— Не пытайся испытывать на мне свое ковбойское обаяние. Не сработает, — солгала она. Откинув голову, отошла в сторону, чтобы не видеть его. Это было ошибкой. Балкон маленький, и идти особо было некуда.
Она глянула вбок из-под ресниц с золотистыми кончиками.
— Один из нас сейчас свалится за перила, Вэл. И это буду не я.
Вместо ответа он взял ее за руки и отвел от перил. Клэр чувствовала притяжение, возникшее между ними, такое же сильное и опасное, как и прежде.
Черт бы его побрал! Она была неспособна думать, когда он был так близко. Воспоминания бились в ней, как волны Адриатического моря о пески Лидо (Популярный морской курорт рядом с Венецией). Если она не будет осторожна, то снова потеряет голову, а потом останется одна и будет плыть в никуда, когда он отправится в очередную горячую точку по заданию «Тайм» или «Ньюсуик».
— Отпусти меня, Вэл, — тихо попросила она. Его губы тронула странная легкая улыбка.
— Никогда. Ты моя, Клэр. А я — твой. Мы принадлежим друг другу.
— Понимаю. Поэтому и провела медовый месяц одна, украшая нашу квартиру и играя в пасьянс на компьютере, пока ты был на Ближнем Востоке. — Она старалась говорить спокойно и удивилась, услышав резкость в голосе.
И горечь.
— И Рождество я тоже провела в одиночестве, — добавила она, — пока ты ездил в Египет, или в Африку, или в какую-то глухую балканскую деревню.
Его рот сжался.
— Ты знала, на что соглашаешься, когда мы поженились, — сказал он, и в его голосе прозвучала нотка раздражения. — Это была часть сделки. Я говорил тебе, что должен браться за командировки, на которые никто не соглашается, пока не добьюсь определенного положения, и что со временем появятся более приемлемые задания. Ты согласилась.
Клэр ощутила прилив вины, но лишь пожала плечами.
— Я не думала, что ты будешь уезжать на несколько недель подряд. Думаю, я была молода и глупа тогда.
Она покинула балкон с видами в духе эпохи Возрождения и вернулась в комнату с высокими потолками. От отраженного света бледно-желтые стены светились, покрываясь переменчивыми прозрачными узорами.
Вэл пошел за ней, ухватил за руку, развернул.
— Да, — сказал он жестко. — Такой ты и была.
Ее гневный сдавленный возглас не остановил его. Пальцы сомкнулись на запястье.
— Или, по крайней мере, притворялась такой. Мне теперь интересно, не я ли был глуп. Я думал, ты понимаешь меня, думал, что мы заключили своего рода сделку.
— В этом вся проблема, — огрызнулась она. — Я-то думала, что мы поженились!
— Да, черт возьми. — Его глаза гневно сверкали. — И мы могли сделать так, чтобы все было нормально. Но как только на твоем пальце оказалось обручальное кольцо, ты стала пытаться изменить меня, вывернуть наизнанку.
— А что, это неправильно — хотеть, чтобы за обеденным столом еще кто-то, кроме растения в горшке, смотрел на тебя? Хотеть, чтобы твои замерзшие ноги в зимнюю ночь согревал любимый мужчина, а не только электрическая грелка?
Его рот был жестким, как кремень.
— Если тебе нужен диск-жокей, следовало выйти замуж за клерка, а не за фотожурналиста. Если тебе нужен домашний любимец, стоило раздобыть канарейку. Меня можно приручить, но засадить в клетку невозможно.
Она протянула левую руку, бледный след на безымянном пальце которой указывал, откуда было снято кольцо-обруч с бриллиантом, и с яростью обнаружила, что дрожит.
— Видишь, его уже нет, Вэл. Ты свободен. И я тоже! Поэтому убирайся из моей комнаты немедленно. И не возвращайся. Я не хочу больше тебя видеть. Думаю, я дала это ясно понять!
Лицо его напряглось, но он обуздал свой гнев.
— О, да. Но боюсь, это будет не так просто. Я взял в журнале годичный отпуск. Тиш Стерлинг наняла меня сделать для «Стерлинг Гэллериз» внештатную работу.
— Я тебе не верю!
Его глаза потемнели.
— Я тебе никогда не лгал, Клэр. И сейчас не собираюсь. Я готовлю аукционный каталог и фотографии коллекции Людовичи.
Ее глаза наполнились слезами. Так заканчивалось всегда: они оба были обижены и рассержены, но никто не уступал ни на дюйм. Вэл шагнул к двери, потом повернулся с жесткой улыбкой.
— Если тебе будет что-нибудь нужно, дорогая, просто постучи в стену. Мой номер рядом.
И вышел, хлопнув дверью.
Клэр заперла дверь, направилась в соседнюю комнату и бросилась на широкую кровать. Лежа на роскошном покрывале, она смотрела, как отраженные от воды огни плясали на стенах. Так красиво. Так успокаивающе.
О Боже, ей нужно утешение!
Она не могла понять, почему так сильно расстроилась, увидев Вэла. Поначалу пыталась убедить себя, что причина в том, что их расставание было болезненным, а их встреча сегодня — неожиданной. Она была так уверена, что может приказать себе не любить Вэла, что зашвырнула воспоминания и чувства — и хорошие, и плохие — в стальной ящик прошлого и навсегда закрыла его.
Но хватило только одного взгляда синих глаз, одного прикосновения загорелой руки к ее коже, чтобы она превратилась в клубок обнаженных нервов, гудящих от потери и гнева. От тоски и опустошенности, от глубокой, болезненной потребности.
Она собрала на затылке волосы, завязав их в узел.
— Ты не сможешь сковать орла цепями, — предупреждал ее дед, когда они обручились с Взлом. — Ты сломаешь ему крылья.
Она помнила этот момент, мягкие сумерки, медленно опускающиеся на узкий порог, холмы Айдахо под светом звезд.
— А если хочешь построить с ним гнездо, то надо научиться летать.
Это был самый продолжительный разговор, который когда-либо состоялся у нее с дедом. Он был человеком земли, а не слов.
Клэр взбила подушку, отчего та приняла еще более неудобную форму. Летать она не умела, да и учиться не хотела. Она мечтала о спокойных вечерах при свете камина, о задушевных ужинах с друзьями, обсуждающими за вином и спагетти произведения искусства. Неосуществимые мечты, если твой муж находится за 10 000 миль. Она пыталась быть терпеливой, мужественно встречать одиночество. Действительно пыталась.
Им удалось протянуть так довольно долго, хотя им давно следовало сказать себе стоп. Такой брак мог длиться годами с неразрешенными проблемами, подобно одному из тех долгих браков, от которых, в конце концов, не остается ничего, кроме двух имен в брачном свидетельстве да альбома никому не нужных фотографий.
Но потом наступило то безысходное время, когда он был ей нужен, но она даже не знала, в какой он стране, тем более, как добраться до него. Воспоминание пережитого все еще было болезненным. Справедливости ради надо признать, она не сказала ему, что беременна. Она была беременной всего шесть недель. Но как она хотела этого ребенка!
