Что-то в камине затрещало, огонь подавился бумагой и выплюнул сноп колючих искр. Анаис вздрогнула, выныривая из сладкой дремы, протерла глаза.
Второй слой почтовой бумаги, залитой воском, горел плохо. Она морщилась, темнела, но даже не тлела. По ней ползли темные чернильные линии, соединялись в мелкие знаки и узоры, немного расплывчатые под тающим воском.
Стоп. Какие чернила? Внутренний конверт не был подписан!
Анаис охнула и сунулась к огню, схватила край бумаги, даже забыв о жаре. Кожу тут же опалило, боль была белая, слепящая, но тут же сменилась алой, растекающейся по коже волдырями. Тоненько вскрикнув, девушка отшатнулась от камина, затрясла руками, но бумагу не выпустила. На ней медленно гасли крохотные алые искры.
Отдышавшись и сморгнув набежавшие слезы, Анаис со страхом взглянула на ладони. Вопреки опасениям, кожа только покраснела, а не вздулась безобразными ожогами. Анаис помнила, что даже эта безобидная еще красота скоро может смениться волдырями и поспешила смазать руки мазью из старых запасов. Она слабо помогала от ожогов, но боль немного сняла, нестерпимый жар сменился прохладой и приятным покалыванием. Что ж, могло быть и хуже.
Только теперь она взглянула на свою добычу. Смятая, закопченная бумага, брошенная на стол, едва пованивала паленым, огонь едва-едва смог ожечь ее края. Анаис нахмурилась — вряд ли дело было только в воске. Наружный конверт сгорел легко, почти следом за запиской Лаперьеру, почему же этот так долго сопротивлялся огню?
Девушка осторожно разгладила бумагу на столе, расправляя заломы. Воск сошел почти весь, расплавившись в камине, сам конверт потемнел, из коричневого став почти черным, словно под языками огня из глубины бумаги проступили чернила и затопили ее целиком, оставив редкие светлые островки. Что-то это напоминало, но что — Анаис никак не могла вспомнить.
Пожалуй, надо действительно оставить эту головоломку на завтра. Девушка потушила огонь в камине и потянулась уже было выключить магический шар, когда ее ноздри уловили слабый запах, даже не сам аромат, а его след, кисловато-соленый, как кровь.
Рука замерла, так и не дотянувшись до магического шара. Без сил Анаис опустилась на стул и устало уронила лицо на скрещенные руки. Только своей усталостью она могла оправдать собственную нечуткость! Она, дипломированный алхимик — и не узнала огнезащитную пропитку?! Позор! Да если кто-то узнает, что она не отличила защищенную от огня бумагу от обыкновенной, то ее сразу лицензии лишат!
Чтобы успокоиться и развеять свои сомнения, Анаис с закрытыми глазами принюхалась к бумаге. Да, сомнений быть не может, пахнет углями, дымом и чем-то кислым. Именно такой запах был у пропитки, после высыхания он почти выветривался, и обработанные вещи легко можно было отличить на ощупь по почти стеклянной гладкости. А Анаис настолько мыслями ушла в загадки Дианы, что даже не заметила, как одна и та же почтовая бумага отличается на ощупь!
Но Диана кроме пропитки использовала еще и тайные чернила, проявляющиеся только в огне. На черном скомканном листе проступали светлые очертания странных знаков и знакомых букв родного алфавита. Кривые, неровные, явно написанные второпях, они скакали по бумаге, словно рассыпанные бусины. Несколько минут Анаис со все возрастающим удивлением разглядывала их, а потом вздрогнула от озарения. Придвинув к себе блокнот, она начала сравнивать шифр со знаками с почтовой бумаги.
Нет, Диана не надеялась на шифровальщиков Канцелярии. И на магию Виктора она тоже не рассчитывала. Может, они бы и не сплоховали, но Диана никогда не оставляла себе только один путь отступления. Так и тут — подстраховалась и написала подсказку на почтовой бумаге, обработала по всем правилам, так, чтобы только знающий человек заподозрил, что что-то с конвертом не то.
Анаис устало застонала, ощущая себя безмерно глупой и порывистой рядом с предусмотрительной сестрой. Она ведь могла даже не сжечь конверт, а просто порвать и выкинуть или оставить лежать в глубине саквояжа или просто не обратить внимания, и бумага так и лежала бы в камине среди пригоревших углей, почерневшая и незамеченная!
