Я знала, что зальмы живут не меньше ста пятидесяти лет, а это означало, что женщина ещё вполне могла создать семью. Тем более что Лэйт была статна и грациозна, а уж улыбалась — теплом веяло и светом.
— Придёт время — найдёшь своего волка. Вот тогда и порадуешь его гладкой и нежной кожей. Ну, а нам с Нуалой прямо сейчас нужно хорошеть. Да, милая?
Я рассмеялась в ответ. Глубокую печаль приходилось тщательно скрывать, и, как бы я ни была занята, а жила лишь ожиданием. Да и лето едва держалось за распаренную землю. Ещё немного — и покинет горы, попрощается на долгие несколько месяцев. Как я буду согреваться в одиночестве, если мужчины задержатся?
Когда мы добрались до небольшого тёмного озера, Жилль сказала парням подождать за деревьями. Мы не собирались купаться, только испробовать чудесное средство. А для этого нужно было оголить ноги.
— Ого, какая густая, — сказала Лэйт, когда Жилль подала ей мисочку с серой грязью. — И что, прямо всё отвалится, и действительно помолодеем?
— Это ты правильное слово подобрала, — рассмеялась Жилль. — Сейчас сами увидите.
Вскоре я пораженно гладила собственную ногу, с кожей, похожей на младенческую. У меня почти не росли на теле волосы, да и были они едва заметны, но грязь превратила икры в нежнейшее, гладкое и сияющее великолепие.
— Ага, — усмехнулась Жилль. — Видите? То-то же. Ещё не верили.
— Теперь мне точно нужно искать мужа, — рассмеялась Лэйт. — И я знаю, чем буду соблазнять его. Не только прогулками по дивным местам и тёплыми поцелуями, но и этими вот чудесными ножками.
— А разве можно ноги до свадьбы показывать? — улыбнулась я.
— Случайно всё можно. Я вот, влюбившись в Матти, случайно на него упала, — хитро сощурилась Жилль. — Он, правда, сразу предупредил меня, что они с побратимом неразлей вода. А я и не против была. Меж двух волков спать приятней, это тебе всякая скажет.
Я вздохнула. Ещё полгода назад ни за что бы не поверила, что буду тосковать по супругам одинаково сильно. Правда, Ульфа я не любила. Да, он был мне дорог, и я желала его, но того прочного, глубинного чувства, что появилось к Йану, покамест не было.
Мы набрали грязи впрок, а по дороге задержались на склонах, собирая огромные пахучие букеты из светлячковых цветов. Кларс и Роуми всё пытались помочь Лэйт, но та отмахивалась — букетом, и все трое смеялись. Я не могла сдержать улыбки. Вдруг решат да поженятся? Из них бы вышла замечательная семья.
— Это его твои волосы пленили, — вдруг улыбнулась Жилль. — И ещё запах. Волки те ещё нюхачи.
— Что? — удивлённо отозвалась я.
— Судя по взгляду, ты о мужьях думаешь. А, точнее, о Йане. О том, почему он выбрал тебя. И о том, почему он, не признавая любовь, ведёт себя так, будто любит тебя.
— Как ты поняла это?
Она пожала плечами.
— Скорее почувствовала. Я понимаю тебя и разделяю твои чувства, но, не сочти за грубость, если спрошу: ты только младшего любишь?
— Не уверена… — покраснела я. — Я дорожу Ульфом, и чувствую, что нравлюсь ему, но любви пока нет.
— Ты ждёшь, что они признаются в своих чувствах? — спросила Жилль.
Роуми, Кларс и Лэйт шли позади, и я могла говорить со старшей подругой без опаски. Теперь-то я чувствовала, что могу доверить ей почти любые мысли.
— Я хотела бы этого. То есть — хотела раньше. Но сейчас понимаю, что вовсе не слова главное.
— Да. Я вот до сих пор всё жду от Матти этих самых слов, — усмехнулась женщина. — Но, слава предкам-хранителям, догадалась не настаивать на признании. Слова действительно не главное, когда есть поступки, близость тел и верность чувств. Воины не привыкли сочинять оды в честь своих избранниц. Они сразятся за свой дом и за свою семью, любого обидчика на куски порвут, а что стих не прочитают, не споют у окна, подобно вардарским ухажёрам — не беда.
— Согласна. Я теперь знаю, что главное — это чтобы они были здоровы и счастливы.
— Чтобы вы были счастливы вместе, — поправила женщина. — И чтобы стая наша укрепилась прекрасными юными волчатами.
