использовать окружающие её места в свою пользу. Тэсса закрыла глаза и стала мысленно читать, шерстить их. Несчастья былых лет сменялись друг за другом, как день и ночь. Дома сгорали вместе с жильцами, по халатности или ради баловства. А в близлежащих садах воровали всё под чистую, что трудяги выращивали целое лето. Здесь умирал и возрождался труд. Здесь, через сады, детишки катались на велосипедах в посёлок к бабушке. Но это было не то видение. Тэсса случайно коснулась живых травинок, и канал переключился, а она намеренно искала несчастья в хвори, поэтому и была рада окунуться в облезлую, выжженную траву.
В этом же районе, на дороге, что разделяла дома и садовые участки, ларгус, не снижая скорости и не стараясь увернуться, сбил мужчину, ступающего по зебре. Мужчина подлетел и тут же рухнул, истекая кровью, весь с разорванной кожей, и уже больше никогда не поднялся, умирая в одиночестве. Ему оставалось пройти несколько метров до дома.
Тэсса видела много подобного. И грудных младенцев, умерших голодной смертью на своих койках в запертых в усмерть пьяными родителями комнатах. Сгоревший дом, где пьяная жена забыла потушить сигарету, и вспыхнуло пламя, в ту ночь часы Восток с треснутым стеклом остановились на руке задохнувшегося в дыму мужа. И много прочего, что упоминать совсем не хочется. Тэсса впитывала в себя эти предсмертные ритмы, стараясь не приглядываться и не принюхиваться, а бездумно слиться. Но как можно не почувствовать угарный газ и запах обгорелой плоти, что свербит в ноздрях? И острое сверло голода, и вой сирен, что с опозданием бывает печальнее похоронных гимнов.
В сердце ёкнуло. Биение стало обрывистым, как из последних сил, кожа посерела, а кровь в жилах оледенела. Зрачки золотисто-медовых глаз больше не реагируют на свет.
Цербер снова здесь, вот он снуёт, принюхивается, царапает лапкой, пристально глядит с минуту и убегает, виляя хвостом. Всё же, несмотря на хворь, где-то в глубине, пёс остаётся псом.
Тэсса резко открыла глаза и начала жадно глотать воздух, и все травинки приникли к коже, отдавая энергию жизни и серея. Нужно вернуться в Аниму и полностью восстановиться. Тэсса стала водить ладонями по земле с той девичьей нежностью, с какой девушка может ворошить волосы любимого мужчины. И земля ответила на ласку, стала мягкой, податливой и пригласила в своё лоно. Тэсса погружалась в неё, словно в тёплую постель или горячую ванну. Это было подобно материнским объятиям, её поцелуям и уюту, что она дарит, когда один её только дух делает любое место комфортным и желанным.
Но вдруг всё прервалось. По телу разошлись вибрации давно забытых импульсов. То был глубинный зов и глас старого друга.
— Де… Дементий?! — Воскликнула Тэсса, но поначалу ответом был лишь гул. — Дементий, я знаю, это ты! — На сей раз что-то зашипело. — Мне так много надо тебе рассказать и задать так много вопросов! Не молчи же! Ответь мне!
И шипящие импульсы, словно настроившись, поймав волну, обрели внятную словесную форму.
— Мы знакомы? — Спросил Дементий.
— Так ты позабыл меня…
— Я… Я почти ничего не помню, только лик демона и его хвори, которых должен остановить. И больше ничего. И эту связь. Я понял кое-что, понял, что не выстою в этой битве один, хотя бы потому, что ведаю столь малым. Кем бы ты ни была, молю тебя помочь. Даруй мне знание или оружие, и я покончу с демоном. — Сказал Дементий.
Тэсса вздохнула.
— Я всё сделаю. Дементий?
— Да?
— Обещаю, скоро мы встретимся, и ты вспомнишь меня, вспомнишь всё, что утратил и позабыл!
В ответ снова шипение, гул, затем всё смолкло.
Тэсса всё ещё лежала в земле с закрытыми глазами.
— Пандора, укажи мне путь к тайным местам силы, к потерянным благодатям!
И в темноте внутреннего взора возник рыжий лучик света, рисующий карту Бугульмы, где все места, кроме двух, потускнели. Тэсса запомнила их и восстала из земли, готовая отправиться в путь.
Тэсса забралась по склону оврага и уже, будучи на самом верху, взглянула на купол, что простирался над городом, изредка мерцая серым и сыпля пепельными хлопьями, а затем вновь становясь незримым. Что за добрая сила создала его, желая удержать недуг внутри?
Впереди лежала гряда садов-огородов. Заброшенные из-за многочисленных краж. Ими не воспользуешься по назначению и не продашь, не сдашь в аренду, ибо все знают, какая это гиблая затея пытаться засеять их. И ещё более глупо теперь, когда они представляют из себя заросшие сорняками бесплодные земли с перекошенными, обветшалыми домиками, уподобленные запустевшим владениям древних ацтеков. Из накренённых сетчатых заборов выглядывают одичавшие ветки тёрна, малины и крыжовника. Дороги между участками узкие, запущенные и захламлённые. Облюбованные колдобинами и толстыми одеревенелыми сорняками. Здесь не проедет ни один автомобиль, да и пешему человеку лучше сторониться этих троп. Но у Тэссы сейчас не было ни сил, ни времени, чтобы облагородить это место или найти иную тропу.
Она выбралась на дорогу, что пролегала между садами и частным сектором домов и отправилась в путь. Из-за однообразия видов все улицы казались как две капли воды похожими друг на друга. Несменяемый пейзаж городского упадка. Разлагающиеся домики слева и брошенные садовые участки справа. Ржавеющий транспортный хлам разбросан прямо на дороге. Иногда попадаются высохшие деревья. Автобусные остановки.
Стоп! Взгляд замер на одной из таких и заприметил двухколёсного зверька. У него были Гермесовы крылья, мощные шипованные колёса, удобный обтекаемой формы руль и толстая разрисованная рама. Имелся качок, зеркальце заднего вида и генератор с фарой. Навороченная система тормозов и самобытный звонок с кучей прибамбасов, чтобы наигрывать какие душе угодно мелодии. И всё так стилизовано и органично, с ним хоть в огонь, хоть в воду. Тэсса подняла велосипед, смахнула пыль и покатила. И эта быстрая езда вознесла дух.
В унылой серости и безжизненности дня рыжая копна волос пронеслась по городу яркой искрой, сверкающим фейерверком и взрывом красок на холсте гениального художника, изобилуя первозданными чувствами самой жизни, расплёскивая их на разбитый, холодный и гнилой мир облезлых газонов, загаженных дорог, баров, окутанных тьмой пьянчуг и ободранных магазинов. Вдоль единственно-уцелевшего цеха ликероводочного завода и давно закрытой мебельной фабрики.
Теперь Тэсса мчалась вдоль бетонных, обрамлённых колючей проволокой стен. Дорога окончилась створчатыми воротами с надписью на потёртой табличке «Дорожно-транспортное предприятие Бугульминского района».
Тэсса отодвинула ворота и вошла. Это был огромный двор, где автопарк ржавых тракторов, камазов, погрузчиков, эскалаторов и комбайнов гнил в завалах пивных банок, макулатуры, обрезков металла, битого стекла и мотков проволоки. Справа медленно рассыпалось здание
