– Я не выйду за него замуж! – злобно сообщила всем присутствующим. – Можете расходиться. Никакой свадьбы не будет.
– Выйдешь, – улыбалась мама и тянула меня в дом. Отрезая пути к отступлению, тылы прикрывала Одри.
– Это у нее гормоны от беременности шалят, – во всеуслышание заявила предательница.
– Одри, хотя бы ты должна понимать, что я не выйду замуж за Генри Эллингтона. Я его ненавижу.
– Да, я все прекрасно понимаю. Именно от такой ненависти и рождаются дети, – подруга светилась от счастья. Краем глаза, поднимаясь на второй этаж, я заметила внизу свадебную арку и кого-то очень похожего на святого отца.
– Это что, священник?
Мама только угукнула.
– Я не стану. Ну не стану я. Пусть отправляется в свой приход, грехи отпускать. Наверняка прихожане знатно нагрешили!
– Хорошо-хорошо. Только сначала мы тебя переоденем. Выходить замуж в дорожной одежде как-то не солидно, – меня втолкнули в одну из комнат, в которой к моему похищению и насильственной выдаче замуж было все готово. Платье, пусть и не свадебное, но однозначно нарядное, нежного кремового цвета, было тщательным образом отглажено, щипцы парикмахера – подогреты, а маникюрщица уже подобрала лак для моих ноготков.
Меня переодели. Причем моего вмешательства совершенно не потребовалось. Пригрозили, что если буду брыкаться – свяжут. Усадили за столик. Пока парикмахер крутила кудри, маникюрщица красила ногти, а визажист трудилась над выражением неописуемого счастья на моем лице, мама проводила урок идеологического воспитания.
– Ты любишь его?
– Нет, – без заминки выпалила я заученный ответ, наблюдая за действиями маникюрщицы. Именно заученный. Нет – ответ, который твердил мой разум.
– Амелия. Я тебя серьезно спрашиваю. Тебя. Твое сердце…
– У меня нет сердца, мама. Он постарался.
– Да. И все исправил. Он любит тебя, Амелия. А по какой ты, думаешь, еще причине дал отцу себя ударить? А потом убедил его в своей бесконечной преданности тебе. Да ты бы их видела. Они до самого утра обсуждали, как изъять непокорный объект, доставить на нейтральную территорию и заставить ответить «да».
– То есть скоро последует часть, где меня будут заставлять?
Мама и Одри таинственно улыбались и переглядывались. Мне стало страшно от подобного коварного единодушия. Никак зараза интриганства передается воздушно-капельным путем. Когда раздался стук в двери, страх усилился. Мое атласно-шелковое платье было расправлено, локоны аккуратно уложены, и все вытянулись по струнке.
– Что?
– Впусти его, – улыбнулась мама.
– Вот еще! Невесту до свадьбы видеть не положено, – это же непреложная истина.
– То есть ты согласна? – из-за двери донесся довольный голос.
– Еще чего! Нет, нет и еще раз нет! – мама задорно расхохоталась, глядя на то, как я даже носик сморщила от гнева. Одри тоже не могла сдержать улыбки. А я-то обижалась на подругу, что та не захотела со мной попрощаться. Ничего. Сейчас повод для обиды посущественней будет.
– Тогда нет причин, по которым я не могу войти.
Я не заметила, как все покинули комнату, поскольку зачарованно глядела на медленное приближение двух пленительно сверкающих карих звезды. Дверь в комнату мягко закрыли. Передо мной действительно стоял жених. Костюм из черного шелка, приталенный, с низким вырезом, из которого выглядывает жилетка. Белая шелковая рубашка и черная бабочка. До чего же он невообразимо сексуально выглядит. А эти брюки, идеально обтягивающие бедра… Так и хочется снять! Немедленно.
– Итак? – его вопрос застиг как раз в тот момент, когда я с вожделением разглядывала части тела, которые приличным леди у мужчин разглядывать не полагается.
– Итак? – перевела взгляд выше, не понимая, к чему он клонит.
– Ты решила сбежать, – констатировал он, сделав шаг в мою сторону.
– Сбежать? – снова повторила, еще не придя в себя от увиденного и не обретя душевный покой. Который, к слову, с каждым его новым шагом все больше приходил в смятение. Сделала шаг назад. – Ты хотел сказать – сменить место жительства.
