Яд вышел. Но этого мало. Работа ещё не окончена.
Руки горели так, что за амулет я хвататься не решилась. Позволила дару пройти сквозь меня и, сцепив зубы, направила бивший из-под кожи ладоней свет на раны.
Когда я закончила, уже плохо соображала, где нахожусь. Из меня будто вынули позвоночник, и я бесформенной грудой привалилась к стене, рядом с северянином. Он ровно дышал, будто провалился в глубокий сон. Страшные раны стянулись, кровь остановлена.
Время шло. Я понемногу отходила от произошедшего. Баюкая искалеченные руки, не сразу сообразила, что Эревин пришёл в себя.
Он повернул голову и смотрел на меня снизу вверх, а в его мутном от пережитой боли взгляде читалось удивление.
— Твои глаза, — прошелестел он, — светятся. Почему… они светятся?
Глава 39
Скажи ему кто-нибудь прежде, ни за что бы не поверил, что пробуждение может стать отдельным приключением. Теперь Арес знал — в жизни возможно всё. Он будто целую вечность плыл в тёмной водной толще, не разбирая ни низа, ни верха. И когда совсем уже выбился из сил, а в груди стало жечь, он исхитрился рвануть наверх и сделать жадный глоток воздуха.
На его лоб тут же опустилась сухая тёплая ладонь.
— Ну-ну, ш-ш-ш-ш, — пробормотал откуда-то сверху смутно узнаваемый, по-матерински ласковый голос. — Ш-ш-ш-ш, всё позади.
Но не этот голос заставил его совершить подвиг и разлепить как будто сросшиеся веки, а другой — слишком знакомый, до боли знакомый…
— Няня?.. Его лихорадит? Может, сцедить утренний отвар?
Да, он помнил, чей это голос. И это как будто единственное, что он сейчас помнил, кроме своего имени.
— Без надобности, — успокоила старая ворожея. — Жар прошёл. Он приходит в себя.
Перед глазами плясала какая-то муть. Хотелось как следует их потереть, но сил не было даже на то, чтобы пошевелить пальцем.
— Ты иди. Я посижу.
Что-то скрипнуло, воздух будто качнулся, и до него долетел едва различимый аромат мяты — терпкий, душистый.
Лба коснулась прохладная нежная ладонь, мягко, будто пёрышком, соскользнула к виску и прошлась по щеке.
И больше всего в жизни сейчас он хотел заставить свою онемевшую руку подняться и накрыть эту ладонь своею. Но едва он успел об этом подумать, как тёмные воды сна снова поглотили его с головой.
* * *
— …не рассчитали. Перепроверила. Липовый цвет закончился. Запиши и его.
На этот раз открыть глаза оказалось куда легче. Он лежал в небольшой уютной комнате с распахнутым в полдень окном. Пели птицы, простенькой занавеской играл почти по-летнему тёплый ветер.
Арес лежал на постели, и у его накрытого покрывалом правого бедра примостилась ворожея в светло голубом платье с непривычно коротким рукавом. Солнечный свет превращал ободом уложенную на голове косу в пылающий огненный венец.
Он сглотнул и на мгновение снова прикрыл глаза. Хотелось убедиться, что это не его разыгравшееся воображение, не лихорадочный сон.
Но Велена продолжала что-то громким шёпотом втолковывать своей наставнице, и на сон их совместное перечисление подходивших к концу запасов походило всё меньше.
Он попытался пошевелить пальцами, и на этот раз тело его послушалось. Справа тут же охнули.
— Все боги… Наконец-то!
Нежные прохладные ладони сжали его правую руку, и от того, каким знакомым оказалось прикосновение, у него заныло где-то в области сердца.
— Не хотел прерывать вашу беседу.
Он снова разомкнул веки — на него смотрели подозрительно блестевшие бездонные зелёные глазищи. На долю мгновения что-то мелькнуло в памяти — лишь тень воспоминания, связанного с её глазами, а потом благополучно потонуло в омуте беспамятства.
— Тяжёлые ранения провоцируют вас на вежливость? — фыркнула она и постаралась как можно незаметнее смахнуть что-то со щеки. — Можете не стараться. Тусенна вышла во двор.
Да. Точно. Ранения.
— Сколько я…
— Четыре дня, — её лицо потемнело. Она вдруг насторожилась, изучая его лицо. — Вы ничего не помните?
