улыбки посмотрел на меня.
– Я как раз подумал, не начать ли коллекционировать рояли.
У меня задергались губы, но я сердито сдвинула брови, пытаясь не улыбнуться.
– Но мне показалось, что это слишком хлопотно, – мрачно добавил он. – Неудобно передвигать, даже те, что на колесиках.
– Тогда, может, губные гармошки? – предложила я, делая титаническое усилие, чтобы не засмеяться. – Они легкие.
– Но выглядят не так круто.
– Это правда.
– Может быть, мне стоит собирать тубы. Туба – это очень круто, как считаешь?
Представить себе Эзру, вальсирующего по дому с тубой, и остаться серьезной было выше моих сил. Я невольно прыснула, попыталась скрыть смех кашлем, но не выдержала и захихикала. Его невозмутимая физиономия тут же расплылась в широкой ухмылке, и я поклялась, что когда-нибудь все же добьюсь, что он засмеется первым.
А пока ограничилась тем, что пальцами ног потыкала его в лодыжку.
– Сыграй что-нибудь.
Поколебавшись, Эзра протянул руку за гитарой. Перебрав струны, он застенчиво опустил голову.
– Обычно я не играю для людей.
У меня в животе что-то затрепетало.
– А для меня сыграешь?
Он посмотрел на инструмент. Скрипнули лады под его левой рукой, пальцы правой забегали по струнам. Зазвучавшая было мелодия тут же смолкла. Начав сначала, он перебрал несколько мелодий – то одна популярная песня, то другая, потом отрывок из недавнего радиохита.
Неплохо, хотя присутствие публики вызывало у Эзры явный дискомфорт. Тогда я натянула одеяло до носа и закрыла глаза, чтобы он меньше чувствовал себя на виду.
Он перестал играть, и я почувствовала на себе его взгляд. Снова застонали струны. И наступила тишина.
А потом… водопадом полилась тихая, нежная мелодия. Все новые звуки присоединялись к размеренному ритму, и я широко открыла глаза, не в силах поверить, что Эзра может извлечь столько музыки из одного инструмента.
Одна рука скользила вверх и вниз по гитарному грифу, сильные пальцы гнулись, когда он нажимал на лады, от костяшек пальцев к запястью тянулись резко очерченные сухожилия. Правая рука зависла над деревянным корпусом, пальцы плясали по струнам. Гипнотическая мелодия все лилась, а Эзра еще и постукивал ритмично по корпусу гитары ладонью, добавляя к звону струн, одновременно резкому и тихому, глухой барабанный бой.
– Как красиво, – выдохнула я, совершенно завороженная.
Он смущенно опустил голову, и звуки смолкли.
– Когда ты начал играть?
– Давно, – бережно поправив инструмент на коленях, он сыграл стремительную гамму. – Мне это нравится. Успокаивает. Как медитация.
– Спасибо, что играл для меня, – прошептала я.
Он медленно кивнул головой. Теперь я поняла, почему его первая попытка была такой неудачной: он играл поп-музыку, нечто безличное. Я не знала, почему он решил поделиться со мной тем, что ему действительно нравилось, но была тронута тем, что он доверился мне.
– Эзра… – его имя прозвучало странно хрипло.
Он повернулся и посмотрел на меня.
– Что случилось?
Я кашлянула, сама не понимая, что хотела сказать, и вместо этого спросила о другом: – Ты правда думаешь, что все вернется на круги своя?
– Что ты имеешь в виду?
– Расследование ОМП… моя работа… – Я закусила губу. – Не представляю, как можно все это уладить.
– Даже если ты не сможешь работать в гильдии, для нас это ничего не изменит. Ты наш друг, Тори.
– Да. – Я слабо улыбнулась. – Конечно.
Он развернулся еще сильнее, чтобы заглянуть мне в лицо. На меня уставились его разные глаза – один теплый, карий, как растопленный шоколад, другой бледный как лед, с черным ободком.
– Ты не можешь в это поверить, да?
В ответ я только крепче стиснула руки, которыми держала одеяло.
Глядя на меня, Эзра взял несколько аккордов.
– Я тоже не поверил. Не сразу. Мне потребовалось много времени, чтобы поверить Аарону и Каю… поверить в то, что они от меня не откажутся.
Стараясь не показать заинтересованности, я навострила ушки. Эзра никогда не говорил о прошлом и был куда более скрытен, чем двое его напарников.
– Только через год после знакомства с ними я понял, что к чему, – его голос упал до шепота, – а до того был уверен, что наша дружба – на время, что рано или поздно они одумаются, спросят себя, что они во мне нашли, и все кончится.
У меня сжалось сердце. Именно эти чувства я испытывала сейчас.
– А потом… – Его рука сжала гриф гитары. – Я причинил Аарону боль.
Никогда я еще не слышала, чтобы его мягкий как масло голос так жутко хрипел.
– Потерял контроль… полностью его утратил… и сильно его ранил. – Он помолчал, но наступившая тишина ощутимо пульсировала болью и сожалением. – Понял, что все кончено, что мне давным-давно нужно было уйти самому. И, пока Кай возил Аарона к целителю, я собрал вещи.
Я слушала, широко открыв глаза. Когда он сказал «причинил боль», я решила, что он имеет в виду чувства Аарона, а не ранение. Что же такого натворил Эзра, что это потребовало экстренного магического исцеления?
В ушах эхом отдавались слова Кая, которые он, задыхаясь, произнес несколько недель назад. Остановите их, пока Эзра не убил Аарона.
Долго Эзра смотрел перед собой в никуда.
– Кай догнал меня на автобусной остановке. Притащил меня в дом целителя, усадил на стул и сам сел рядом со мной. И заявил, что будь он проклят, если позволит мне их бросить. Он сказал…
Не дождавшись продолжения, я осмелилась подать голос.
– Что он сказал? – пролепетала я.
– Он… – Эзра медленно вздохнул и покачал головой. – Мы просидели там всю ночь. После того, как целитель отпустил Аарона, он ни словом не обмолвился о том, что я сделал. И вообще никогда не упоминал об этом, ни разу.
Он перевел взгляд на меня – слишком быстро, чтобы я успела скрыть ужас и недоверие. Насколько сильно он ранил Аарона? Ребята предупреждали меня о вспыльчивости Эзры, но я не могла себе представить, что он может озвереть настолько, чтобы бросаться на друзей.
На его лице смешались усталость и уныние.
– Хуже этой ночи в моей жизни была только одна.
– У тебя была ночь еще хуже? – недоверчиво спросила я.
Молча кивнув, он коснулся пальцами шрама на лице.
– Ой. Да, точно.
– Ну, ты поняла, Тори? Расследование ОМП для них ничего не значит. Аарон и Кай останутся с тобой, и вместе вы пройдете все – даже самое плохое. Они никогда не подведут.
Я кивнула, его слова если и не до конца убедили, то хотя бы утешили. Верность Аарона и Кая Эзре не обязательно распространялась и на меня, а все же у смертной девушки появилась надежда.
Эзра смущенно