– А выглядело как попытка побега. Спешно уволилась, купила билеты, игнорировала жениха, не сказала ему о том, что беременна… как это называется? – взгляд сверху вниз, совершенно передо мной. Отступать больше некуда, ведь я уперлась коленками в кровать.
– Расставить приоритеты? – предположила я. Почему-то из его уст мои поступки действительно выглядели нелогично и даже глупо.
– То есть я не вхожу в список твоих приоритетов? – еще один шаг. Спешно выставила перед собой руки, а получилось так, что положила ему на грудь. Под нежной тканью биение его сердца, рвущегося навстречу моим прикосновениям. Очертания упругих мышц груди. Как бы мне сейчас хотелось ощутить его тепло на кончиках пальцев. Желание настолько неодолимое, что я даже облизнула пересохшие губы, ответив первое, что пришло в голову.
– Да… наверное… не знаю… – внизу живота разлилось тягостное желание. Предательство собственного тела возмущало. У меня совершенно нет иммунитета обаянию этого мужчины. Между ног страшно зачесалось и, если не почесать, об адекватном разговоре можно забыть. Что я за порочная женщина такая?
– А выглядит как банальный страх.
– Сними пиджак, – приказала я, нервно кусая губы и не слушая его слов.
Улыбаясь и не задавая вопросов, он расстегнул две пуговицы, и ткань с мягким шелестом упала на кровать за мной.
– И жилетку, – этого было мало. С галстуком справилась сама. Рубашку, ткань которой приятно холодила непослушные пальцы, расстегнула с трудом, едва удержавшись, чтобы не разорвать на последних пуговицах. Но наградой мне было прикосновение. То, которого я так страстно желала. Прижавшись к его груди, я даже глаза закрыла, ощущая всеми ладонями тепло, упругость его бархатистой кожи. Он живой. Настоящий. Это не сон и он здесь, рядом со мной. Руки скользнули под рубашку и сомкнулись за его спиной. В ответ я получила крепкое объятие и стон облегчения.
– Ох, Амелия, моя малышка, – он поцеловал меня в висок. Сердце танцевало танго, то сбиваясь с ритма и замедляясь, то хаотично ускоряя его. И не только мое сердце… мы оба, как два ненормальных, то бежим друг от друга, то обретаем себя вместе. Сколько еще можно отрицать, что притяжение, которое между нами, называется любовью?
В дверь снова постучали.
– Святой отец спрашивает, готовы ли молодожены? – поинтересовался Итан.
– Я почти ее убедил, – самоуверенно заявил мистер Эллингтон.
Молодожены? Свадьба? Черт…
– Ни за что! Я не готова. Я очень не готова!
– Понятно, подождем еще. Только, Амелия, ты поторопись, я уже есть хочу.
Звуки удаляющихся шагов. Кто о чем, а Итан о еде. К слову, о еде. Мы с горошинкой тоже были совершенно не прочь подкрепиться.
– А еда есть? – поинтересовалась я, нехотя оторвав щеку от теплой груди мистера Эллингтона. Но теплота его глаз заменила всю нежность мира.
– Есть, Амелия. Думаю, вам хватит.
Он опустился передо мной на колени и, поцеловав в живот, извлек из кармана брюк коробочку. Он же не сделает мне предложение повторно? Он ведь не собирается?
Передо мной с идеальной прической, белоснежной улыбкой, добрыми глазами и в расстегнутой рубашке сидел самый сексуальный мужчина на свете. Самый родной и любимый. Самый желанный. Прежде, чем он успел раскрыть рот, я опустилась на колени рядом и накрыла его рот поцелуем, чтобы слова, что так меня пугают, не разорвали тишину.
– Но…
Он хотел что-то сказать, но я вновь перебила его поцелуем. Лучше заниматься делом, чем болтать. Моя пылкая атака не захлебнулась холодностью. Напротив, была подогрета костром его внезапно вспыхнувшей страсти. Облизнув мои губы, он закусил одну из них и потянул на себя, вдохнув мой судорожный стон. Тело решительно капитулировало под его ласками. Губы изнывали от неутолимого желания насытиться его поцелуем, и я то нахально дразнила Генри язычком, то мягко захватывала его губы своими, наслаждаясь нашим единением.
