А ровно через месяц, стоило мне пообвыкнуться, я решила обратиться к венценосному отцу с просьбой поменять надоевших мне фрейлин. И чтобы выбор оставили за мной.
Глава 3
Дальний путь одинок.
В океане широком
Я кружусь, как цветок,
Занесенный потоком.
Близко ль берег родной,
Не узнаю вовеки,
В край плыву я иной,
Где сливаются реки.
И зачем одинок
Путь на море широком —
Не ответит цветок,
Занесенный потоком.
Мирра Лохвицкая
Это была первая казнь, на которую мне было велено непременно явиться. А я не хотела. Не хотела этого видеть.
На помосте стояла огромная бочка высотой в полтора человеческих роста. При чём здесь бочка я узнала несколько позже. И виселица очень похожая на те, что я видела в фильмах или на картинках в интернете. Мороз продрал по коже от мысли, что предстоит пройти вполне возможно совершенно невиновному человеку, чтобы обрести покой. Святая инквизиция на материке, где находилось наше Королевство, имела невероятных размеров власть над умами простого люда. Ей мог что-то противопоставить лишь король, но чаще всего ему это было просто не выгодно.
Толпа, наводнившая центральную площадь, чтобы насладиться предстоящим зрелищем, как море в пасмурную погоду, волновалась, её качало, тихий гул голосов то нарастал, то снижался.
Я сидела на балконе для королевской семьи. Вильгельм Первый восседал на троне, чуть впереди наследников и величественно смотрел на своих подданных. Роберт ободряюще мне улыбнулся: для него всё происходящее уже было не в новинку. Королевские дети приглашались на это варварское представление после исполнения им тринадцати лет. Антуан и Элизабет сидели по другую руку венценосного отца. На лице Антуана не отражалось ни одной эмоции, зато Элизабет откровенно наслаждалась всем происходящим, с высокомерием взирая на людей под её ногами.
Мне стало дурно, и, чтобы немного отвлечься от предстоящего, посмотрела на чистое утреннее небо и задумалась.
Прошло три года моего пребывания в этом мире, так похожем на мою родную Землю.
За это время я не встретила ни одного мага и не особо много сделала для своего комфортного проживания в стенах нового дома. Так, по мелочи.
Каждый раз, садясь на медный горшок, мне хотелось взять в руки перо, пергамент и нарисовать простую схему канализации. Отнести отцу и попросить провести её по всему замку. И каждый раз сдерживалась титаническим усилием воли. Десятилетний, ранее ничем особым не отличавшийся, ребёнок, не мог такое придумать… Меня бы тут же скрутили и отправили на допрос к инквизитору со всеми вытекающими… В этом мире прослыть колдуньей, несущей ересь, можно в считанные мгновения. Поэтому свои порывы я сдерживала, возможно, придётся терпеть очень много лет, прежде чем я смогу хоть что-то изменить.
В этот период город пережил вспышку чёрной смерти. Королевский дворец находился словно в осадном положении: никто не выходил за ворота и никого не пускали внутрь. А простые люди гибли пачками, очень часто в бойницу я видела, как чадит очередной дом, в котором поселилась зараза. И мне навсегда запомнился этот запах: запах горящих человеческих тел, смешанный с нечистотами и деревом… запах смерти… Запомнились молитвы всех обитателей замка, возможно, за всё время моего пребывания на Гее (так называлась эта планета) это были самые искренние просьбы Всевышнему о помощи.
Но и с этим я пока никак не могла помочь.
По слухам в этот раз эпидемия была менее свирепой, чем несколько лет назад, но всё равно погибших от страшной хвори было много и тележки, полные умерших людей, стаскивались на центральную площадь, где священники сжигали тела усопших.
Было и хорошее: мне позволили взять в помощницы четверых молодых девочек моего возраста, чуть старше на год-два. Маргарет я оставила, девушка мне понравилась своей молчаливостью и расторопностью. И после ни разу не пожалела о своём решении.
