Ася Иолич
Аяна из Золотой долины. 6. Ключ от этой двери
1. Всё в порядке
Потолок в желтоватой штукатурке, разрисованный цветами и пчёлами, не спеша, нехотя, очень медленно светлел.
– Очнулась, – прошептал голос. – Стилла, она очнулась.
– Я вижу. Дайте воды, кто-нибудь.
– Рида, давай другую тряпку. Эта нагрелась.
Аяна моргнула. Под пальцами было нечто гладкое, скользкое, мягкое, прохладное. Она повернула голову. Фиолетовое покрывало с вышитыми белыми цветами, слишком яркое, слишком блестящее в свете, который падал через проём двери из окон соседней комнаты. Она скользнула взглядом наверх и встретилась глазами с Айлери.
Что-то глухое, тёмное свалилось, как камень, который падает, перекрывая выход к свету из пещеры в глубине горы. Горло скрутило раскалённой судорогой, сердце пропустило несколько ударов, а перед глазами на несколько мгновений сгустилась чернота. Аяна села. Что это сейчас было?
– Ты что, ляг обратно! – Стилла взяла её за плечи, обдавая запахом наутюженного платья. Её пальцы пахли ментой и были прохладными. – Ты только что очнулась. Полежи!
Аяна снова моргнула несколько раз и повернулась, свешивая ноги с кровати. В глазах слегка темнело от каждого удара сердца. Она почему-то не хотела больше встречаться глазами с Айлери.
– Гелиэр, мне надо домой, – сказала она. – Пожалуйста, давай уедем.
– Ты рассудок потеряла? Лежи. До завтра полежишь. Ты час провалялась без сознания. Я уже за гватре собралась посылать, когда ты наконец очнулась. Ты вообще ешь что-то? Как ты ещё жива! – отчаянно говорила Стилла. – От тебя одни кости остались!
Аяна встала, держась за резную опору балдахина, и посмотрела вниз. Её корсаж был расшнурован. Она затянула шнурки и медленно сунула ноги в серые туфли, которые аккуратно стояли тут же, на полу у кровати.
– Тебе надо остаться, – тихо сказала Айлери. – Он больше не придёт. Не бойся. Он никогда не возвращается больше, чем на день или два.
– Я приготовлю тебе комнату внизу, – сказала Рида. – Мы отведём тебя туда, и ты полежишь до завтра. Я провожу Гели домой.
– Мне надо домой, – повторила Аяна. – Мне надо домой.
– Что он сделал, Аяна? – Рида отчаянно заглядывала ей в глаза.
– А что он сделал? – безучастно переспросила Аяна. – Я ничего не помню.
– Он ворвался в комнату, – сказала Гелиэр с серым лицом. – Он был безумен. Камьер не смог остановить его. Я думала, он вцепится в Айлери. Он увидел кемандже и схватил эту твою огромную рубашку, которую ты суёшь под струны, потом стал нюхать её, бешено озираться и рычать «Где?». Он швырнул на пол кресло перед нами, и оно сломалось.
Айлери сжала виски.
– Я испугалась. Прости! Я испугалась! Я ему показала на гардеробную, и он выбежал и захлопнул за собой дверь! Я не могла его остановить! Мне было страшно! Я не знала, что он так взбесится из-за вина!
– Что он делал там? – со страхом спросила Рида. – Он увидел бутылки?
– Я не помню, – сказала Аяна. – Я помню только, как Айлери сказали, что кир идёт. И вы спрятали меня в гардеробной с пустыми бутылками. И я слышала, как твой муж рычит.
– Так он не заходил к тебе? – в слезах выдохнула с облегчением Айлери. – Я думала, он опять обезумел!
– Нет. Он, наверное, прошёл мимо. Может, он не понял, что ты показываешь на гардеробную.
Аяна стояла, держась за резное дерево, и смотрела в окно. Наверное, муж Айлери, этот кир Пай, выронил рубашку в коридоре, когда выбежал, а Конда подобрал её и зашёл в ту комнатку, увидел Аяну, обнял и поцеловал.
Она сделала шаг и поморщилась. Плечи очень болели.
– Я в порядке, – сказала она. – Гели, мне надо вернуться. Кир Анвер тоже уедет.
– Я скажу отцу, что ты заболела. Он даст тебе выходной на завтра, – сказала Гелиэр испуганно.
Аяна прошла мимо девушек, ошарашенно молчащих, через спальню, маленький кабинет и две гостиных. На полу лежало разбитое кресло с изогнутыми ножками. Одна была отломана, как и поручень, щепки валялись по полу. Сиденье, перевёрнутое вверх медными заклёпками, отлетело к двери. Всего четыре комнаты, да малюсенькая кладовка для платьев. Как Айлери тут живёт уже десять месяцев?
