– У меня с твоим киром очень сложные и запутанные дела. Это касается дел его рода. Всё должно оставаться в тайне. Не задавай вопросов, ты понял? Кир Конда сам всё скажет, когда придёт время.
– Я понял, – понуро сказал Арчелл. – Понял.
– Хочешь лепёшку? – вдруг спросила Аяна, и Арчелл сначала недоуменно глянул на неё, но потом с улыбкой кивнул.
– Это точно? – спросил он, беря у неё из рук четвертинку и нюхая аппетитную начинку из мяса и лука.
– Я же говорю, точно.
– Хорошо.
Аяна сидела на кухне дома Эрке, шевеля пальцами в просторных новых синих туфлях, и раздумывала над словами Арчелла, над той частью, где он сказал, что за одиннадцать лет работы у Конды тот не интересовался женщинами. Она задумчиво перемешивала рис с овощами в большой плошке, откусывая от куска сыра в другой руке, и смотрела в окно на ноги Лерта, который усердно поливал то, что когда-то было клумбой с мирабилиями.
– Опять коврик? – спросила Саорин, присаживаясь напротив.
– Да. Такое чувство, что в нём сосредоточена вся грязь Ордалла, и она постоянно притягивается именно к нему. Иначе не вижу смысла выбивать его настолько часто.
– Да ладно. Пусть их. Всё равно мирабилии только одно лето цветут.
– А что потом?
– Луси с рекомендациями Эрке теперь может пойти куда угодно, да и Лерт тоже. Ты всем нам помогла в дальнейшей жизни, не только кирье, – сказала Саорин. – Возможно, через год-другой он благодаря тебе сможет на ней жениться. Не думаю, что её отец будет сильно противиться.
– А ты?
– А я хочу, как и Илойте, уехать обратно в эйнот с киром Эрке. У меня там родители. Может, мне повезёт и я ещё выйду замуж. Мне уже двадцать четыре.
Аяна вздохнула с сочувствием, помня, что говорил кир Эрке о семнадцатилетней Гелиэр.
– Как же у вас с этим тут всё сложно, – сказала она.
Кирья Эрке Гелиэр сидела на кресле у столика и вышивала.
Аяна остановилась в дверях и уставилась на неё подозрительно.
– Я знала одну кирью с таким же лицом. Но за время нашего знакомства она ни разу не притронулась ни к какой вышивке или музыкальному инструменту. Кирья, кто ты и куда дела мою Эрке Гелиэр?
– Всё хорошо, – улыбнулась Гелиэр. – Я открыла нижний ящик и нашла там корзинку. Просто стало скучно. Нет, скорее я просто в нетерпении. А вышивка занимает меня.
– Ты видела мою? Я вышивала её ещё дома, в долине.
– Нет. Покажешь?
Аяна сбегала вниз и принесла холст с вышивкой, бережно свёрнутый в рулончик.
– Что это за животное? – спросила с любопытством Гелиэр. – Это похоже на оленя, но это не олень. У него когтистые лапы и морда другая, а ещё глаза как у человека.
– Я выдумала его. У нас есть сказания о красавице, которую предал любимый, и она своим отчаянием отворила в горах проход в долину, и с ней там был Рогатый дух. Я представляю его таким.
– Я тоже слышала сказания, в которых люди силой своего отчаяния или злости что-то делали. Аяна, ты вышиваешь гораздо лучше меня. Настолько лучше, что я даже завидовать не могу.
– Вышивала. Сейчас я уже давно не держала иголку в руках.
– Вон корзинка. Бери всё, что нужно.
Аяна восторженно уставилась на корзинку с нитками.
– Любые? Можно? И ткань?
– Мне их не израсходовать за всю мою жизнь, – улыбнулась Гелиэр. – Конечно.
– Тогда я сначала попрошу у тебя лист бумаги.
Вечер наступил незаметно, наполняя комнату неожиданно тёплым воздухом, и Аяна подняла голову.
– А вот и жара, – грустно сказала она.
– Этого следовало ожидать, как говорит отец, – пожала плечами Гелиэр, потягиваясь. – ещё пару недель будет вот так, а потом наступит сентябрь. Станет прохладнее. Что у тебя?
– Только набросок.
– Ты так долго занимаешься одним наброском?
– Да. Нас учили выстраивать картинку так, чтобы она радовала глаз. Не чрезмерно, не недостаточно, стройно и соразмерно. Как ты.
