пока еще сами не зная куда. В тот вечер они дошли до набережной Волги, прогулялись по ней до Стрелки, затем вдоль Кутума дошли до улицы Кирова, поднялись наверх, прошли мимо кремля по улице Октябрьской и спустились вниз, на улицу Туйбахтина, затем пересекли канал имени 1 мая и стали приближаться к Татар-базару. Миновали его и свернули налево, в сторону улицы Морозова.
Они говорили о многом, сразу найдя общий язык. Им с первых минут знакомства было легко и непринужденно общаться. Константин словно на крыльях парил. Никогда прежде ни с одной девушкой ему не удавалось настроиться на одну волну, и с каждой минутой он ощущал, что влюбляется всё сильнее. И ему к концу прогулки стало казаться, что и у Вали в глазах появилось по отношению к нему какое-то чувство.
Константин не думал, что одна встреча на Первомае станет поворотной в его судьбе. Возвращаясь вечером после следующей длительной прогулки с Валей, он вдруг ясно осознал, что влюбился. Основательно и бесповоротно. Только говорить об этом никому не стал. Ни младшему брату, ни тем более младшим сестрам, поскольку эти сороки мгновенно разнесли бы весть на всю Сталинградскую область. И хорошо, что они живут не в Астрахани, а в Ильинке, что в Икрянинском районе. Иначе бы каждый день то одна, то другая непременно приезжали в гости.
Ну, а так сложновато добираться: сначала долго, 12 километров почти, добираться до места переправы. Ильинка ведь на правом берегу Волги, Астрахань большей частью – на левом. Потом паромом на другую, городскую сторону, дальше ещё почти четыре километра до общежития комсостава НКВД. В общем, целое путешествие. Потому виделся Константин с братом и сёстрами редко. Тем теплее и радостнее были встречи.
Слишком долго рассуждать, настоящее чувство или нет, офицер не стал. Он был человеком решительным, предпочитал не говорить, а действовать. Может, потому в органы и пошёл работать. Здесь, в отличие от партийной или профсоюзной линии, долгих речей не произносили. Разве что изредка на собраниях. Ну, порой пропагандисты из Москвы приезжали, укреплять морально-волевые качества сотрудников НКВД, как говорили. Хотя Гранин честно не понимал, к чему это. Да и его коллеги тоже. Болтовня, она и в Африке болтовня. Толку от неё ноль.
В остальное время – работа. Серьезная, даже суровая порой, но важная, где словам места нет. Виноват? Есть доказательства? Получи, распишись. Не виновен? Свободен. Многие почувствовали, как произошло ослабление железных тисков, в которые затянули советское общество при Ягоде и Ежове. При последнем особенно. Уж очень жесток был. Недаром «кровавым карликом» величали. Разбираться не любил. Чуть подозрение – арест, а дальше срок или расстрел.
Когда наркомом стал товарищ Берия, масштабы репрессий резко сократились. На секретном совещании до старших офицеров довели сведения (Гранин потом узнал в приватной беседе): за 1939 год по обвинению в контрреволюции были приговорены к высшей мере наказания 2,6 тыс. человек, за 1940 год – 1,6 тысяч. Только в 1938 году освобождено более 279 тысяч человек. Ну, а оперативным сотрудникам, как и прежде, приходилось в основном заниматься уголовными преступлениями.
Астрахань всегда считалась городом торговым. Потому тут как за традицию почитали три вещи: обманывать при купле-продаже, воровать и мошенничать. Порой случались и убийства, только в основном бытового свойства. Темный народ по-прежнему предпочитал, особенно выпивши, решать ссоры драками с поножовщиной. Отсюда и покойники с колото-резаными ранами. Такие дела даже расследовать особенно не приходилось: чаще всего соседи с самого начала слышали ссору, драку, а потом вызывали милицию.
Но всё это, хотя и оставалось для Гранина важной частью жизни, немного отодвинулось после встречи с Валей на второй план. Любовь к Константину приходила, конечно, и раньше. Но то, решил он сейчас, были простые увлечения. Мало ли, кому ветерок, приподнявший юбочку, голову вскружил. Или улыбка, красивые глазки, волнистые локоны. В случае с Валей всё было так, да. Внешняя красота очень повлияла на выбор офицера. Но главное – он почувствовал между ними какую-то особенную связь. Понял: такая и есть она, любовь настоящая.
«Раз так, – решил Константин, – тянуть нечего. Валя девушка очень видная, такую упустить – только глазом моргни, и обязательно какой-нибудь лавочник соблазнит ароматными плюшками». Не то чтобы офицер верил в легкомысленный нрав своей избранницы. Но знал по опыту работы: встречаются такие ушлые пройдохи, которые способны почти любую девушку, даже стойких моральных принципов, сбить с панталыку. Как правило, их потом сразу бросали, в том числе беременными.
В июле 1939 года капитан НКВД Гранин явился в дом Дандуковых при полном параде. В отутюженной, без единой складочки форме, в сверкающих хромовых сапогах, в новенькой портупее, с блестящей пряжкой и кокардой. На боку – кобура с пистолетом, но так положено, не снимать же. Пока он шел, люди с интересом смотрели на него, а девушки и женщины с улыбкой оборачивались: куда шагает такой красавец? Все-таки непривычно было видеть сотрудника органов с большим букетом роз в руке.
На эти удивленные взгляды Константин внимания не обращал. Он думал лишь об одном: что скажет Валя на его предложение руки и сердца? Да, именно с этой целью он вышел из дома в восемь часов утра в воскресенье, чтобы наверняка застать всю семью Дандуковых дома. Поскольку мероприятие официальное, то и присутствовать на нем полагается каждому.
Дойдя до маленького домика на улице Морозова, Константин решительно прошел во двор, поднялся на крыльцо, постучал. Дверь ему открыла младшая сестра, Ольга. Увидев Константина, она, еле сдерживая улыбку («Сияет, как тульский самовар», – подумала девушка), сказала ему проходить и умчалась в дом – предупредить остальных. Все-таки время было раннее, и негоже встречать гостя в затрапезном виде.
Всё прошло, как и мечтал о том капитан Гранин, «на высшем уровне». То есть он был встречен всем семейством Дандуковых, которое чинно расселось за большим обеденным столом, и в такой официальной обстановке предложил Валентине стать его законной супругой.
Правда, Константин где-то слышал, что в таких случаях полагается вставать перед избранницей на одно колено. Но не пристало ему, офицеру НКВД, заниматься подобными буржуазными глупостями. Потому просто встал из-за стола, произнес коротенькую речь о том, «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь», а потом, глядя Вале в глаза, сказал, что очень любит её и хочет видеть своей женой.
Родители, старательно скрывая счастливые улыбки (все-таки момент серьезный – судьба человека решается) посмотрели на Валю. И та, пунцовая от стеснения, потупив взор, сказала: «Я согласна». В ту же секунду