Она сунула кемандже в короб вместе со смычком.
– Я зайду на минутку в гардеробную?
Рида нахмурилась, потом понимающе кивнула.
– Да.
Аяна зашла в комнатушку и положила пустые бутылки к кемандже, пристроив рядом рубашку и полотенце. Потом подняла голову, глядя на окошко. Совсем недавно, прямо тут, в каморке, она снова обняла Конду, и он был рядом, его сердце билось так громко, так близко. Она нашла его! Она нашла его. Она его...
– Всё, – сказала она, потянув на себя ручку двери гардеробной, оставляя всё произошедшее там, внутри. – Поехали.
Стилла проводила их до входа в дом, поглядывая озабоченно на Аяну. Та шла, выпрямив плечи, со спиной, напряжённой, как натянутая тетива.
Томилл помог Гелиэр забраться в экипаж. Коляска прошуршала колёсами по мелким камешкам дорожки, поворачивая мимо большой клумбы, и выехала из тёмных ворот, мимо изящной витой кованой решётки с вензелями, увозя их от красивого трёхэтажного дома, стоящего высоко над портом, увитого густой лозой роскошной цветущей нокты, цеплявшейся за жёлтую штукатурку.
– Аяна, что случилось? Ты что-то скрываешь? – Гелиэр вглядывалась в её лицо. – Почему ты молчишь?
– Я в порядке, – сказала Аяна. – Всё хорошо.
– Но ты упала в обморок! Ты сомлела, и была без сознания час!
– Да? Это, наверное, из-за вина. Мы пили вино на жаре. Это было глупо. Но сейчас всё хорошо.
Вороная кобылка резво рысила, и закрытый экипаж направлялся прочь по рябой брусчатке дороги, проходя через строй кипарисов, кренившихся под порывами ветра, над портом, протянувшимся по кромке берега моря, которое расстилалось к рваным краям серых туч на горизонте.
– Отец сказал, что ты можешь идти, – сказал Гелиэр, выходя из кабинета кира Эрке. – Аяна, может быть, ты всё же останешься?
– Мне надо домой.
Аяна спустилась в свою комнату на хозяйственном этаже. Она открыла короб и положила кемандже на кровать, вынула пустые бутылки и рубашку, вложила на место подушки и бережно разместила между ними инструмент, а рядом осторожно положила смычок, потом разгладила складки подушек, закрыла короб, плавно застегнув задвижку, распустила завязки мешка и сунула рубашку туда.
Зелёный камзол лежал на кровати. Аяна долго смотрела на него, не понимая, что это за вещь и как она вообще оказалась здесь. Потом надела штаны и сапоги, поправила подол платья, схватила камзол и вышла из двери на женской половине катьонте, на ходу вешая на плечо сумку.
Сенной сарай был, как всегда, пуст. Она подобрала подол и потянулась снимать штаны, но остановилась и долго стояла, глядя на свои руки. Потом расшнуровала платье и сунула его в сумку, надела камзол и вынула из кармана бороду и коробочку с клеем для неё.
Коробочка точно как-то открывалась. Она постояла, держа её на ладони, покрутила в пальцах, так и не вспомнив, и убрала в карман вместе с бородой, потом снова достала, открутила крышечку, медленно намазала лицо и приклеила сетку с волосками, прижимая пальцами.
Она зашла в конюшню. Ташта тянулся к ней за лаской. Аяна похлопала его и вывела из денника, затем из ворот, и в порывах ветра закрыла их за собой, просто притворив створки.
Гнедой шагал по брусчатке, ветер шевелил его гриву. Аяна смотрела на его шею, на его тёмную шерсть, блестящую, лощёную, цвета потемневших орешков ташты в треснувшей кожуре, на его прядающие уши, настороженно ловившие шорохи с поросших густой травой обочин мощёной дороги, – и не видела ничего.
Она проехала мимо порта, направляясь в постоялый двор, где её оставила труппа Кадиара, уезжая на острова. На полпути она спохватилась, увидев башню с часами возле конторы и корабельного сарая, и повернула Ташту налево, к центру города, на улицу Мильдет. Она ехала и ехала, и горбатые, узкие, извилистые, прямые, крутые, пологие, ровные и ступенчатые улочки сплетались и расплетались в сбивчивом, сумбурном танце, нестройном, неритмичном, нескладном, ломаном, мечущемся, растерянном, мучительно сбивающем с толку.
