— Н-н-нет! — простучала я зубами. Холодная вода проникла, казалось, в каждый волосок на моей голове, и от этого меня стало знобить.
— Пойдем быстрее, не хватало еще, чтобы ты заболела! — заторопился Семен, вглядываясь в мое бледное лицо. — У тебя посинели губы. — Он поцеловал меня, взял за руку и потянул к берегу.
Представляю, как мы выглядели — мокрые с головы до ног, усталые, продрогшие (не знаю, как Семен, но меня било как в лихорадке) и при этом счастливые оттого, что нам удалось спастись. Именно такими нас увидела мама, открыв дверь. Она громко ахнула, всплеснула руками и даже сначала отпрянула от порога.
— Полиночка! — завизжала она и бросилась мне на шею. — Что с тобой? Полина? — Оглядывая меня, мама бешено вращала глазами.
— М-м-мама, все хорошо! — слабо выдавила я, чувствуя, что силы покидают меня. Так всегда бывает, когда очень сильно перенервничаешь — сначала организм мобилизуется, адреналин бежит по венам, и кажется, что свернешь горы. Но стоит расслабиться, попав в тишину, и успокоиться, как все мышцы моментально расслабляются, и, словно тяжелый камень, наваливается огромная усталость.
Я повернулась и посмотрела на Семена Он, немного смущенный, стоял в двух шагах от меня, но мама не обращала на него ни малейшего внимания. Мне стало стыдно за нее.
— Мама! Меня спас Семен!— зашипела я, и только тогда она взглянула на моего спутника.
— О, Семен, спасибо! — Она явно растерялась, не зная, что еще сказать. Мама смотрела на него так, что я поняла: она шокирована его красотой. Только сейчас она впервые смогла разглядеть его как следует. Семен улыбнулся одной из своих обезоруживающих улыбок и мягко произнес:
— Не за что. Я не мог оставить Полину, поэтому не стоит благодарности!
Мама смутилась и засуетилась:
— Полли, ты вся синяя! Давайте сейчас я дам теплую одежду. Господи, да вы все мокрые! Что произошло?
— Потом расскажу! — сказала я, проходя мимо нее на кухню. — Идем, Семен! — Он последовал за мной. — А где бабушка и... папа? Он приехал?
— Да-да, он прилетел сегодня, толком мне ничего не рассказал — ну ты знаешь его. Как только приехал, взял бабушку, и они пошли по поселку. Наверное, ищут свидетелей... — Мама с тревогой посмотрела на меня, но через секунду ее лицо просияло: — Слава богу, ты нашлась! Полли, я счастлива! — Слезы полились из ее глаз.
— Мама, не надо! — пыталась я успокоить ее. — Все хорошо, мы здесь, с тобой!
Вдруг громко хлопнула входная дверь, и на пороге появился отец. О, как я по нему соскучилась! Крепкого телосложения, высокий, «настоящий Шварценеггер», как я звала его в детстве, он имел грозный вид, но был необычайно бледен. Его каштановые волосы растрепались, рукава темно-синей рубашки были завернуты до локтей. Он не ожидал увидеть меня дома.
— Полина! — прорычал он. — Дочка! — Один большой прыжок — и он уже около меня, сжимает мое мокрое и обессилевшее тело в своих ручищах. Мне показалось, что его голос дрогнул. Гроза бандитов тоже иногда волнуется! — С тобой все в порядке? Как ты... — Он не договорил и перевел взгляд на Семена. Тот спокойно стоял в стороне и с улыбкой наблюдал за сценой.
— Кто вы? — Отец моментально превратился в грозного опера.
— Папа, успокойся, это Семен. Он спас меня от… — я не знала, как их назвать, — от этих негодяев!
— Так, ясно... — проговорил отец. Мысли легко читались на его каменном лице. Он явно не верил мне. — Где? Где тебя держали? — спросил он голосом следователя на допросе.
— Папа, я не знаю! Наверное, под Сочи или под Геленджиком. Меня засунули в машину, потом отвезли на катере и заперли в доме на берегу моря. А Семен спас меня, — с укором добавила я.
— Значит, ты знал, где была Полина? — Папа моментально переключился на него.
— Да,— спокойно ответил тот.— Был свидетель, видевший, как ее увозили.
Казалось, я сейчас услышу, как шевелятся извилины папиного мозга, переваривая информацию. Он явно не ожидал такого поворота событий.
— Значит, есть свидетель? — спросил он Семена просто так, чтобы что-то спросить. Я видела: думает он сейчас совсем о другом.
— Да, — ответил Семен.
— Пап, я слишком устала, пожалуйста, дай нам отдохнуть! Завтра мы все тебе расскажем. — Я выдавила из себя улыбку.
Отец кивнул
— Хорошо.
— Я пойду? — обратился Семен ко мне. — Ты в порядке?
— Да, иди. — Я с любовью смотрела на него, не желая отпускать. Но нам обоим надо было прийти в себя. Тем более что завтра предстоял допрос — папа просто так не отступится. — Я провожу тебя.
Семен попрощался с родителями, чуть поклонился маме и выскользнул на улицу. Я прошла с ним до калитки, закутанная в теплый плед. Он бросил быстрый взгляд на дверь — не смотрит ли кто, горячо поцеловал меня в губы и шепнул «Я люблю тебя, Полли! До завтра!» Я кивнула и поспешила домой.
На кухне уже развязалась очередная ссора. Бас отца грохотал по дому, а мама сидела на краешке стула и смотрела себе под ноги. Ее руки теребили желтый клетчатый фартук, который она, видимо в волнении, забыла снять и ходила так, похоже, с самого утра.
— Я не могу понять, куда ты смотрела? Но он еще не знает, с кем связался! — ревел отец. — Уж поверь, я выведу его на чистую воду… — Он остановился, увидев меня. — Дочка, иди спать! Ты устала. — Его голос чуть смягчился.
— Хорошо, папа! — Я поцеловала его в колючую щеку и подумала: не похоже на папу — он всегда тщательно бреется. Чмокнула маму и потопала к себе в комнату. Уже около своей двери я остановилась, ошеломленная, услышав слова отца:
— Да кто он такой? Спасатель? Отличная компания для нашей дочери. — Я замерла на секунду, а потом снова бросилась на кухню.
— Папа! — закричала я. — Ты что? Он спас меня!
— Никому нельзя верить, Полина. — Он говорил со мной, как будто мне пять лет. — Ты перенервничала, иди отдохни. И... — его карие глаза сузились, — я запрещаю тебе общаться с этим молодым человеком, пока не разберусь, причастен ли он к твоему похищению. Всё. Точка!
Когда я училась в пятом классе, у нас в школе сразу двенадцать человек заболели желтухой. Естественно, родители учащихся в панике прибежали в школу и потребовали объявить карантин. Директриса сопротивлялась, упирала на то, что нет распоряжения со стороны комитета образования, и был большой скандал. Помню, как наша классная после всего сказала нам в откровенной беседе: «Что это был за конфликт! Даже папа Полины кричал! Вы представляете себе — Дмитрий Павлович Романов повысил голос!» В общем, вы, наверное, поняли: мой папа и проявление эмоций — вещи несовместимые. Если уж он повышает голос, значит, произошло что-то необычайное и в душе у него все кипит. Так что разговор на кухне меня очень насторожил.
