пытаясь привлечь внимание. С трудом прокашлялась и закричала севшим голосом:
— Кондратий! Уходите отсюда скорее, а то они и вас тоже на ритуал пустят!
Мужчина перевёл взгляд на меня, и я замерла, сражённая осознанием: никакой это был не старичок. Да, волосы по-прежнему выглядели седыми, но лицо выражало такую яростную мощь, что назвать тщедушным его бы больше язык бы не повернулся. Он смерил меня прищуренным взглядом, и я увидела, как на щеках заходили желваки, а пальцы руки сжались в кулак.
На этом месте мне пришлось вернуться в нормальное положение, потому боль в глазах стала невыносимой, резонируя с мигренью, да и невозможно было дольше лежать в настолько неестественной позе. Я уставилась вверх и прикусила губу, лихорадочно соображая. Кондратий, мой недавний попутчик, оказался в деревне. При этом он совершенно не выглядит как старичок, и никто из нечисти не пытается его скрутить — наоборот, стоят, опустив головы.
Догадка осенила внезапно: а что, если он и есть тот самый загадочный глава? Который должен был вернуться из города? И тогда… Я запнулась. Ведь если он глава деревни, и ритуал каким-то образом должен был решить проблемы жителей, то злится он скорее не на сам факт проведения ритуала, а на то, что жертвоприношение решили провести без его участия. В таком случае рассчитывать на спасение мне всё равно не приходится…
Но секунду спустя моя логика помахала мне ручкой. Просто в напряжённой тишине прозвучало холодное:
— Развязать.
Раздалось шипение, и следом голос Миланы:
— Девчонка моя по праву сильнейшего.
Снова молчание, затем звук шагов — и в поле зрения показался Кондратий, внимательно разглядывающий моё лицо.
— Это правда? — холодно поинтересовался он. — Ты проиграла в честной драке?
Я устало кивнула. Затем спохватилась и мотнула головой — медленно, чтобы не вызвать очередного приступа боли. Но он всё равно последовал, взрываясь на висках и вызывая фейерверк перед глазами. Я зажмурилась от боли. Впрочем, мужчину это не смутило:
— Неждана?
— Девчонка побеждала, — тут же отозвалась кикимора. — Но её ударила со спины Виталина.
— Значит, по праву сильнейшего принадлежишь ей ты, — бесстрастно обратился Кондратий к Милане. — И я с удовольствием посмотрю на то, как она на тебе отыграется. — Затем он перевёл взгляд на меня и повторил: — Развязать.
На этот раз никто не сомневался: ко мне тут же подскочили и отвязали руки и ноги. Правда, окоченевшие конечности не спешили возвращаться в нормальное состояние. Зато их пронзила тупая боль, напоминая, сколько времени я пролежала на морозе в неудобно зафиксированном положении.
— Милану в подпол до разбирательства, — продолжал он. — И Виталину с ней же.
Послышалась возня. А я лежала и смотрела в небо. Онемевшие руки, как могла, подтянула к груди, а ноги так и остались вытянутыми — пальцев я давно уже не чувствовала, так что идти всё равно не смогу.
Кондратий, видимо, правильно оценил моё состояние, потому что мгновение спустя добавил, указывая на меня:
— Отнесите в мой дом. И на лавку положите.
Я почувствовала, как меня подхватывают и куда-то тащат. А небо над головой оставалось всё таким же неподвижным. И именно в этот момент я, наконец, позволила себе прикрыть глаза, и перестала чувствовать что-либо.
13. Хозяин леса
Первым я увидела потолок. Нормальный такой потолок, деревянный. И стены деревянные. Воздух был тёплым, комната освещалась мягко льющимся из окна дневным светом. Воздух щекотал запах подсохшей крови. А поверх меня лежала чья-то шкура. Кажется, волчья.
Осознав это, дёрнулась и пришла в себя. Попыталась сесть, но голову тут же пронзила такая боль, что я едва сдержала крик. Перед глазами заплясали цветные всполохи, и я зажмурилась, не смея пошевелиться. Интересно, если я буду лежать без движения, каков шанс, что меня примут за мёртвую и больше никогда не станут трогать?
— Ты это дело брось, — послышался знакомый голос. — Очнулась — значит жить будешь.
Я приоткрыла один глаз и в щёлку между веками увидела Кондратия. Он сидел на лавке напротив и лузгал семечки. И куда только делся интеллигентный старичок, которого я утром встретила в электричке?
— Что со мной случилось? — прохрипела я.
— Что-что. Замёрзла ты, только и всего. Вот если бы Милка ритуал свой закончила, тогда всё, тогда бы мёртвая была.
Я сглотнула, представив, как ритуальный кинжал, сделанный в Китае, вонзается мне в грудь, забрызгивая кровью деревянный щит, но Кондратий прервал мой поток мысли:
— Ну-ну, не переживай. Я бы тебя всё равно не оставил — к себе бы взял. Вон, ты даже одета как надо.
Я скосила глаза на окровавленный белый свитер, выглядывающий из-под шкуры, и нахмурилась. Надо для чего?
— Точно, девочка, точно, — раздался женский голос, и в поле моего зрения появилась Неждана с каким-то горшочком. Подошла, подтолкнула в спину, помогая сесть, и всучила горшок в руки. Горячий! — Одежды белые, волосы распущены, ещё и в крови вся. Ни дать, ни взять настоящая русалка.
Я поморщилась, и не только от сравнения — в нос ударил запах давно сдохшей коровы. С трудом сдержав рвотный позыв, я уставилась на горшочек у меня в руках. Внутри плескалась подозрительного вида жидкость, будя далеко не гастрономические желания.
— Пей, пей, — подбодрила кикимора. — А то ещё сляжешь с лихорадкой да всё одно помрёшь. Жалко тогда будет.
