Стоял чарующий летний вечер, темно-синий из-за наползших туч. Огни свечей, дрожащие на легком ветру, отражались от серебряных столовых приборов, преломлялись в хрустале, играли в глазах Марка. Его идея поужинать на лужайке перед домом изначально показалась Владе заманчивой, но он смог довести вечер до совершенства.
– Я знаю, как сильно тебе хочется окружить себя людьми, которых ты могла бы назвать друзьями. И у меня есть план. – Марк заговорщицки склонился над столом.
Между ними все еще оставались свечи, и тарелки, и бокалы – слишком много всего, но Влада не торопилась сокращать дистанцию: от уверенности, что это можно сделать в любое мгновение, без условностей, без боязни наткнуться на холодность, приятно щекотало под ложечкой.
– Давай, – продолжил Марк, – этот дом останется нашей летней резиденцией, а мы переедем в Питер и купим небольшую, но уютную квартиру с окном в мансарде, чтобы ночью можно было лежать на кровати и смотреть на звездное небо. Только представь: ты восстановишься в университете, у тебя появятся друзья, они станут приходить к нам в гости, и я очарую их – всех до единого. Ты даже начнешь немного ревновать меня к своим подругам, хотя прекрасно знаешь, что навсегда останешься моей единственной. – Он сделал паузу, и вспышка молнии осветила его взволнованное лицо. – Мы будет счастливы, по-настоящему счастливы, только одно будет тебя огорчать: мы не сможем завести собаку. – Марк улыбнулся, и Влада, больше не в силах находиться так далеко от него, поднялась стула.
Но не успела она сделать и шага, как громыхнул гром, брызнули большие теплые капли, и свечи, шипя, погасли. Марк с Владой бросились собирать посуду, но дождь стал таким сильным, что они, едва начав, оставили это занятие и побежали на крыльцо под навес.
На крыльце Влада обернулась. Небо разрезали ярко-белые зигзаги молний. В этих вспышках Влада увидела, как Марк вдруг спустился с последней ступени. Он откинул с лица мокрые пряди и протянул руку. Влада, не задумываясь, приняла приглашение.
Она уже успела забыть, какое это потрясающее чувство – подставлять лицо ливню, ей даже стало казаться, что так поступают только дети, но сегодня все правила рухнули. Она может стоять под дождем, спать под открытым небом, гулять босиком. Она может любить Марка и быть любимой Марком – что бы ни случилось.
Марк приложил ее руку к своему сердцу, и Влада услышала, как оно бьется, быстро и громко, а потом посмотрела Марку в глаза и поняла, что буря, бушующая у него внутри, во сто крат сильнее грозы.
Они одновременно потянулись друг к другу, их губы сомкнулись, сначала осторожно, потом – со всей страстью недавних влюбленных.
Между ними больше не оказалось преград. Теперь Влада и Марк были просто мужчиной и женщиной, жаждущими друг друга. То, о чем Влада мечтала с пятнадцати лет – сначала осторожно и трепетно, потом жарко и ярко – могло произойти прямо сейчас. Близость с единственным мужчиной, которого она любила больше самой себя, больше своей жизни. Близость с Марком. Никогда раньше Влада не испытывала такого неистового восторга – даже не представляла, что такое можно испытывать. Она закрыла глаза, полностью подчиняясь воле любимого человека, и почувствовала, как Марк взял ее на руки и поднялся по ступенькам в дом.
Больше в Марке не было страха. Его уверенность в себе и в то же время необходимость держать чувства под контролем, его неистовое желание, которое читалось во всем его облике, в каждой детали, заставляли Владу гореть. И этот огонь не был связан с новой сущностью Марка. Владе казалось, что теперь она сама может опалить.
Не включая света, Марк осторожно, бережно опустил ее на кровать и, не спуская с Влады помутневшего от желания взгляда, скинул штаны и рывком стянул с себя мокрую майку. Когда Влада попыталась сделать то же самое со своим вечерним платьем, Марк пресек эту попытку.
Даже от одного только взгляда на его идеальное обнаженное тело, исполосованное вспышками молний, Владе пришлось сжать ноги, чтобы хотя бы немного успокоить дразнящее до сладкой боли желание ощутить Марка в себе. Влада протянула к нему руку, но Марк, едва заметно покачав головой, перехватил ее ладонь, коротко поцеловал в запястье и опустил на подушку.
Да, касаться его сейчас, когда Марк находился на пределе своих возможностей самоконтроля, было очень глупо. И очень опасно. Они ступили на территорию, о которой почти ничего не знали. Как же хорошо, что Владе был неведом страх… А затем мысли оборвались – Марк развел ее колени по сторонам своих бедер. Закусив губу, Влада стала извиваться, инстинктивно пытаясь приблизиться к нему, но замерла, едва Марк начал медленно стягивать тонкую шлейку ее платья. Шифон тягуче сползал вниз, заставляя Владу невольно постанывать. Вот платье, слегка помедлив на затвердевшем, чувствительном, как обнаженная рана, соске, соскользнуло ниже, оголив грудь. Затем настал черед второй шлейки… Это была невыносимая, но такая желанная мука! Владе казалось, что она в полубреду. Лоб пылал. Пальцы с такой силой терзали края наволочки, словно хотели разорвать ее на клочки.
– Марк… – простонала Влада – но не смогла окончить фразу.
Он не делал ничего из того, что не делали до него другие мужчины. Но разница была в том, как он это делал…
Его пальцы касаются ее лица у виска, убирают со щеки влажную прядь, мягко надавливая, скользят по губам, подбородку, шее. Совершают круг возле груди, поглаживают соски, а затем устремляются вниз живота… В этих прикосновениях было столько нежности – и в то же время столько страсти, что казалось, будто сквозь кончики его пальцев проходит ток.
– Марк… – едва слышно повторила Влада, прикрыв глаза, – и выгнулась кошкой, когда почувствовала прикосновение его губ к своему самому сокровенному месту. Теперь ток легким покалыванием пронзал все ее тело, сосредотачиваясь там, где мягко и жадно, блуждал язык Марка.
Тело больше не слушалось ее, словно принадлежало другой женщине. Эта женщина не выполняла ни просьб, ни приказов. Она уже запустила руки в волосы Марка и творила с ними нечто похожее на то, что чуть ниже он творил своим языком.
– Марк… – Влада почувствовала, как в уголках глаз стали собираться горячие слезы. – Я хочу… тебя…
Больше его не пришлось уговаривать. Раздался треск ткани – и трусики Влады затерялись в темноте. Еще мгновение – и Марк, застонав, вошел в нее. В тот же миг, словно со стороны, Влада услышала свой крик наслаждения. Еще несколько сильных толчков – и в ее глубине, там, куда сейчас проник Марк, будто взорвался вулкан и горячая, сладостная лава – одна на двоих – наполнила ее тело до кончиков пальцев.
Следующие минуты – или часы – оказались стерты из памяти. Провал. Глубокая черная, но совсем не страшная пропасть. А потом в черноте вспышка молнии осветила лицо Марка, совсем близко возле лица Влады. Он все еще находился в ней. Опираясь на локоть, второй рукой Марк гладил ее волосы. Его глаза излучали как-то новый необычный свет, словно он вдруг стал намного старше. И счастливей.
