— Боги, Хэла, — отозвался Рэтар. — Правда? Ты лёгкая. Я могу унести без проблем ещё трёх таких как ты.
— Ещё три Хэлы? — кажется улыбнулась ведьма. — Это будет слишком для тебя, достопочтенный феран.
— Да, потому что мне нужна только одна конкретная. Вот эта, — он погладил её по спине свободной рукой.
Хэла фыркнула ему что-то в шею, потом поцеловала и он почувствовал, что из её глаз полились-таки слёзы. Она не рыдала, она была спокойна, просто слёзы лились из глаз и она уткнулась в свой рукав.
Пока феран донёс её до башни оплота, где был портал, помещения отдыха командиров и рабочая комната Войра, с обычной простой кроватью у стены, ведьма уснула. Стараясь не замечать странные, полные недоумения, взгляды воинов, он отнёс ведьму в кабинет Войра и устроил на кровати, аккуратно укутав в плащ. Уже когда хотел отойти Хэла вцепилась в его рукав.
— А ты где будешь спать? — спросила она сонно.
— Лягу здесь, на полу, — улыбнулся феран, поцеловав её в висок.
— Нет, — заупрямилась ведьма и даже сделала невнятную попытку встать, — давай я, а ты…
— Хэла, спи, несносное создание, — тихо рассмеялся Рэтар и обнял её.
Она ответила что-то неразборчивое, но сопротивляться сну у неё уже не было сил.
А феран, взяв у воинов походный трин, устроился на полу.
И сон не шёл. Раздражала ситуация с эйолом. Почему Роар не сказал про верховного? Почему эйол Зарны не сказал, а ведь, если верховный был в Трите, то и в Зарне тоже был? Что опять нужно ферану Эйорна? Откуда бы у них появились средства на выкуп у Изарии белой ведьмы? И всё это во в этом непрекращающемся безумии холода, нападений, постоянной угрозы. Рэтара топили. Топили намеренно и планомерно. И он пока не знал, что с этим делать. Но он не будет сидеть и ждать, пока его утопят.
Глава 7
Эйол Адиры стоял возле скамьи и кажется хотел провалиться на месте.
Рэтар с Хэлой были на проповеди. Ведьма была в плаще корты службы, который феран взял в рабочей комнате Войра, а на самом феране была куртка тана, потому что идти в цветах ферана было опрометчиво. Голову он покрыл капюшоном своей рубахи и порадовался, что вчера надел на себя простую чёрного цвета, а не как обычно цвета ранры.
Они зашли в серый дом последними, сели в тень, чтобы их не было заметно, по крайней мере эйолу. Впрочем, люди не обратили на них внимание.
Эйол говорил грудным, громогласным голосом о спасении души, о том, что надо быть смиренными перед лицом единого бога, что он всегда смотрит на нас и осуждает пороки, осуждает наши низменные порывы и много ещё чего.
Вроде ничего особенного, но всё шло по немногу куда-то в нехорошую сторону. Феран слушал и хмурился, а Хэла кажется была готова выцарапать эйолу глаза. Она беспокойно ёрзала, закатывала глаза и даже неслышно фыркала. Её отношение к служителям веры было видимо таким и в её мире. Но сила ведьмы тоже должна была сейчас изводить её, делать неприятным нахождение в сером доме.
— Серым туда нельзя, разве нет? — спросила она, когда они стояли в проулке селения и ждали того момента, когда смогут зайти не замеченными. — А ведьмам тем более?
— Я тебе разрешаю, — ответил ей Рэтар. — На основании того, что ведьма моё оружие, моя защита, ты можешь находиться со мной, где угодно.
— Как удобненько устроился, — буркнула она, чем вызвала у него кривую ухмылку.
Рэтар не ошибся в своих сомнениях — после того, как эйол призвал всех к тому, что истина только в верхнем боге, который отрёкся от своего имени, чтобы быть в душах и мыслях каждого из нас, он стал приводить примеры непослушания, неприятия бога, а с тем и немедленного наказания за попрание веры, насмехание над могуществом высшего создания.
Конечно, он сказал о семье Тайон, той самой, в которой погиб отец и в которой эйол выпорол старшего мальчишку. Ещё эйол вспомнил Войра и его семью.
