— Селена, я говорю серьезно. — Он попытался остановить ее прежде, чем она начала его ласкать. — Я хочу проявить уважение к тебе…
— Ты тратишь время.
На этом она опустилась на колени и взяла все в свои руки. Селена была высокой женщиной, и ее рот оказался на идеальной высоте, и — Боже помоги им обоим — она воспользовалась им, вытянув свой розовый язык и облизав головку. Трэз затрясся всем телом от прикосновения бархатного языка, и, прежде чем успел повторить судьбу халата и лужицей растечься по полу, он наклонился вперед, упершись руками в ближайший предмет, до которого смог дотянуться.
Бюро. С таким же успехом, это мог быть капот автомобиля. Сани Санты. Холодильник.
Теплая и влажная, Селена обхватила его своим ртом, сметая весь мир, мгновенно подводя его к грани.
Он простонал сквозь зубы:
— Я сейчас кончу… о, черт, я сейчас…
В голове мелькнула мысль, что он не хотел отнестись к ней без уважения и кончить в ее…
Селена подалась назад, открывая рот, и вытянула свой волшебный язык. Посмотрев на него, она начала ритмично вбирать его в себя, не переставая лениво облизывать головку.
Трэз протянул, ну, наверное, секунд пять. Когда разрядка выстрелила из него, Селена приняла все, глотая, посасывая, отклоняясь назад, чтобы он покрыл семенем ее губы и лицо. Боже помоги ей, он все кончал, бесконечная сексуальная нужда вцепилась в его тело, пока он отмечал ее как свою, и его запах покрывал ее, как в первобытные времена.
Защищать. Оберегать. Любить.
Все было собрано в этом священном месте.
Моя.
Когда он, наконец, замер, Селена села на пятки и потом несколькими сражающими наповал движениями облизала губы. Подняв руку, пальцами прошлась по влажному следу на подбородке, вытирая себя. Опустила взгляд на свою идеальную грудь.
Обхватив тяжелые груди, она улыбнулась, смотря на влагу, от которой блестели напряженные соски и упругая плоть.
— Ты меня всю испачкал.
— Где ты научилась этому? — выдавил он.
По крайней мере, хотел это сказать. Изо рта вырвался поток бессвязных звуков.
— Что такое? — прошептала она перед тем, как приподнять одну грудь и наклониться к ней с вытянутым языком.
Она облизывала себя.
Изо рта Трэза вырвалось рычание, которое бы напугало его, будь он на месте Селены.
Но Селена не испугалась. Она гортанно засмеялась.
— Желаешь пометить что-нибудь еще?
***
Свобода.
Сидя на коленях перед Трэзом, чувствуя его вкус в своем рту и запах на своей коже, Селена упивалась сексуальной свободой, охватившей ее. Освобождение, казалось, совсем не соответствовало смертному приговору, с которым она жила, и все же нехватка времени избавила ее от неловкости и мук совести. Она летела над узами, которые давно приковывали ее к земле, знания эроса позволили ей парить на волнах секса, которые плотными, осязаемыми веревками соединяли их тела.
Не имея понятия, сколько ей осталось, и ведомая злостью на то, сколько времени она потратила впустую, Селена стремилась выразить себя, принять желания своего тела и осуществить их.
Все они были связаны с Трэзом.
И будто он чувствовал то же самое, он подался вперед и поднял ее с пола. Суставы воспротивились смене положения, но протесты казались лишь шепотом по сравнению с ревущей похотью, с которой она хотела Трэза.
Он должен был войти в нее. Своим телом.
Трэз понес ее к кровати и уложил на живот, его большие, теплые ладони прошлись по ней от лопаток до бедер, а потом он устроил ее на четвереньках, раздвигая колени. Опустив голову. Она хотела увидеть его… смотря мимо набухших, подрагивающих грудей, она наблюдала, как он зашел с сзади, его член покачивался, пока он устраивался…
О ее лоно потерся не член.
Он обхватил руками ее бедра, впиваясь пальцами в ягодицы и раздвигая их, ее складки для себя. А потом он накрыл ее своим ртом, влажные губы скользили по влажным губам, посасывая, поглощая. Полностью доминируя, его язык скользил вверх-вниз, проникая, порхая по ее лону, пока она не содрогнулась от оргазма, с каждым рывком вжимаясь в его лицо.
Когда он, наконец, закончил, то поднялся, упираясь кулаками по обе стороны от нее.
— А сейчас я тебя трахну, — прохрипел он ей на ухо.