Аяна вспомнила маленькую каюту Фидиндо и свет, тихо льющийся из окошка над столом, у которого склонился стройный Конда, опираясь соразмерной ладонью на наклонную столешницу, ведя пальцем по расписанию занятий в учебном дворе. "Вот это. Ваши сказания", – сказал он, поворачивая голову, и его обнажённые плечи тоже немного развернулись, меняя то, как падал свет, и тем самым делая всё в комнате немного иным.
– Аяна, что с твоим лицом? – заинтересовалась Гелиэр.
– А что с ним? – бодро спросила Аяна, моргая и пытаясь прогнать видение.
– У тебя было лицо, как будто ты скинула туфли, которые истязают твои ноги, – сказала Гелиэр, и тут же изумлённо подняла бровь. – Погоди-ка! У тебя новая обувь? Откуда?
– Из одной мастерской. Не спрашивай, я сама не знаю. Гелиэр, не хмурься, а то потом будешь постоянно растирать двумя пальцами между бровей, как это делает мама моего друга. Покажи, что у тебя.
Гелиэр гордо протянула ей круглые пяльцы. Аяна смотрела на вышивку, потом наклонила голову к другому плечу.
– Это очень хорошо, особенно то, как ты сводишь цвета. Прямо очень, очень хорошо. Ты зря говоришь, что я вышиваю гораздо лучше. Ты ведь тоже давно не держала в руках иглу?
Гелиэр кивнула.
– Вот видишь. И мне стоит вспомнить любимое дело.
Ташта неохотно встал в денник, и Аяна долго стояла и чесала его шею и щёки, чтобы успокоить.
– Вчера приходил коваль, – сказал Бертеле, ковыряя в зубах соломинкой и пытаясь выломать шатающийся верхний клык. – Сказал, надо расчищать.
– Он...
– Нет, коваля и нас с Сэмиллом он уже не ест. Зато Перуллу вчера снова чуть не досталось.
– Передай мои извинения, – сказала Аяна, доставая медяки. – Мне неловко. Вот, отдай ковалю.
– Ладно. Анвер, Сэмилл сказал, что ты можешь научить грамоте? – спросил Бертеле, ловко пряча медяки в карман, почёсывая вихрастую голову и качая языком зуб.
– Могу.
– Задаром? За так?
– Ага, – кивнула Аяна. – приходи как-нибудь вечером.
Она пересекла улицу Мильдет под подозрительным взглядом мальчишки и, качая головой, вошла в арку.
23. Огромный капризный мужчина с гигантской ногой
Конда стоял посреди дворика с Иллирой, и то, как он повернулся к ней, Аяне не понравилось.
– Ты уже смотрел на меня так раньше, – сказала она, подходя ближе. – После этого ты говорил что-то, что заставляло меня содрогнуться, а затем говорил, что у вас так принято. Что случилось?
– Орман отказал, – проговорила Иллира, беспокойно выдыхая и отводя взгляд на заборчик перед ручьём.
– Да. Он сказал, что больше не будет принимать участие ни в каких подозрительных делах, потому что я накуролесил слишком много, – удручённо покачал головой Конда. – Он сказал, что моё безответственное поведение уже навредило нашим родам, и ради защиты от дальнейших рисков он отказывается брать на себя обязательства за Верделла, потому что тот ещё более безответственный, чем я, и неизвестно, чем эта история с каторгой обернётся для репутации рода. Исар – глава рода, и он при наличии сыновей взял Верделла в род, а это само по себе осуждается.
– Погоди, – сказала Аяна, убегая в дом. – Сейчас.
Она вынесла с кухни стул для Иллиры и села на лестницу. Конда поднялся чуть выше и уселся на перила, вытягивая свои длинные ноги и задумчиво хмурясь.
– Расскажи подробнее, Конда.
– Особо нечего рассказывать. Я, конечно, отличился, в этом он прав, – вздохнул Конда, ероша волосы. – По пути сюда я заглянул к правоведу, но он не сказал ничего нового помимо того, что я знал и что прочитал в своём справочнике. Нужно два поручительства глав высоких родов, чтобы Верделла можно было выкупить. Если бы Иллира была из высокого рода, да хотя бы просто из кирио, вопроса бы не возникло. Но она... сирота, и её попечителем был управляющий эйнота под Тайкетом, а потом Исар, после Исара – Озеф, а теперь – Черилл. Кстати, Аяна, нам надо переписать попечительство с Бинот на Анвера. Теперь, после истории с Атар, твоё имя само по себе рекомендация, тебе не нужна бумага от Бинот.
