Мира спросить не побоялась бы — не ответит, так хоть не заругается, то с Криспином любой личный вопрос попросту на губах замерзает. Как преподаватель Огненной магии может так замораживать людей?
— Повторяем то, что отрабатывали на предыдущем занятии, — распорядился Тай. Вновь сам зажег свечи (сразу десятки штук в разных концах зала) и приказал потушить их, оставаясь на одном месте.
Потом на скорость.
Потом тут же, едва он сотворит огоньки-цели. Поначалу неподвижные, а потом метавшиеся всполошенными курицами по всему залу, вместо оброненных перьев оставлявшими таявшие в воздухе разноцветные росчерки. Вскоре Мира уже и смеялась, и бранилась, и азартно вопила, когда успевала «попасть» по огненным птицам: все это напоминало стрельбу по мишеням, только вместо стрел или арбалетных болтов — ее собственная воля и желание. «Ощущение», как говорит Криспин.
Лесовичка оглянулась; преподаватель почему-то уже не подсчитывал «подбитые» огни, а просто наблюдал за ней, раскрасневшейся и запыхавшейся. Мира отвела прилипшую ко лбу прядь волос, поинтересовалась оживленно:
— Ну, и как я справляюсь?
— Неплохо, — скучным голосом ответил Криспин. — Если, конечно, не считать того, что это совершенно не Огненная магия.
Вот и пойми: то ли похвалил, то ли обругал! Не давая ей задуматься-закручиниться, Криспин махнул рукой:
— Немного усложним задание…
И в центре зала вспыхнул костер. Мира подошла с осторожностью, приглядываясь и принюхиваясь: не считая что нет дыма и треска горящего дерева, совсем как настоящий. Даром что горит в полуметре над полом. И жар от него идет самый натуральный, сунь руку, наверняка без нее останешься…
— В чем дело? — спросил Криспин. — С костром уже не получается?
Вздрогнувшая лесовичка обернулась — старшекурсник стоял уже у нее за спиной. Огонь отражался в глазах, в темной глубине плясали золотые искорки. Мира с виноватостью опустила машинально протянутые к теплу руки.
— Да я и не пробовала еще! Просто вспомнилось… В ночном лесу обязательно нужно зажечь хоть крохотный, да костерок: злых отпугивать, добрых к себе звать… Еще и чтобы Пуща тебя признала: своему-то таиться-скрываться незачем.
— А если не признает? — спросил Криспин.
Лесовичка зябко повела плечами.
— Вот про это лучше не спрашивать! — И ее ладони вновь потянулись к огню, став на просвет прозрачно-алыми.
…Представилось, как зажигаются в темной громаде Пущи крохотные звездочки редких костров, складываясь в мерцающее, из ночи в ночь меняющееся созвездие, которое можно охватить взглядом целиком, только летя под самыми тучами…
Криспин сдвинулся вбок, чтобы видеть задумчивое лицо лесовички. Помедлил и все же задал вопрос, давно вертевшийся на языке; хоть и непривычно было интересоваться тем, что его совершенно не касается.
Разве что для дела. Исключительно для дела, да. Для успехов в ее учебе.
— Так что там с пожаром, в который ты когда-то попала? Из-за которого теперь от огня шарахаешься?
Не скажет, подумал он, наблюдая, как девушка хмурится. Ну и пусть. Больше спрашивать не буду.
Разве что потом, у ректора: та ведь досконально изучает подноготную своих студентов.
Но лесовичка ответила:
— В Пуще случился пожар…
…Крестьяне, что селятся на опушках леса, борются с ним непрестанно: в том числе и строго запрещенными поджогами — пойди найди потом виновника, может, само занялось, от искры, от жаркого солнца или летней грозы, ведь Пущей молнии просто притягиваются. После срубают-корчуют горельник, распахивают удобренную золой землю… и жалуются, что Пуща однажды возвращает долг сторицею — неурожаем, потравой посевов, а нередко и человеческими жизнями.
В то крайне сухое лето подожгли сразу с нескольких сторон. Сплошная стена огня, проглотившая множество деревьев, докатилась и до поселения лесовиков.
Когда жители Пущи подоспели на помощь, обнаружили лишь один уцелевший дом на дальнем конце деревеньки — вкруг него все выгорело дотла, будто огонь неуверенно топтался на этом месте, не решаясь пересечь невидимую границу. А на крыльце сидела зареванная, закопченная до черноты девчушка по имени Мира…
— Понятно, меня сразу в чародейное учение определили. Но только с той поры к огню я и прикоснуться не могу: маслом лампу заправлю, хвороста наберу, дров наколю — но разжигать-кормить — увольте!
Выговорившись, Мира глянула снизу на старшекурсника: стоит рядом, смотрит в свой колдовской костерок. Думала, снасмешничает или поучать начнет, как оно и положено преподавателю Игнисологии; вон Амариллис постоянно говорит, надо свой страх преодолевать, а то какая же из нее колдунья в конце концов получится, боязливой такой! Мира с нею полностью согласна, а толку?..
— Понятно, — лишь произнес Книжник.
— Может, — начала девушка с надеждой, — скажешь ректору, что безнадежная я? Ну не всем же быть огнемагами! А я бы какой другой предмет для обучения взяла…
— Понятно, что учить тебя нужно другими методами, — продолжил Криспин, ее не дослушав. — А теперь погаси костер и на сегодня закончим.
Вот тогда что и в каком месте ему понятно?! С длинным вздохом разочарования лесовичка уставилась на огонь, представляя опрокидывающееся на него ведро воды.
И мечтая при этом окатить из ведра еще и кое-кого другого.
Глава 16
Личные дела
Пару дней Мира ходила непривычно задумчивая и молчаливая, уже и Шазр начал приглядываться озабоченно: не заболела ли сестра часом, не подхватила ли какую-нибудь неведомую гномам, но свойственную людям осеннюю хандру? На что девушка лишь хмыкнула презрительно: чтобы лесовичка да заболела какой-то простудой или паче того, психической немочью, будто какая-нибудь изнеженная столичная аристократка! Хотя, по правде сказать, зарядивший холодный серый дождь оптимизма не внушал, зато тем больше ценились крепкая крыша над головой и огонь в камине, тем уютнее и слаще спалось под теплым одеялом…
Говорили, что ректорша традиционно развлекает столичных попечителей в Буржбе, в Академию даже ночевать не возвращаясь… Это известие Миру и подстегнуло: когда еще представится такая возможность, а ну