Нужно быть осторожнее и внимательнее, сказала себе Анаис. Нужно быть осторожнее и внимательнее, а еще непременно выспаться!
И села расшифровывать блокнот.
Когда она закончила с первым блоком записей, в комнате было подозрительно светло. Нежные лучи мягко скользили по стенам, превращая серую неуютную комнату в чистый акварельный рисунок. Анаис зевнула и протерла глаза. Она настолько увлеклась работой, что не заметила, как ночь истаяла и ушла дотлевать за горный кряж, в расселины и пропасти. Потянувшись, девушка встала и выглянула в окно. Во внутреннем дворе уже суетились слуги, разгружая подводы с продуктами из Сен-Амьена.
Скоро прозвонит колокол, возвещая начало нового дня, нужно будет выбраться из надежной ракушки крохотной комнатки, снова улыбаться и изображать из себя наставницу алхимических искусств. Хорошо хоть, что лекция и коллоквиум по расписанию во второй половине дня, и то, и то — у младшекурсников, еще слишком юных и послушных, чтоб осознавать свои привилегии.
Больше всего Анаис хотелось задернуть шторы и хоть немного поспать, пока не пройдет жжение в глазах и ломота в пояснице, но если наставница Нуаре вдруг не выйдет к завтраку, это будет подозрительно. Тем более Лабер все равно помнит о ночной встрече, пусть его воспоминания и подкорректированы магией. Анаис была знакома с ним едва ли двое суток, а уже догадывалась, что дотошный начальник службы внутренней безопасности точно заподозрит что-то неладное, если не встретит ее за завтраком.
Расшифрованные записи Анаис спрятала в саквояж вместе с блокнотом Дианы. Работы предстояло еще не на одну ночь, да и сегодняшними успехами девушка была не до конца довольна. Погрузившись в расшифровку, она почти не воспринимала текст и не могла вспомнить ни слова из написанного. Единственное, на что она обратила внимание — несколько коротких записей о Роксане Мелансон. Диана отмечала, что дочь морталистки весьма загадочная и своенравная личность, яркая, соблазнительная и порочная. И непонятно, что эта темноокая дива забыла в Академии? Тут себе партию не найдешь.
Диана кратко упоминала, что лекции Роксаны весьма скупы и лаконичны, хотя виталистика, пожалуй, из всех направлений магии была самым полезным для юных аристократов. Ее тоже изучали с неохотцей, мол, зачем самим руки о ремесло марать, когда всегда можно нанять мага из горожан? Но умение унять боль или затянуть рану, остановив кровь, все равно негласно ценилось, особенно среди офицеров. Что ж заставило ректора взять на должность преподавателя эффектную, но явно не очень одаренную магессу? Неужели только протекция ее матери?
Но больше внимание Анаис привлекли несколько записей о встречах Дианы и Роксаны. Судя по дневнику Дианы — а блокнот явно оказался чем-то средним между рабочим ежедневником и личным дневником, — они встречались регулярно на протяжении последних несколько месяцев, иногда чаще, иногда реже. Рядом с каждой датой встречи всегда стоял один и тот же значок, и Анаис долго билась над ним, прежде чем смогла расшифровать. Это оказалось упрощенное изображение алхимического знака соединения, глиф, которым чаще всего обозначают зелья долгой возгонки.
Последняя встреча Дианы и Роксаны состоялась за неделю до исчезновения первой. Не удивительно, что виталистка уже желает новую порцию зелья. Осталось только найти рецепт, что же такое редкое варила Диана, которая никогда не блистала талантами в алхимии, и что при этом не могла изготовить сама Роксана.
И что эти две сеньорины уклончиво называли зельем от мигрени.
Но эти поиски Анаис решила вести на свежую голову. Она хорошо знала сестру и не сомневалась, что шифр — не единственная степень защиты, и скорее всего записи велись таким образом, чтобы до самого важного, до истинного смысла нельзя было легко добраться.
Но этим она займется потом, когда разберется с зельем. После бессонной ночи, когда мысли путались и сплетались в причудливые узоры, Анаис озарило, что искомый рецепт она отыщет непосредственно в лаборатории. Вряд ли он был настолько секретным, что его пришлось бы шифровать, а значит логичнее всего искать его там, где он нужнее под рукой.