— А почему у вас с Матти нет детей?
Женщина вздохнула, и стало ясно, что я выбрала неудачный вопрос.
— Ребёнок был, — сказала Жилль ровным голосом. — Десять лет уже прошло, как похоронили.
— Прости, пожалуйста… Я не знала.
— Да не за что извиняться. Откуда ты могла об этом узнать? Единственное, от чего воины не могут защитить нас — это болезни, приходящие вместе с тёмной магией.
— Как та, от которой погибла Такэйл?
— Да. Нашему волчонку было всего шесть месяцев, когда с тёмных скал пришла эта зараза. А младенцы всегда наиболее открыты для магии… Мы не смогли спасти его, хотя Гурфик пытался. — Она посмотрела в сторону гор и тихо вздохнула. — А потом умер в битве с саблезубами Айон, и мы с Матти больше не думали о детях.
— Боитесь? — спросила я шёпотом.
— И это тоже. Я едва успела привыкнуть к маленькому, к его теплу и особому запаху. Я держала его на руках, пока не затих. Он не сильно мучился, просто ушёл, но лучше бы я тогда умерла.
— Прости! — поспешила обнять её я. — Прости, я не хотела тревожить твою память… И я понимаю, как это больно. Хотя бы отчасти. Хотя бы потому, что мои младшие братья тоже умирали у меня на глазах…
Мы сжали друг друга крепко и успокаивающе.
— Ты не вини себя, Нуала, — сказала женщина, когда мы обе утёрлись. — Всякая память важна. И мне теперь легче. По крайней мере, я уже не пытаюсь утопиться.
Я посмотрела на неё с ужасом и отчаянием. Чтобы такая сильная и уверенная в себе женщина, как Жилль, пробовала свести счёты с жизнью!
— Итак, чем мы сегодня будем заниматься? — между тем спросила она. — Правильно, посвятим этот день уходу за домом и за собой.
Её планам не суждено было сбыться: Яника ждала меня у ворот.
— Здравствуйте, госпожа Нуала. В деревне одна из женщин тройню рожает. Просили, как вы вернётесь, тотчас звать.
— Почему меня? Им нужна Лэйт.
— Её муж и вас тоже просил прийти.
Лэйт уже ринулась в сторону деревни, но потом обернулась:
— Пойдёшь?
— Конечно, только за склянками зайду.
— Поторопись.
Я кивнула, и вскоре мы с Яникой уже направлялись к дому роженицы. И как-то сразу меня охватило дурное предчувствие: на крыльце стоял Гурфик.
— В чём дело?
— Проблемы, — сказал он. — Я здесь на тот случай, если придётся спасать мать.
Я зашла в дом, пытаясь подавить страх, но, едва услышав стоны роженицы, захотела трусливо придумать множество причин, по которым мне здесь быть не нужно.
— Нуала, слава богу. Иди сюда скорее! Яника, беги за Эймой, она поможет с детьми. Трогд, встань здесь и будь с женой. Нет, не так. Будь с ней, понял?
У матёрого черноволосого волка тряслись руки. Он пытался что-то говорить супруге, но голос дрожал.
— Первый идёт вперёд ножками, — сообщила Лэйт. — Так, Санно, мне сейчас нужно, чтобы ты сосредоточилась. Дыши, как я учила.
— Н-не могу… — отозвалась женщина. — Больно! Я… задыхаюсь…
— Ты совершенно точно сможешь, дорогая. Ребёночек не крупный, и ты готова. Помнишь, о чём мы говорили? Тужишься, не жалея себя! Слушай меня. Слушай, что я говорю. Смотри на мужа.
Это была жуткая ночь. Мне казалось, что я испытываю боль вместе с несчастной Санно, и, когда мы приняли второго ребёнка — здоровенького с виду, хотя и маленького — по лицу Лэйт я поняла, что третьего женщина может и не родить.
Я как будто стояла на жутком морозе, хотя в комнате было тепло. Чувства мои застыли, скукожились, и только тело чётко выполняло приказы повитухи. Когда третий мальчик родился, на Санно было страшно смотреть. Я никогда не видела столько крови…
— Эйма, унеси детей. Нуала, Гурфик, мне нужно чудо.
Мужчина, довольно равнодушно смотревший на Санно, подал какую-то настойку.
— Что это? — спросила я.
— Рвень.
Я не могла безропотно принять его лечение, ведь знала совершенно точно, что этот корень может вызвать неоднозначные реакции, тем более в истощённом теле.