— О, Боже, да…
Селена громко вскрикнула, когда он погрузился в нее, растягивая до предела. Удар отдался приятной болью… и потом он начал вбиваться. Не было и речи о медленном и уверенном темпе, от жестких движений она увидела звезды, и в итоге оказалась не в силах держать тело над кроватью. Рухнув лицом на простыни, пахнувшие им, она сражалась за дыхание, упиваясь удушьем, когда каждый толчок вжимал ее лицом в подушки.
Бамс! Бамс! Бамс!
Изголовье кровати билось также сильно, как вбивались в нее, дерево ударялось о стену, звук сливался со звериным рыком Трэза.
Изогнув голову, Селена попыталась увидеть его.
Трэз был великолепен, его грудные мышцы и плечи напрягались, огромные руки испещрены мускулами, на животе обозначились резные мышцы, в то время, как его бедра бились о нее. Кончив, он запрокинул голову назад, как и в первый раз, когда она взяла его, и взревел, сверкая длинными и смертоносными белыми клыками. Вены выделялись по обе стороны его шеи, бедра вбивались в нее, вбивались, вбивались…
Он заполнил ее.
И ее лоно выманивало из него семя, пока она не почувствовала влагу на своих бедрах.
Он не столько вышел из нее, сколько рухнул сверху, словно каждая унция силы покинула его тело. Изголовье ударилось о стену с финальным «бамсом», когда он обрушился вниз, и его ладони, руки, торс и ноги обмякли после всех усилий.
Его губы шевелились, темный взгляд нашел ее и не отрывался.
Она не понимала, что он говорил ей. Ей было все равно. Ее задница все еще была поднята, лоно гудело после жесткого секса, тело было таким же насытившимся, каким выглядел Трэз. Потоки воздуха, спускавшиеся с потолка, ласкали ее обнаженную кожу, покалывая, охлаждая.
Это был самый фееричный секс в ее жизни. Жесткий, животный, такой, как ей рассказывали и как ее учили.
Прежде чем Селена позволила себе устроиться на боку и провалиться в сон, она улыбнулась так широко, что заболели щеки.
Впервые в жизни ее не просто основательно и качественно трахнули, ее отметил мужчина, которого она любила.
Даже с тем будущем, что ждало ее впереди, невозможно было не чувствовать себя благословлённой.
айЭм пришел в сознание, но глаз не открыл. Его привела в чувство стреляющая боль в затылке… это и ледяной пол, на котором лежало его голое тело. Мгновение он подумывал притвориться мертвым и попытаться выяснить, где он находится, с помощью слуха, обоняния и инстинктов, но для этого не было необходимости.
Он точно знал, куда его закинули.
Двуличная тварь.
Открыв глаза, он особо ничего не увидел. С другой стороны, он лежал на животе, придавив руку своим торсом так, будто его закинули…
Открылась дверь в углу позади него. И он узнал это не по скрипу петель, а по голосам и топоту в камере.
— Зачем мне проверять его метку? — спросил мужчина. Не с’Экс.
— Таков протокол.
Ага. Ничего не изменилось.
айЭм закрыл глаза и сохранял неподвижность, когда шаги стали звучать ближе, осталось лишь неглубокое дыхание.
Кто-то охнул. А потом пальцы прощупали его поясницу, будто растягивали участок кожи, где ему, как и всем мужчинам, поставили метку в шестилетнем возрасте.
— Это, должно быть, ошибка.
Шаги в спешке удалялись, и айЭм предположил, что дверь снова закрыли.
Он поднял голову, и его размытое зрение обрело фокус. В хорошо освещенной камере двадцать на двадцать футов никого больше не было, белые стены были столь гладкими, что он видел на мраморе собственное отражение.
Голова трещала так жутко, что он был вынужден положить ее на пол, щека нашла то самое место на камне, которое успело нагреться до температуры его тела, пока он пребывал в отключке. Рука убивала его, она болела и онемела одновременно, но у него не было сил высвободить конечность из-под своего тела. Лежа здесь, дыша, существуя, он не знал, сколько провалялся без сознания, что они собирались с ним сделать, и выберется ли он живым из реализации своей блестящей идеи.
Выдернув образ из ниоткуда, мозг послал ему мысленное изображение того, как он уезжал из «Сала» прошлой ночью, как он вышел из любимого им ресторана, поговорил с официантами.
Он обнаружил, что хочет отмотать время назад и вернуться в ту инкарнацию себя, в воспоминания холода ночи на своем лице, того, как дымок вился у кончиков сигарет, что курили официанты… Все было настолько четким, что, казалось, было возможно повернуть время вспять… и снова ступить в те туфли… вернуться в свою кожу так, как он обретал форму после дематериализации.