Возможно, некоторые люди рождены для того, чтобы спать в жесткой постели, все их тело состоит из костей, слишком долгое лежание в роскошной парче вместо этого вызовет у них боль в спине.
Наконец даже император не выдержал, и когда приближалось зимнее солнцестояние, отпустил Гу Юня обратно во двор.
В тот день, по совпадению, у Гу Юня был выходной. За несколько дней до этого он уже был немного подавлен, не мог встать с утра и не мог нормально спать по ночам. Хотя он очень тщательно скрывал себя и не ворочался, Чан Гэн знал, что он не спит. Чтобы не беспокоить его, Гу Юнь бессознательно сдерживал дыхание до медленного и долгого. Иногда он почти не слышал его.
Он не отвечал, даже когда Чан Гэн спрашивал. Если на него слишком сильно давили, он начинал нести чушь. Так или иначе, с такой скользкой речью Гу, чего он не хотел говорить, никогда нельзя было узнать, даже если поддеть шилом.
В дополнение к новогоднему празднику важные чиновники выше третьего класса по очереди отдыхали каждый день на случай, если не будет никого, кто мог бы нести ответственность. Другими словами, хотя Гу Юнь сегодня отдыхал, это не значило, что Его Величество, император, тайно выбравшийся из дворца и оставшийся на ночь в Поместье Аньдинхоу, тоже мог отдохнуть. В начале правления нового правительства у Чан Гэна было множество дел, которыми нужно было заняться, ему все еще приходилось вставать рано утром, чтобы вернуться к работе.
Затем он увидел, что Гу Юнь тоже был одет, чтобы выйти на улицу.
–Оденься потеплее, — небрежно бросил Чан Гэн. — Кстати, куда ты идешь в такой холодный день?
Гу Юнь серьезно соврал:
–Собираюсь покататься на лошадях в пригороде.
Чан Гэн посмотрел на воющий северо-западный ветер снаружи, затем на лицо Гу Юня, которое принадлежало тому, кто только что оправился от серьезной травмы, без следов крови, и нахмурился:
–Что?
Гу Юнь смотрел на небо, на землю, куда угодно, только не на Чан Гэна, отказываясь говорить.
У Чан Гэна не было времени задерживаться в поместье и допрашивать его, чтобы добиться признания, поэтому он быстро подмигнул Хо Даню перед уходом. С тех пор, как он стал свидетелем того, как его маршал разваливается на части, и Его Величество лично отнес его домой, Хо Дань был полон решимости стать тайным шпионом, питаясь от одного и защищая другого.
Уши и глаза Гу Юня все еще не были так остры. Некоторое время он не осознавал, что на его заднем дворе был предатель. После того, как Чан Гэн ушел, он украдкой надел пальто и велел своим слугам приготовить очень скромную карету. Он взял с собой только Хо Даня, дополнительные охранники остались дома.
Хо Дань:
–Аньдинхоу, куда вы едете?
Гу Юнь что-то пробормотал.
Хо Дань:
–Аньдинхоу, у вас болит зуб?
Гу Юнь:
–...
Хо Дань редко видел его лицо, которое «трудно выразить словами». Он подумал про себя: «Неужели он будет искать цветы и вербы* за спиной Его Величества?»
*посещение публичных домов
Однако, глядя на не привлекательное лицо Гу Юня, не было похоже, что он собирался развлечься.
Они долго смотрели друг на друга. Прохладный ветер прошел сквозь занавеску и подул в жаровню. Гу Юнь наконец выдавил из щели между зубами три слова:
–Храм Ху Го.
Хо Дань:
–...
Он в шоке подумал: «Должно быть, Аньдинхоу утром принял не то лекарство!»
Гу Юнь сердито одернул занавеску кареты: –На что ты смотришь? Все еще не едешь!
Когда маршал Гу был на северной границе, он тайно загадал желание: если Кость Нечистоты Чан Гэна действительно излечат, он зажжет благовония для храма Ху Го. Но он так и не смог его выполнить.
Этот белоглазый волк*, возможно, был немного набожным в то время, но когда пришло время, он отказался от милости и забыл о Будде.