Нет, имени тана Рэтара служитель не называл, потому как Войр носил имя побочного дома Горан, а ругать открыто правящий дом было преступлением, но было понятно о ком эйол говорит. Он прошёлся по тану и его воспитанию, устрашал всех присутствующих, что если дети будут расти в той же свободной и пустой праздной, и бог спаси нас всех, вседозволенности речей и действий, то народ наш сгинет, сгинет Изария и утянет за собой всех сомневающихся, поэтому праведниками нужно становится как можно скорее.
Дальше он прошёлся по греху тела, от чего Хэла кажется совсем вышла из себя. Потому как, если призывы к наказанию детей были для неё невыносимы, то когда эйол стал говорить о грехе тела она уже не просто разозлилась, кажется ещё немного и она окончательно выйдет из себя.
— А ты знаешь, что этот праведник, — выплюнула она это слово, шипя шёпотом, чтобы их никто не слышал, хотя перекричать эйола было сложно, — трахается с доброй дюжиной несчастных женщин, присутствующих здесь? Души им очищает своим перстом святым?
— Хэла, — одёрнул её Рэтар, сдерживая ухмылку.
Она фыркнула:
— Лицемерная тварь, — прорычала она в сторону эйола и закуталась в плащ, чтобы не было видно её лица.
Она бы и уши заткнула, наверное, если бы могла.
Эйол всё вещал и уже даже не скрывал намекая на безбожников, которые правят Изарией. И это уже было преступлением, которое даже эйолу не прощалось. Хотя тут надо сказать, что люди были возмущены подобными намёками.
Горанов ценили, потому что даже отец Рэтара, хоть и относился к простым людям с долей презрения, всегда заботился об их благополучии. Эарган всегда говорил, что простой мужик свободный, баба его и дети — это и есть сам фернат, и потому об их благе надо заботится, когда решаешь вопросы высокого толка и на первый взгляд не касающиеся обычного люда. И он решал, и учил Рэтара, и Рэтар как мог учил этому Роара и Элгора.
А люди, он это знал, были благодарны и мог сказать, что между богом и правящим домом, выбрали бы без думы второе.
Сейчас эйол вступил на зыбкую почву, она могла уйти у него из-под ног. Да, он не говорил имён, потому что в этом случае его ждала казнь. Выворачивался как мог, хотя куда уж очевиднее. И всё это уже порядком надоело и самому Рэтару.
Он глянул на ведьму — на лице её, в момент, когда эйол задел Горанов, расцвела невообразимо жутковатая улыбка. Хэла знала, что за эти слова имела право карать даже эйола — прямая угроза благополучию дома, которому служит ведьма развязывало ей руки и даже приказа было не нужно. А если вспомнить, что рядом с ним сидела свободная ведьма…
Хэлу сдерживало только то, что она была предана Рэтару, не хотела его подводить, беспокоить, делать плохо, заботилась о нём, а ещё то, что у неё внутри были принципы морали, порой непоколебимые, через которые ей приходилось переступать, творя магию ради Горанов и Изарии. Рэтар понял, что надо всё это заканчивать.
Он встал и снял капюшон рубахи. На него обратились несколько взглядов и он не сомневался, что его узнали. В Изарии все знали как выглядит их феран.
Люди, которые заметили его, склонились в почтенном жесте и понеслось смиренное приветствие "достопочтенный феран", остальные стали оборачиваться и так, один за другим, все присутствующие простые люди почтительно склонили свои головы.
Эйол побледнел, лоб покрыла испарина.
Ведьма, сидящая за спиной Рэтара, усмехнулась. И феран слышал злость, даже ярость в этой усмешке. Справедливую ярость.
— Гораны хранят Изарию, Изария хранит всех вас, — произнёс Рэтар обычные слова ферана, обращённые к свободным людям, но он всегда верил в них и всегда следовал им. Он жил этими словами. — Можете идти.
Люди стали выходить и проходя мимо ферана, не поднимая склонённых голов, все говорили одни и те же слова:
— Блага и силы дому Горан.
Когда зала серого дома опустела Хэла встала со своего места и до сих пор видимо эйол, напуганный присутствием ферана, не видел его спутницы. Теперь же его передёрнуло.
Не нужно было понимать, что эйол прекрасно видел, кто перед ним. Не важно в какой Хэла была одежде — служители веры видели серых, видели ведьм и их заговоры. Часто было даже так, что невозможно было затеряться свободным чёрным ведьмам, потому что эйолы раскрывали их сущность перед людьми и это приводило к осуждению и ведьму изгоняли, несмотря на то, что до того она может и не делала никому ничего плохого.