Почему я решила набрать детей из обедневших или осиротевших дворянских семей? Всё просто: я их воспитаю, как было нужно мне. Ко мне привели целый десяток, и я провела простые тесты на логику, потом побеседовала с отобранными и уже выбрала наиболее понравившихся. И, должна сказать, они были гораздо умнее, чем давешние сплетницы.
За три года под моим руководством было пошито первое в этом мире нижнее бельё. Сделаны палочки-щёточки для чистки зубов, а тонкая шёлковая нить приспособлена для очистки межзубных промежутков.
В один из солнечных дней я рассадила своих юных помощниц за столом и вместо надоевшей вышивки показала им, как сшить симпатичные шортики-трусики на завязочках, как расщепить веточку и сделать импровизированную щётку, как чистить между зубов ниткой. Мои фрейлины были молоды, ум гибок и любопытен, поэтому увлечь их новой затеей оказалось легко и просто.
В отличие от нянюшки Жанетты. Та по первости сильно возмущалась, говоря, что это не по правилам, такое непотребство носить-делать нельзя, ведь это мужские брэ, хоть и короткие. Знала бы она, что я сначала хотела пошить обычные трусики, к которым привыкла в своей другой жизни, но потом благоразумно передумала. После того, как я объяснила этой непробиваемой женщине, что у меня болит низ живота от гуляющих сквозняков, та сначала проворчала, что так и должно быть, нужно терпеть посланные свыше испытания, таким образом становясь ближе к Богу, но потом всё же сдалась, ведь меня она искренне любила и не желала зла.
И также со скрипом приняла моё "частое" мытьё: раз в неделю мне в опочивальню приносили большую бочку, наполняли горячей водой, и я с наслаждением погружалась в парящую воду. Няньке было сказано, что после удара головой на меня снизошло озарение: мыться — это хорошо, это богоугодно. Я не стала лгать про ангелов, свет и благословение. И сердобольная Жанетта, ворча и зыркая на меня недовольным взглядом, сдалась, сама при этом продолжила вести привычный ей образ жизни. Но и выгнать дурно пахнущую женщину из своих покоев у меня рука не поднялась. После меня в этой же воде купались фрейлины.
С мылом дела обстояли столь же печально, как и с канализацией. Какая-то серая жижа — смесь жира, золы и ещё чего-то, что я определить не смогла. Масса воняла, но прилично пенилась. И к этому я тоже привыкла. Порой я обзывала саму себя терпилой, но утешала мысль, что когда-нибудь ситуация поменяется и на моей улице наступит праздник.
На счёт "зубной щётки" и нити Жанетта сказала только одно: палка и нить для очистки зубов — от лукавого. На самом же деле зубам нужно дать время полностью сгнить (потому что выдирать у кузнеца гораздо больнее), чтобы и следа от них не осталось, потому что беззубый рот — красиво, и никогда не побеспокоит бесовскими болями. Я тогда вылупилась на неё в ужасе. Потом вспомнила некоторых беззубых и полу беззубых дворян, передёрнула плечами и решила — жгите меня на костре, но добровольно на такое я никогда не соглашусь.
— Нянюшка, но ведь папенька, да и братья с сестрой вполне себе с зубами, — всё же заметила я. На что получила исчерпывающий ответ:
— Какая-то мода пришла с ихнего востока. Но пока старые порядки сильнее бесовского нового, — я задумчиво посмотрела на раньше времени постаревшую женщину и подумала, что ведь она наверняка заметила произошедшие со мной перемены, и скорее всего королевский священник уже в курсе моих нововведений. Но пока никто на допросы принцессу Элоизу не тащил, а значит, что ничего предосудительного в глазах местной церкви я пока не сделала.
В общем я не слишком прогрессорствовала, безобидные поделки не вызывали у людей особых вопросов, подумаешь, принцесса чуток чудит, так ей можно, всё же наследница короля, и, возможно, будущая королева.
Кстати, камин находился только в гостиной, в опочивальню приносили три больших жаровни, которые расставляли вокруг кровати. Благодаря этому даже в самые лютые морозы я не мёрзла.