*Неблагодарный человек, который никогда не ценит то, что для него делают другие
Но по какой-то причине, в последние ночи Гу Юню снились странные сны. Он увидел ряд лысых монахов, упорядоченно распевающих ему сутры. Их головы блестели и качались в одном направлении, говоря «Амитабха» всю ночь. Он проснулся на следующий день и все еще чувствовал головокружение. Продолжая это в течении трех или четырех дней, Гу Юнь наконец вспомнил о своем «большом желании» и понял, зачем пришли эти плешивые ослы.
Воспользовавшись днем отдыха, он неохотно отправился в храм Ху Го, чтобы возжечь благовония.
Воспользовавшись холодными зимними месяцами, так как это был не новый год и не праздничные дни, в горном храме было мало посетителей. Гу Юнь поспешно ушел рано утром и прокрался в храм Ху Го, как вор. В это время горный туман еще не рассеялся. На каменных ступенях лежал слой росы, вокруг царила тишина. У Гу Юня не хватило духу оценить это. Он шел с опущенной головой, и его шаги были быстрыми, стремительными, как будто он собирался возродиться. Хо Дань боялся, что он упадет, и в страхе бежал за ним всю дорогу. Они достигли конца горной дороги, которая заняла полчаса. В мгновение ока они оказались перед воротами зала благовоний.
Хо Дань сделал несколько вдохов и осторожно спросил:
–Аньдинхоу, что мы здесь делаем?
Гу Юнь стиснул зубы и раздраженно сказал:
–Подношение благовоний.
Хо Дань:
–...
Видя, насколько агрессивен этот хозяин, он сначала подумал, что специально пришел сюда, чтобы собрать долги или мстить.
Начались утренние занятия монахов в храме. Звук утреннего колокола и расстановка циновок в курильном зале стояли на месте. Монах в простом белом монашеском одеянии в главном зале стучал деревянной рыбой и молча распевал сутры.
Гу Юнь огляделся и увидел, что его никто не замечает ни издалека, ни вблизи. Он быстро прокрался в зал для благовоний, зажав себе нос, схватил горсть медных и серебряных монет и бросил их в ящик для пожертвований. Потом с пренебрежением подобрал две ароматические палочки, встряхнул запястьями и зажег их. Он вытянул руки, стараясь держать подальше от себя дым.
Гу Юнь взял благовония и взглянул на статую Золотого Будды перед ним, думая: «Должен ли я поклоняться этой штуке?»
Тогда он мгновенно принял решение: «Забудь об этом».
У него даже не было надлежащей позы для поклонения, он снисходительно кивнул головой статуе Будды, как будто он достаточно одарил Будду. Он быстро вставил ладан в курильницу, повернул голову и сказал Хо Даню: «Готово. Пошли».
Хо Дань:
–...
Впервые за свою долгую жизнь он увидел, что кто-то поклоняется Будде с таким высокомерием. Их Аньдинхоу не столько приходил поклоняться Будде, сколько ждал, когда Будда придет поклоняться ему.
Как только Гу Юнь быстро разобрался с благовониями и собирался покинуть зал, монах, который прятался поблизости и стучал по деревянной рыбе, внезапно встал и обернулся, с улыбкой склонил голову перед Гу Юнем и произнес жестами: «Как дела у Аньдинхоу?»
Гу Юнь:
–...
Он сделал все приготовления, чтобы избежать глаз и ушей людей. Но кто знал, что он был в зале благовоний с врагом: вонючим монахом Ляо Жанем. Должно быть, он забыл посмотреть на календарь перед выходом.
Ляо Жань улыбнулся, указал на него и спросил: «Почему Аньдинхоу пришел сюда? Это не должна быть молитва о благословении».
Гу Юнь выглядел несколько неестественно и сказал:
–Исполняю желание.
Монах сказал: «Раз Аньдинхоу хочет, почему бы не быть более искренним? Слишком поспешно, приходить и уходить вот так».
Гу Юнь тайком выругался «как не повезло», но внешне вежливо улыбнулся:
–Раз мое сердце достаточно искренне, почему мы должны цепляться за обычай? Мастер, вы ослеплены внешним видом?
Ляо Жань сложил руки перед грудью, склонил голову и откровенно сказал: «Маршал Гу, естественно, понял учение Будды, что заставляет меня и других практикующих искренне восхищаться. Это правда — вы можете помнить весь пройденный путь, чтобы выразить свою благодарность, тогда вы, должно быть, были очень искренними в тот момент, когда загадывали желание. Поскольку вы пришли сюда сегодня, конечно, вы также должны были отдать свое сердце нашему Будде».
