ему вслед, а уже спустя мгновение большой семихвостый лис последовал за восьмихвостым.
3. КРАСНЫЙ ЗАКАТ АСААРЫ
На закате Асаара окрашивалась в красный. Все потому, что в строительстве домов и дворцов здесь использовали красную глину.
«Красное золото, — думала про себя Равена, глядя на город из окна гостиницы, расположенной на холме. — Нирах».
На самом деле этот закат был красно-золотым. Того же оттенка, что и нирах — золото драконов.
Когда, после долгих дней пути, они въехали в город у подножья Драконьих гор, Равена могла лишь смотреть вокруг потрясенным взглядом. Она никогда прежде не видела такой роскоши. Этот город не был похож ни на что, виденное ею прежде.
Здания были декорированы мозаикой и разноцветным мрамором. Стены украшены цветочным орнаментом и сложной вязью драконьей письменности — когда-то отец показывал Равене книги, сохранившие язык предков-духов драконьего племени; она сразу узнала эти буквы со сложными завитками. Арки в форме луковиц вели сквозь дворики с садами и фонтанами — вода заботливо орошала яркие растения и цветы.
Равене казалось, что этот город, глядящий на нее стрельчатыми окнами и поднимающийся в небо остроконечными башнями, создан из золота и драгоценных камней. Асаара завораживала, ослепляла, восхищала и вызывала внутренний трепет. Но в то же время ее великолепие не радовало Равену, лишь рождало в груди мучительную боль.
Провести долгие дни пути рядом с человеком, который убил ее отца и мать, оказалось для Равены пыткой. Обагренные их кровью руки Амира никогда не сотрутся из ее памяти. Однако сейчас, когда Равена впервые увидела его после той ужасной ночи, больнее всего ей было осознать, что ее сердце все еще помнит привязанность, которую она когда-то испытывала к своему названому брату. Страшась этой боли, Равена старалась даже не смотреть на Амира: отворачивала лицо, отводила взгляд. Но она знала, что не сможет избегать этого долго.
Комната в гостинице, где ее поселили, находилась на втором этаже. Здесь почти совсем не было мебели: низенький столик из кедра, подвесная этажерка, два сундука с коваными металлическими накладками и большая ширма. Полы были устланы коврами, возле столика лежали большие подушки для отдыха, а в вазах манили сочным великолепием фрукты: персики, хурма и виноград.
Стоило Равене остановить на них взгляд, как она уже не в силах была его отвести. Почему сейчас, когда она осознала, что никому больше не может верить, и никого у нее в этой жизни не осталось, кроме самой себя, ее мысли заняты желанием попробовать эти сладкие фрукты? Каким образом внутри нее все еще могут зарождаться такие простые и земные желания?
Борясь с собой, Равена закрыла глаза, но почти тот же час ее слух потревожили непрошенные звуки.
Он вошел, не стучась. Открыв глаза, Равена увидела, что Амир до сих пор не переоделся: черная накидка, дорожная одежда. Уже привычно избегая смотреть ему в лицо, Равена остановила взгляд на золотом обруче, который обхватывал голову Амира. Этот обруч указывал на то, что носящий его не только наделен властью, но и умышленно подчеркивает свое положение, как будто говорит: «Знайте, кто перед вами».
О традициях Четырех Кланов Равена знала только от отца и из книг, но этого было достаточно, чтобы предположить: Амир либо уже стал главой Клана Драконов, либо открыто претендует на это место.
— До меня дошли слухи, что угасание Клана Воронов обернулось вспять, — приближаясь к ней, произнес Амир; он молчал на протяжении всего пути в Асаару, но, видимо, пришло время для разговора. — К ним вернулась их сила, которая до этого стремительно иссякала.
Он подошел к Равене, грубо схватил ее рукой за подбородок и запрокинул голову вверх.
— Ты должна была принадлежать мне, — произнес он сквозь зубы, и в глазах его цвета изумрудов бушевал смерч. — Только мне. Но ты отдала себя ему — главе этих проклятых воронов. Ты ведь понимаешь, что после этого я не могу оставить его в живых?
Равена проглотила страх и заставила себя посмотреть в лицо того, кто разрушил ее жизнь. Чувствуя, как внутри все сжимается от боли, она тем не менее сказала холодно и равнодушно:
— Можешь убить его. Он использовал меня так же, как и тот лис, который отдал меня тебе.
Глаза Амира на миг удивленно расширились. Он хмыкнул, уголки его губ тронула улыбка.
— А ты изменилась. Давно не видел у тебя такой взгляд. Вот это моя Равена.
Она нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.
— Не помнишь? — спросил Амир, заметив ее удивление. — Когда я впервые увидел тебя, малышка Равена, ты смотрела на меня таким же взглядом. Как будто ты ненавидела само мое существование. Это дьявольски задевало меня.
Равена вспомнила. Она действительно не была рада появлению в доме чужого мальчика. Когда Натаниэль исчез из ее жизни, она перестала смеяться, каждый новый день не радовал ее. А внимание любимых родителей к постороннему ребенку — внимание, которое должно было принадлежать всецело ей, — делало ее еще более несчастной. В те времена она действительно ненавидела Амира, потому что считала, что он отнимает у нее отца и матушку. Но позже она стала считать его братом и полюбила.
— Я тогда была ребенком, — ответила Равена. — Но если тебе нравится, когда я смотрю на тебя с ненавистью, ты должен быть счастлив, потому что я больше никогда не смогу смотреть на тебя иначе.
Амир усмехнулся. Равена смотрела на него и думала о том, что усмешка всегда придавала ее названому брату дерзкое выражение лица, но сейчас она как будто пробудила в его чертах скрытую ранее жестокость. Возможно, такое впечатление теперь возникало из-за шрама на его щеке, который она оставила Амиру своей собственной рукой.
— Я больше не позволю тебе ускользнуть из моих рук, малышка Равена, — произнес он. — Ты моя, запомни. Даже если ты будешь смотреть на меня с ненавистью — ты будешь смотреть только на меня.
Его пальцы снова жестко приподняли ее голову повыше.
— С того дня, как я увидел твои глаза, ярко-синие, как сапфиры, глаза, которые твой отец прятал от меня долгие годы, я поклялся себе, что ты будешь принадлежать мне.
Равена сжала губы. Конечно, она знала, зачем
