забылось, что на первой встрече команды он не меньше нашего ненавидел капитана.
— Джулиан, можно тебя на пару слов? — спросила я.
Джулиан с подозрением прищурился, окинул меня взглядом, словно пытался понять, не замышляю ли я чего, коварно склоняя его к частному разговору. И равнодушно пожал плечами, мол, его величество разрешает.
Я улыбнулась Брауну самой вежливой улыбкой, на которую была способна. И даже совесть не мучила: я искренне верила, что если бы он так часто не поминал капитана, тот бы и не подумал явиться.
— Я на минуту.
Лицо Брауна пошло красными пятнами, он явно остался недоволен. Но я уже шла вслед за Златокрылым к холлу, где можно было спрятаться за увитыми листвой колоннами и поговорить без лишних ушей.
— Ты что, за мной следишь?
— Рыжая, ты слишком себя любишь. Это недешевое место, я часто здесь ужинаю. И не обижайся, но ты — последняя, кого я ожидал здесь встретить. Браун Забытый? Серьезно? А что, менее жалкие неудачники заняты?
— А ты всех, с кем работаешь, оскорбляешь?
— Только тех, за кем постоянно подчищаю косяки. Вот ты, рыжая, еще ни одной касалетки не потеряла. Поэтому ты рыжая, а не…
Он задумался.
— Видишь? Я даже не могу придумать тебе обидное прозвище, вдохновения не хватает. Но еще пара минут — и накатит. Ты решила устроить мне воспитательную минутку?
— Нет, — со вздохом призналась я, — хотела извиниться.
— Я бы еще поработал над речью.
— Хватит язвить, Джулиан!
— Эй, не я начал этот разговор. Ты сама обвинила меня в преследовании.
— А зачем ты к нам подошел?! Мог бы тактично пройти мимо!
— Мог бы, но тогда бедный юноша станет жертвой твоего обаяния. Никак не могу допустить. Влюбится, женится, ты сбежишь…
Не удержавшись, я двинула гаду под ребра острым ноготком. Но Джулиан только заржал и даже не почесался!
— И снова извинения не засчитаны. Давай заново, рыжая. Извиняйся — и я озвучу тебе первый платеж по долгу.
Спокойно, Квин, спокойно. Дыши глубоко, скажи то, что собиралась (и то, что будет правильно сказать) и старайся не смртреть ему в глаза, потому что в них, кажется, можно утонуть.
— Я прошу прощения за то, что обидела тебя. Я не считаю, что ты способен на подлость или шантаж. Только на дурацкие шутки. И я ценю, что ты относился ко мне… лучше, чем мог.
От волнения у меня заледенели ладони, и я едва удерживалась от того, чтобы как в детстве, засунуть их под мышки.
Джулиан рассматривал меня в точности как дракон смотрит на неизвестную вкусняшку: наклонив голову и чуть прищурившись. Пауза затягивалась, и с каждой секундой мне становилось в его присутствии все страшнее.
Наконец я не выдержала:
— Ну?!
— Извинения приняты, — милостиво решил бывший муж.
— Я о долге, Джулиан! Прекрати надо мной издеваться, что за платеж?
— А, долг… Брось этого придурка.
— Ты обалдел?! Я только что сказала, что ты не способен на шантаж и подлость! А это что?!
— А надо уточнять границы подлости. Затащить тебя в постель силой — нет, а вытащить из чужой — всегда пожалуйста. Вот тебе платеж. Брось Забытого, не зря у него такая фамилия. У тебя десять минут,
— Сейчас?!
— Разумеется. Задержка платежа приведет к процентам. Только не говори, что по уши влюблена в него. Все равно не поверю.
— Я хочу жить, Джулиан! Ходить на свидания, общаться с парнями, найти себе пару, снова выйти замуж, завести детей. Хочу жить и перестать чувствовать себя той самой «бывшей Златокрылого»!
— Поэтому собираешься спать с первым, кто позвал на свидание?
— Да не собираюсь я ни с кем спать! — рявкнула я.
Какая-то чопорная бабулька с печально поникшей шкурой лисы на плече заглянула за колонну и с любопытством на нас уставилась.
— Чего хотели? — ласково поинтересовался Джулиан. — Ищете темное сухое место, чтобы подольше сохраниться?
Бабулька возмущенно цокнула языком и исчезла.
— Так о чем я? Ах, да, рыжая, ты ведь тоже не способна на подлость. А встречаться с юным наивным мальчиком заранее зная, что ему ничего не светит — это она и есть. Так что вперед. Я буду подбадривать тебя из зала.
Иногда, когда я смотрю на бывшего мужа, мне хочется его убить. А иногда умереть самой, потому что кажется, будто он все знает. Словно Джулиану хватает взгляда, чтобы понять, что я дышу в его присутствии через раз вовсе не от возмущения и ненависти.
— Хорошо, — медленно произнесла. — Хорошо, но я расскажу все Брауну честно. Что ты потребовал от меня бросить его, а я не могу отказаться, потому что иначе сдохну с голоду.
— Да валяй.
Развернувшись, я решительно направилась в зал, надеясь, что Браун поверит и сволочью в этой истории все же останется Златокрылый.
Но когда я увидела пустой столик, то остановилась, будто налетев на невидимую стену.
Сзади послышались шаги.
— А его, рыжая, никто не шантажировал, — вздохнул Джулиан.
— Ты видел, что он ушел, да?
— Угу.
— Ненавижу тебя.
— За то, что я всегда прав?
— За то, что я всегда ошибаюсь.
Я украдкой смахнула набежавшие слезы обиды, но скрыть их не получилось.
— Идем, — Джулиан протянул руку, — поужинаем.
— Ты же сказал, что объелся.
— Ты сказала, что я не шантажист и не подонок. Про вруна ничего не было.
Но я покачала головой, стараясь на него не смотреть.
— Я не голодна. Пойду домой.
На самом деле сидеть здесь, среди всех, кто видел, как Браун ушел прямо в начале ужина, было бы невыносимо.
— А это, рыжая, второй платеж по долгу.
— Да сколько их вообще?!
— Ты до стольки считать не умеешь. О! Смотри, вдохновение пришло. Идем быстрее, мою музу еще можно отвлечь едой.
К счастью, у Златокрылого тоже не нашлось желания сидеть при свечах, в окружении других посетителей ресторации. И мы, прихватив целую коробку с закусками, спустились прямо к воде. Сидели на пирсе, болтая в воде ногами, и прямо руками ели сыр, крошечные бутерброды и вяленое мясо с удивительно вкусным соусом. Тиски, сжимавшие сердце, немного ослабли.
— Почему ты пошел работать в небо? — спросила я, осмелев. — Ты ведь ненавидел это.
— Скорее не считал делом всей жизни. Надоело, знаешь ли, что раз ты Златокрылый — тебе с детства прочат карьеру Погонщика. Хотелось чего-то другого.
— И почему передумал?
Джулиан пожал плечами.
— Отец просил. Когда он умер, я решил, что от меня не убудет пару лет повыполнять его волю.
Украдкой я всмотрелась в его лицо. Грустный Джулиан, скучающий по отцу — а в его голосе отчетливо прозвучала тоска —