Он поморщился:
— Только то, что чудовище успело скрыться. Дальше — провал.
Кажется, её это успокоило. По крайней мере, подозрительность исчезла из взгляда, и вся она будто расслабилась.
— Я затворила ваши раны, выбралась из башни и позвала на помощь. Мы дотащили вас до Тахтара, и с тех пор вы под моим присмотром.
Совсем не к месту вспомнилась ладонь, скользившая по его щеке. И почему-то пренеприятная встреча в башне показалась не такой уж высокой ценой за это воспоминание.
— Что с моими людьми?
— Больше никто не пострадал, если вы об этом. Зверя и след простыл. До города добрались без приключений. О вас справляются по три раза на дню.
— Заботливые, — усмехнулся Арес, но на душе всё равно потеплело. — Я тогда… как будто отключился…
— Я окунула вас в сон.
— Провернули на мне свои ворожейские штучки? Как на Пушке? — проворчал Арес.
Она шмыгнула носом.
— Главное, что они сработали. Или вы против такого моего самоуправства?
Он посмотрел на неё со всей серьёзностью, на какую только был способен.
— Вы спасли мне жизнь. Которую я доверил вам в день своего прибытия в город. Разве не помните?
Она покусала нижнюю губу, кивнула.
— Прежде я вверял себя и своих солдат только нашему лекарю. Но его не стало. В Тахтаре решил… если уж мне суждено умереть от рук ведьмы, пусть это будут ваши руки.
Девчонка уставилась на него, и на окружённом огненным ореолом лице читалось изумление вперемешку с ужасом.
— Я ни за что бы не вздумала вас убивать, — прошептала она. — Как вам только в голову…
— И знаете, почему я так решил? — он будто не слышал её возражений. В груди жгло от желания выговориться.
Ведь он мог, чёрт возьми, богу душу отдать. И не успеть. Не успеть сказать ничего из того, что таскал в себе всё это время.
— Прежде чем открыть глаза, я решил, мне всё это снится. Потому что для меня нет ничего непривычного в том, что вы мне снитесь. И снились задолго до того, как я увидел вас впервые.
Она так и застыла. Смотрела на него во все глаза. Наверняка не верила.
— Снились с тех пор, как я благополучно проворонил тот момент, как… как ваш Вучко стал заполнять мои дни рассказами о вас…
Она всхлипнула и отвернулась. В комнате повисла тишина, которую нарушал лишь беспечный щебет птиц за окном.
— Он не мой Вучко, — наконец выговорила она.
Арес упёрся затылком в подушку и медленно выдохнул, уткнувшись взглядом в потолок. Да что на него нашло? К чему все эти откровенности?
— Он так и не объявился?
Ворожея кашлянула.
— Нет. Его никто не видел.
Она поднялась с его постели, прошлась до окна, потёрла открытые плечи, будто озябла, и, наконец, повернулась, к нему. На её порозовевшем лице не читалось сейчас ничего, кроме участия.
— Вам нужно отдыхать и набираться сил. Я приготовлю перевязку и загляну к вам позже.
Она не стала дожидаться, пока он ответит, и покинула комнату.
И стоило ей сбежать, стоило разуму проясниться, как память принялась угодливо подсовывать обрывки воспоминаний. Беспорядочные, но всё же позволявшие потихоньку собирать воедино картину произошедшего.
Пылавший нестерпимой болью бок, словно между рёбер ему просунули горящий факел. Склонившуюся над ним ворожею, пляшущие огоньки солнечных капель… Она будто что-то шептала… плакала… бок разрывало на части… краткое затишье… Ему удалось всего на мгновение прийти в себя. Она сидела рядом, над ним. Её глаза светились во тьме мягким золотистым светом.
Он, кажется, даже успел спросить её об этом. Вместо ответа она опустила горячую, липкую от крови ладонь ему на лоб, а её большой палец лёг ему прямо между бровей.
Но за секунду до того как провалиться в беспамятство… Воспоминание камнем впечаталось в грудь, дыхание перехватило.
За секунду до этого…
Арес с усилием поднял правую руку — на опоясанном браслетом запястье белела повязка. Он схватился за венчавший её узелок, дёрнул. Ткань сползла, обнажая серебристый обод и обожжённую кожу под ним.
