Второе платье, которое досталось Людмиле, было достаточно широким, чтобы не стеснять движений. Оно принадлежало второй убитой женщине и сидело на компаньонке графини словно влитое. Оно подошло бы и Наташе, но она, не раздумывая, отбросила его в сторону, заметив на нём белёсое жирное пятно в области живота.
Платки выглядели не лучше — такие же плотные, большие и тяжёлые.
Не-ет, — мысленно застонала девушка. При первой же возможности она избавится от чужой одежды. Почему-то рубашку Шамси она восприняла как свою и даже испытала удовольствие, надев её, а вот платье убитой… Энергетика предыдущего владельца ощущалась отрицательной и вызывала дискомфорт.
Люся спала, приоткрыв рот и посапывая. Над верхней губой блестели бисеринки пота. Выбившиеся из белого хвоста, схваченного шнурком, и едва отросшие у корней тёмные волосы навели на мысль, что в ближайшем будущем корни нечем будет закрасить. Наташа не смогла вспомнить ни одного народного средства для их глубокого осветления, как и возврата прежнего цвета.
Мисси растянулась рядом и была похожа на плюшевую игрушку, нуждающуюся в срочной стирке. Пахло от неё соответственно.
Девушка прижимала руку в месте раны, стараясь не думать об утихшей боли. Щёки горели; поднялась температура. Проглотив очередную таблетку из своих запасов, рассчитывала немного поспать, но сон не шёл. Укачивало. Подступила тошнота. В который раз выручил лимон.
Графиня подвинулась к окошку и глотнула свежего воздуха. Заметив Шамси, следовавшего на коне за каретой, кивнула ему, чтобы подъехал.
Он поравнялся с окошком. Вид бледного лица женщины сказал за себя. Нагнувшись к холке коня, ободряюще улыбнулся и намеренно заговорил на старонемецком языке с целью напомнить Вэлэри о недавнем разговоре. Она должна не только слушать и понимать, о чём ей говорят, но и участвовать в беседе:
— Скоро будет ручей. Переправимся через брод, минуем лес, и дело пойдёт веселее. Можно будет ускорить ход.
В ответ Наташа выдохнула с облегчением и благодарно улыбнулась:
— Поняла, спасибо.
Желание мужчины помочь ей как можно быстрее освоиться в этом времени вызвало благодарность. Задержала на нём взгляд.
Верхом на коне Шамси выглядел необычайно притягательно: прямая осанка, гордая посадка головы, пронзительный взор, который заметно теплел, стоило ему встретиться с её глазами. Концы повязанной вокруг головы банданы падали на спину. Её чёрный цвет слился с иссиня-чёрными усами и бородкой, заострил черты смуглого лица, оттенил влажную бархатистость глаз в обрамлении длинных густых ресниц.
У девушки перехватило дыхание — араб был красив как никогда. В каждом движении сквозили сила и уверенность. Наруч по-прежнему туго обхватывал предплечье; ветровка выглядывала из рюкзака, прикреплённого рядом с седельной сумкой.
Конечно, он находится в своём времени, на своём месте, — отвела глаза Наташа от Шамси, направившего своего коня вперёд. Здесь и воздух слаще, и дышится легче, и солнце светит ярче.
И этот на своём месте, — заметила неподалёку Бригахбурга, остановившего коня и обернувшегося назад. Кому-то, невидимому девушке, он указывал плетью в хвост обоза, подавая знак ускориться. Выглядел мужчина не хуже гехаймрата: такой же подтянутый, стройный, крепкий. Рубаха обтягивала широкие плечи; закатанные выше локтя рукава открывали загорелые, мускулистые руки.
Вспомнилась их первая встреча: меч в его руках, как он торговался с бандитом, обозвав заложницу обозной шлюхой, её мстительное удовлетворение после удара ногой в его колено.
Она настолько увлеклась разглядыванием графа, что не сразу заметила, что он тоже смотрит на неё, похоже, не одну минуту и самодовольно усмехается.
Застигнутая врасплох, Наташа отпрянула от окошка, упала спиной на подушки и схватилась за бок, напомнивший о себе режущей болью.
Разиня! — запоздало смутившись, прикусила она губу и засопела недовольно. Почувствовала себя глупой школьницей, пойманной за подглядыванием за учителем.
Карета проехала поворот.
