расписные потолки, лепнина, позолота. Чем-то все это напоминало зал, что показал Родерик, когда учил меня танцевать. Но там роскошь не била в глаза, выглядела естественной: в конце концов, ведь бал – это праздник. Здесь же, в пустых коридорах, где даже гвардейцы у дверей казались предметами обстановки – подавляла, и парни из знатных семей на какое-то время перестали шептаться, глазея по сторонам.
Хорошо, что у меня нет ничего общего с обитателями этого места. Если в квартире Родерика, вовсе не предназначавшейся для того, чтобы производить впечатление, я чувствовала себя бедной сироткой, то здесь – окажись я не на экскурсии, а гостьей – вовсе бы не знала, под какой плинтус спрятаться.
Мысль была глупой и неуместной, и я сама рассмеялась над ней. «Гостьей» – подумается же тоже. Может быть, через полвека, когда – если – я сделаю карьеру, одной из многих, приглашенных по какому-нибудь событию, и то… Да и зачем мне это, на самом-то деле? Моя ближайшая цель – сдать первую сессию, потом – диплом, хорошо бы с отличием, но вряд ли это получится, учитывая мои пробелы в знаниях; потом – три обязательных года службы короне в какой-нибудь глухомани, в компенсацию за бесплатную учебу. В этой-то глухомани и станет понятно, чего я стою на самом деле.
– Не вздумай что-нибудь отколупнуть на память, – прошипел за моей спиной один из близнецов. По шепоту нельзя узнать голос, так что я могла лишь предположить, что это старший и более рассудительный.
– И не собирался, – огрызнулся второй и ворчливо добавил: – Отколупнешь тут… Наверняка все промагичено. Вылезет дракон и откусит самое дорогое.
– Он тут не поместится. Видел сегодня, какие они? – вмешался Феликс.
– А если дракон тоже магическое создание, которое одновременно нигде и везде? Нет уж, обойдусь без сувениров.
Императорская сокровищница поначалу показалась скромной и больше смахивала на ювелирную лавку. Стеклянные витрины, где на черном бархате лежали разнообразные украшения. Броши, перстни, ожерелья, серьги, браслеты… Какие-то были совсем простыми, уместными даже на мне. Какие-то – тяжелыми и роскошными. И все же после блеска и роскоши дворцовых коридоров сверкание драгоценных камней и золота казалось уже обыденным. Золото и золото, блестит себе и блестит. Гораздо интересней разглядывать магический ореол вокруг каждой вещи.
Господин Мелтон знал, о чем говорил, когда утверждал, будто сказки о непревзойденных артефактах древности – лишь сказки. Древние артефакты были ценны скорее своей древностью, как часть истории, чем как источник силы или предмет ювелирного искусства. Моя брошка, которую пришлось отдать на время, выглядела утонченней некоторых, даром что в ней была «лишь проволока, стекло и немного магии». Может быть, в некоторых из них действительно собралась сила многих поколений, но подобные вещи не выставляли на публику.
– А вот эту часть экспозиции советую вам изучить повнимательней, – сказал преподаватель, переводя нас к очередной витрине. – Мы будем вспоминать о ней, когда дойдем до защитных и атакующих артефактов. И господин декан, говоря об основах магии диверсионных групп, тоже непременно о ней вспомнит.
Дамские безделушки. Гребни в волосы и костяные шпильки. Кружевные перчатки, шитые жемчугом и бисером из драгоценных камней. Кружевная тесьма с золотой нитью. Веер. Бальная книжечка-карне наподобие той, что дала мне Оливия, только в драгоценном окладе.
Щит вязкий, щит отражающий, щит жгучий. Парализующее заклинание. Взрыв молний. Веер клинков. Взрыв огня.
– Да уж, к такой дамочке я бы и на лигу поостерегся подойти, – присвистнул Себастьян, изучив подписи к артефактам и оценив силу ауры. – Прямо-таки вижу очами души своей, плывет такая пава по полю боя в атласных туфельках, а мужчины к ее ногам рядами ложатся. Мертвыми.
– Выглядит так, будто императорские балы – опаснейшее место, – поддакнул Зак. – Словами не описать, как я рад, что туда не попаду!
– Думаю, императрице, точнее тогда лишь одной из участниц отбора, было бы полезно иметь при себе все эти вещи, – без тени улыбки ответил господин Мелтон. – Возможно, тогда бы ее не сумели похитить.
– Похитить? – переспросила я.
Феликс посмотрел на меня, точно на дикарку, потом, вспомнив, пояснил:
– Во время бала на императорском отборе, после которого должны были остаться шесть финалисток, над столицей прорвались изначальные твари.
О том прорыве я слышала, а о бале – нет.
– Во время начавшейся суматохи один безумец, давно влюбленный в будущую императрицу, похитил ее, а император, который уже знал, что нашел свою истинную пару, спас. – Парень покачал головой. – Да уж, будь на ней все эти штуки, я бы тому типу только посочувствовал. А так пришлось его императорскому величеству самому стараться.
– Но, возможно, тогда бы история пошла совсем по-другому, поэтому порадуемся, что она не знает сослагательного наклонения, – вмешался господин Мелтон.
– Нам-то чему радоваться, – буркнул Зак.
– Хотя бы тому, что та самая императрица предложила поискать магически одаренных детей простонародья в приютах и платить приюту за каждого найденыша, поступившего в университет. До того императорские гранты практически никем не востребовались.
– Так значит, за нас этим жлобам заплатили, а нам даже куска хлеба в дорогу не дали! – воскликнул Зак. – Ну…
– Думаю, через четыре года ты сможешь съездить туда и лично высказать свое недовольство, – оборвал его преподаватель. – Если все всё рассмотрели, пойдемте.
Мы снова прошли по дворцовым коридорам, забрали свои вещи и вышли в сад.
Экскурсия, хоть и увлекательная, утомила меня, хотелось побыть одной и уложить в голове впечатления. Поэтому я отстала на пару шагов от остальных. Зен несколько раз обернулся, но после моего успокаивающего жеста кивнул и снова заговорил о чем-то с братом.
Я поймала кленовый лист, завозилась с сумкой. Вряд ли мне удастся второй раз попасть во дворцовый парк, и, даже если удастся, случится это нескоро. Вложу листок между страниц тетради и сохраню на память. Конечно, лучше бы подошел какой-нибудь красивый камешек, но кто знает, вдруг это расценят как попытку обокрасть дворцовый парк? А лист – он и есть лист, сам упал в руки. Сунув тетрадку в сумку, я подняла голову и оторопела. По аллее, примыкающей к той, где была я, шел Родерик, увлеченно разговаривая о чем-то с молодым человеком, по виду его ровесником.
Они были чем-то похожи – высокие, широкоплечие, темноволосые, только у второго волосы темнее, а черты лица резче. Пожалуй, я ошиблась, сочтя их ровесниками. Хоть движения второго были легкими, как у юноши, и лицо – таким же молодым, как у Родерика, было в его выражении что-то неуловимое, что-то, придающее возраст. А может быть, дело не в лице, а в осанке, полной властности и силы. Рядом
