочив охрипшее горло и рвано выдохнул, когда моя рука с усилием пошла по всей его длине вниз и взвесила напряженный кожаный мешочек. — Хотя, наверное, я бы не устоял, если бы ты проявила инициативу, но все равно бы потом взял тебя через анал, и твоя пытка длилась бы дольше. Знал, что Энгус придет, не думал, что так скоро.
— Не пытка. Скорее наши отношения качественно перешли на другой уровень слишком быстро. Иногда от такой близости становится сначала страшно, потом приятно. Как головокружение от высоты перед прыжком с парашютом. Но не тяни меня больше за лицо, мне это… не нравится.
— Прости. В следующий раз не буду за лицо. Я боялся, что ты забудешься, и на лице будет все написано. А Энгуса перекашивает от счастливых улыбок удовольствия на лицах его жертв, ему нужно страдание, тогда он блаженно бездействует.
— Не думаю, что смогла бы изобразить счастливую улыбку через боль. — Освобождая свою руку, стушевалась я, разрывая зрительный контакт, чтобы избежать разговора о стыдном.
— Боль это катализатор наслаждения. Она поливает бензином все нервные окончания, и разом поджигает их, — задумчиво проговорил он и притянул меня к себе.
Опустившись на колени, глядя снизу вверх своими бездонными морозного цвета глазами, он поставил руки по обе стороны от себя и по гладким женским ногам поднялся к упругим ягодицам. Его любопытная рука сама потянулась к травмированному отверстию. Проведя подушечкой пальца по немного опухшей дырочке, он заставил меня смущенно заерзать, прогоняя его от столь интимных мест.
Просунув плечо между моих ног, Олав, слабо толкнувшись вверх, вынудил меня положить одно бедро ему на плечо.
— Не надо, уже не болит!
— Но я хочу. Это сводит меня с ума. Ты словно самое любимое блюдо.
Оказавшись на одной ноге, я инстинктивно схватилась рукой за стену, а другой за его голову, и немного испугалась, когда он поднырнул под меня, и словно сверлом вошел языком в раздраженный покрасневший сфинктер.
Я машинально сжала обе ноги, зажав его голову, и упала бы, если бы он не подхватил меня под ягодицы. Обводя натертые места своей слюной, он с любованием очерчивал руками синяки от своих пальцев на округлых половинках попы и тыльной стороной ладони водил по выпирающим тазовым косточкам, заглаживая каждый изгиб, который хватал и терзал час назад.
Окунувшись в негу ласковых касаний, я пропала, и не сразу обратила внимание, что он поддерживает меня лишь одной левой, а я уже сама ерзаю на его лице, врезаясь в осатаневший язык клитором в подступающем экстазе. Правой рукой он неистово трахал себя, возбуждаясь от меня.
Кончив на пол, и отпустив мою ногу, он поднялся и с потяжелевшими веками проследил за моим взглядом.
— Мой опыт боли подсказывает мне, что чем сильнее боль, тем сильнее наслаждение, которое мы получаем этой ценой. Для того, чтобы производить активное семя для зачатия нужно было пройти терапию током вот здесь. — Его рука подхватила и опустила мои пальцы к выжатой мошонке, и я нащупала след от свежего шрама. — Это адская боль, через нее прошел пока только я, и без стимуляции током сперма мертва как просроченный кефир. Марк бесплоден на все сто.
— Тогда зачем… Ты все слышал?! — расстроилась я.
— Нас кормят в лаборатории, это все слышали. Пришлось даже немного осадить Марка. А не то в шесть утра к тебе побежит, если это сделает его ближе к трону.
— А… то, что было до… тоже всем…? Нет, мне плевать. И на их мнения тоже.
— Почему ты не спрашиваешь, правда ли это?
— Что ты меня выбрал? Ложь. Или нет?
Желание продолжать страстные поцелуи пропало, когда Олав опустился на скамейку и посмотрел в пол, похоже, подбирая слова.
— Несколько дней назад, мы переносили часть оборудования из подвала наверх. По лестнице. И я заходил к тебе на этаж. Энгус об этом узнал. Он хорошо соединяет факты, и вот ты здесь. На тот момент меня уже били током, оставалось только найти мне пару. Он решил, что дело пойдет быстрее, если двое как минимум влюблены. Я отрицал, сказал, что ты мне противна, что я гомосексуален. Он не поверил. До сегодняшнего дня я думал, что он может отпустить тебя, если решит, что между нами как минимум взаимная неприязнь. Похоже, я все испортил.
— Это ты принес мой шип! Как ты узнал, где я работаю?
— Спросил. Ты же говорила, что консультант.
— Но ты знал этаж… А я его не называла никому, кроме…
— Кроме Валерия Викторовича.
— Он жив?
— Не знаю, не думаю. Я был в клетке на сорок восьмом, когда вы вошли в лабораторию, и все видел через мониторы. Видел тебя. Поначалу Энгусу было плевать, его больше заботил репродуктивный эксперимент. И он проговорился, что даже если вы синтезируете образец, вы не сможете его вынести. Система безопасности заблокирует двери, и выкачает воздух на 90 %. Через несколько минут человек умирает, а вампиры остаются пожирать друг друга от голода. Он даже предложил оставить воздух, и сделать ставки, кому достанется на ужин человек, а через неделю открыть лабораторию и допросить последнего, кто останется в живых.
— Но нам же удалось уйти! Система не сработала! Значит, мы можем попробовать сбежать.
— Не можем. Система работает хорошо. Вас выпустили, потому что взамен ваших жизней я предложил свою лояльность. Вызвался добровольно на токовую пытку. Сдал все убежища Кармайкла, помог им обнулить его счета. В ночь твоего приезда сюда они его чуть не поймали, но ему помогли уйти, и он даже смог отправить мне сообщение. Детскую книжку «Бэмби» нашли в одном из наших тайников.
— Что это значит?
— Поначалу я решил, что это означает тебя. Один раз он так тебя назвал. Но, возможно, имелся ввиду диктофон.
— И мы не знаем, что на нем, и его у нас нет.
— Это не беда. Хуже то, что Энгус знает, что мы с тобой хитрим. Он надеется, что ты уже беременна. Тогда ему проще меня убить. Но пока он не знает наверняка, будет меня держать где-то рядом, разделит нас.
— Зачем убивать единственного донора?
— Он сделает других со временем. Сама подумай, какой ему толк держать нас рядом? Когда ты будешь беременна, ты станешь на полгода самым охраняемым объектом лаборатории. И если твоей жизни ничего не грозит, то и моя лояльность под вопросом. Вдобавок, я стану претендовать на тебя и своего ребенка. И черта с два я дал бы его забрать. Поэтому ему проще меня убить. А этого я допустить никак не могу, учитывая, что остается беременная жена, которой я нужен.
