Вот как ей, спрашивается, выдавать приглашения тем, кого она хочет у себя видеть? Раздавать им флаеры? Заставлять присягать себе на верность? Брать за руку и вести?
Впрочем, это были не самые главные вопросы. Гораздо больше ее волновало то, что, несмотря на все свое могущество в рамках этого мира, Василиса застряла в нем, как и все остальные. И она понятия не имела, как отсюда выбраться.
Уткнувшись лицом в подушку, Василиса едва не застонала от бессилия. Честное слово, она бы не колеблясь отдала весь этот мир вместе с возможностью им управлять только лишь за то, чтобы оказаться рядом с Сандером. Увидеть его хотя бы одним глазком, дотронуться, перекинуться парой слов... Ведь ей обязательно, обязательно нужно сказать ему... сказать ему... самое главное...
Веки Василисы становились все тяжелее, а мысли начали путаться. В своем затуманенном дремой воображении она перенеслась сначала в тот номер отеля "Лебедь", где они с Сандером впервые поцеловались. А потом в этом самом номере вдруг появились ее родители - они держались за руки, влюбленно глядя другу другу в глаза, а после невесть откуда взялся ее брат Шура с плакатом "Смерть вампирам!"...
На этом Василиса закуталась в одеяло, свернулась калачиком, обняв подушку, и позволила себе окончательно погрузиться в сон. Ведь завтрашнее утро, подумалось ей, наверняка будет не легче вчерашнего. В конце концов, даже лучшим из них, богов, для создания и обустройства своего мира понадобилась целых семь дней.
2
Несмотря на то, что время уже близилось к полудню, в больнице, где находились сто девяносто три коматозника, было сонно и безмолвно. Тишина прерывалась лишь механическим писком приборов, поддерживавших искру жизни в тех, чье сознание находилось бесконечно, бесконечно далеко. Репортерам сюда ходу не было, а ученые, взяв у равнодушных пациентов все необходимые анализы, удалились в лаборатории для их изучения. Доктора и медсестры ходили на цыпочках, точно боясь потревожить это сонное царство.
Лишь в палате, где лежала Василиса, наблюдалось некоторое оживление - если, конечно, слово, образованное от "жизнь" можно было применить к тем, кто был мертв уже как минимум пару столетий.
- Я думаю, он просто сбежал, - прервал тишину Степан, поднимаясь со скрипучего кресла и подходя к окну. За стеклом виднелась толпа унылого вида репортеров, явно скучающих в ожидании новостей. - Не стоило отпускать его одного, Алена. А все ты! "Подумай о чувствах дочери", - передразнил он, обвиняюще взглянув на бывшую жену, сидящую в кресле на другом конце палаты.
Та повела бровью и поглубже закуталась в плед, которым укрывалась во время сна.
- А потому что не надо было прогонять Бориса, - огрызнулась она. - Он служил тебе верой и правдой пятьсот лет, а ты просто вышвырнул его, словно мусор, из-за мелкой провинности!
Степан медленно повернулся к ней. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.
- Мелкой провинности? - повторил он, точно не веря своим ушам. - Значит, безопасность нашей дочери для тебя -- мелкая провинность? О, ну надо же! Впрочем, что тут удивляться, ведь личные интересы для тебя всегда были дороже детей!
- Правда? - Алена выпрямилась. - А для тебя, разумеется, все было иначе, верно? Ты ведь такой отличный отец, что за последние сутки даже не вспомнил о том, что у тебя есть еще и сын! Шура, Степан, помнишь? Мальчик, очень похожий вот на эту девочку, - она жестом указала на мирно спящую Василису. - Мальчик, от которого ты отказался.
- Что?! - Степан даже рот открыл от возмущения. - Я -- отказался?! Да этот чудесный мальчик знать нас больше не хочет! Он сменил имя, - имя, Алена! - чтобы только не иметь с нами больше ничего общего. И раз уж на то пошло, где была ты, когда ему нужна была поддержка?! Трахалась с очередным диджеем?
Алена в ярости вскочила на ноги. Ее дреды, казалось поднялись в воздух и зашевелились, точно змеи на голове Медузы Горгоны.
- Заткнись! - крикнула она, не сдерживаясь. - Заткнись! Заткнись! Заткнись! Где был ты сам, когда он истекал кровью в той сраной бельгийской больнице?
- Я решал государственные дела! - заорал Степан в ответ. - Работал ради всех нас и заодно был нашим детям и мамой, и папой, пока ты развлекалась!
Алена издала рычание, явно свидетельствовавшее о том, что ее терпение на исходе.
- А какого хрена ты вообще потащил их на саммит? - она сжала кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не придушить бывшего мужа. Если, конечно, получится. - Ты что, не понимал, что там с ними может произойти?
От ответного рева Степана в палате зазвенели стекла.
- А куда мне было их девать, если тебя потянуло на блядки?!
Краем глаза он заметил движение в дверном проеме и моментально рванул туда с явным намерением порвать в клочья того, кто прервал их с Аленой мирную семейную беседу своим несвоевременным появлением. Со звериным рычанием он впечатал вошедшего в стену и уже выпустил клыки, когда до его затуманенного бешенством создания донесся знакомый голос.
- Похоже, мы не вовремя, - сказал этот кто-то. - Пожалуй, зайдем попозже.
Моргнув, Степан обнаружил прямо перед собой ненавистное узкое лицо с глубоко посаженными темными глазами. И кто-то еще находит эту мразь привлекательной!
Сплюнув, Степан отпустил Сандера, не дожидаясь окрика Алены, и тот, потеряв равновесие, сполз по стене на пол.
- Извините, что прервал, - как ни в чем ни бывало сказал Сандер, хрустя срастающимися костями. Кажется, он уже начал привыкать в приветствиям васиного отца. А значит, они того и гляди подружатся. - Я привел гостя.
- Что так долго? - резко спросил Степан. На Алену он старался не смотреть, чтобы опять не взбеситься.
- Пробки, - Сандер пожал плечами, поднимаясь и делая приглашающий жест кому-то в коридоре.
В палату вошел сухонький смуглый старичок.
- Доброго дня, - сказал он приветливо, переводя любопытный взгляд с одного вампира на другого. Потом посмотрел на лежащую Василису, и его лицо погрустнело.
- Это еще кто? - в своей обычной манере поинтересовался Степан, полностью игнорируя старичка вместе с его приветствиями.
Сандер улыбнулся.
- Это Ида Багус, - сказал он так, словно это все объясняло. - Хилер и предсказатель. Он поможет мне попасть туда, где находится Василиса.
3
В жизни любого бога случаются сложности в отношениях с сотворенным им миром. Сначала мир отрицает сам факт его существования, потом - требует доказательств, а получив их, вместо того, чтобы пасть ниц, начинает обвинять в шарлатанстве. Это переломный момент, потому что вам, творцу, нужно решить: подставлять ли другую щеку или усмирять восстание? От этого будет зависеть, кем вас потом станут считать: богом или дьяволом.