Наташа узнала место, где тропа, по которой они с Людмилой шли ранним утром, сливалась с дорогой. Если бы Мисси не взяла след Шамси и не увела женщин в нужную сторону, они свернули бы именно туда, куда сейчас направлялся обоз.
Не прошло и десяти минут, как в окошко ворвался поток солнечного света. Порыв свежего воздуха прокатился по внутренней обшивке кареты.
Сквозь нарастающий шум бегущей воды послышались крики мужчин. Мимо кареты промчались всадники.
Привстав в стременах и прищурившись, гехаймрат смотрел вперёд.
Они подъехали к… броду? — удивилась девушка, глядя на крепкий мост над неширокой горной речушкой с глубоким руслом. Бурля на маленьких порожках, она шумно сбегала с пологого холма. Каменистый берег с редкими островками травы зарос кустами и ёлками. Сквозь чистую прозрачную воду просматривался каждый камешек, густо усеявший дно цветной мозаикой.
Наташа любовалась многолетним, совершенным творением природы. Ждала обещанной остановки, чтобы в полной мере насладиться на редкость красивым зрелищем, но карета лишь замедлила ход. Со стороны возницы послышалось одобрительное понукание; всхрапы сдерживаемых лошадей затихли.
Мост? — удивился Шамси. Значит, другой, объездной и менее опасной дороги нет. Гонца могло и не быть и нападение на обоз — обычный грабёж. Бандиты присмотрели богатый «улов», вызнали маршрут, проследили, напали, свидетелей не оставили.
Он потёр лицо, направляя коня к мосту.
Гнедой встревожено фыркнул, вскинул голову, попятился от нагнавшей его кареты.
Мужчина удержал скакуна, выждал, толкнул в бока пятками. Звонко застучали подковы по деревянному настилу.
***
Всё же она заснула. Несмотря на тошноту, духоту и стесняющее движения платье.
Иногда сквозь сон Наташа слышала непонятную речь, отрывистые раздражающие звуки. К ней обращались, она что-то кому-то отвечала, морщилась, отчаянно отбивалась от чьих-то липких прикосновений, но полностью выйти из сонного оцепенения не могла. И не хотела.
Вот и сейчас она слышала заливистый лай шпица и азартное подначивание Людмилы, но продолжала пребывать в уютной дрёме.
— Так их, пилять, этих дворняг! Давай, козявка, давай! — не унималась женщина. — Графиня, подъём! Нас ждут великие дела! В замке графа Бригахбурга палят пушки в честь нашего прибытия!
Девушка отвернула голову от лижущей её щёки Мисси, проворчала:
— Какие пушки? — и на всякий случай замерла, прислушиваясь. Вроде, они появятся в двенадцатом веке, а порох… Она не помнила.
Кроме злобного лая собак за стенами кареты и глухого стука конских копыт по утоптанной дороге ничего слышно не было.
— Ну ты и спала. Как убитая, — послышался из темноты протяжный голос Людмилы. — От перекуса отказалась, графа-красавчика обозвала уродом, мне заехала в скулу, гехай…рахта назвала занудой.
Люся довольно рассмеялась, а Наташа поправила:
— Ге-хайм-рата, — и окончательно пришла в себя. — Правда что ли? — удерживала весело скачущую Мисси, норовящую запрыгнуть ей на живот. Если граф не понял её слов, то Шамси…
— Спроси у нашего гех… тьфу… тайного советника, если мне не веришь. Я тебе бутерброд оставила. Будешь? — зашуршала ткань; звякнуло серебро кубков. — Хотя, похоже, мы уже приехали. Вот и деревня какая-то. Первая за всё время. В каждом дворе злая собака.
— Не дразните собак, не гоняйте кошек, — напевая, подвинулась графиня к окошку, — и будет вам счастье.
Длительный глубокий сон пошёл на пользу: голова не кружилась, рана по-прежнему болела, но не так нестерпимо, как утром, мышцы налились силой. Настроение? Бодрое.
— Я тоже выспалась, — судя по шороху и широкому тягучему зевку, потянулась Людмила.
Обоз продвигался по дороге. С обеих сторон темнели большие и маленькие дома с высокими соломенными крышами и слепыми окнами. Заходящее солнце мягко подсвечивало кучевые облака в розовый цвет. Тихий, ясный вечер обещал тёплую безветренную ночь.
