Лука аккуратно собрала фотографии и протянула ему.
— Простите меня, я случайно увидела…
— Знаю, — по-доброму улыбнулся тот. — Хозяйка здесь часто бывает — переживает за детей. Вот и с тобой познакомилась! И картинки показала — хороший знак! Значит, примет в семью-то!
— Чего? — вытаращилась на него Лука, однако человечек уже исчез.
Дверца трюмо была закрыта. А снизу раздался крик:
— Огрыч-магарыч, яйца пригорели!
* * *
Яр вернулся, когда Лука с аппетитом наворачивала подгоревшую яичницу, а висящий в воздухе у мойки Михал Кондратьич отчищал сковородку, ворча сквозь бороду. На все попытки Луки позвать его к столу, он хмурил брови и отвечал, что ‘Домовым Домостроем не положено, и не бывать тому во веки веков!’
Гаранин застыл в дверном проёме, и его лицо на миг осветилось нежной улыбкой. А затем спросил:
— Показаться решил, старый пень? — прошел к холодильнику — выгружать продукты из рюкзачка.
— Есть будешь? — последовал вопрос.
— А, кстати, почему я тебя, Михал Кондатьич, в прошлый раз не видела? — сообразила Лука. — Испугался?
— Это кого это? — оглянулся тот. — Тебя, чулидку, что ли?
— Да нет, его! — она мотнула головой в сторону парня. — Правда, я бы тоже испугалась.
Лохматик покосился на Гаранина и горько сопнул носом.
— В гости я уезжал, к тетке своей, в Саратов. Знал бы, что он такого дурака сваляет, и не подумал бы поехать!
Мощные плечи Гаранина под черной футболкой напряглись. Захлопнув холодильник, он посмотрел на Луку.
— Помнишь, как спасла меня?
Девушка подавилась чаем.
— Что?
— Когда вы с Димычем приехали ко мне… Вовремя приехали, надо сказать! Не его зелья меня на ноги подняли, они просто ускорили процесс. Это сделала ты.
— Хорошее дело! — улыбнулся Бабайка, ставя на стол тарелку с еще одной яичницей и большущую чашку чаю. — Ну, вы кушайте, а я пока того…
И того! В смысле, испарился. Исчез, как и не было его.
— Он правда у тебя под кроватью живет? — поинтересовалась Лука, чтобы хоть как-то унять растерянность и панику в мыслях.
Она? Исцелила? Яра?
С мгновенье Гаранин смотрел на нее в полном обалдении, а затем захохотал. Так громко и вкусно, что через мгновение она уже смеялась вместе с ним.
— По… почему под кроватью? — все еще смеясь, спросил он.
— Так Бабайка же… — растерялась Лука. — Меня мама в детстве им пугала — будешь плохо себя вести, придет Бабайка и волосы так запутает, что потом придется налысо стричься.
— Это он может! — хмыкнул Яр, подтягивая к себе тарелку. — Он вообще на все руки мастер — дом который год без ремонта его милостью стоит, не покосился, крыша не протекает.
— А почему ты не сделаешь ре… — начала было Лука и оборвала себя.
Ясно же — почему.
— Хочу к Алусе сегодня съездить, — сказал Гаранин, как ни в чем не бывало. — Я просил Михал Кондратьича передать, чтобы ты меня дождалась, вдруг захочешь со мной поехать? А потом я тебя домой отвезу.
— Да мне на работу!
Яр покачал головой.
— Сегодня клуб еще закрыт, вроде завтра обещали открыть.
— С удовольствием поеду! — воскликнула Лука… и смешалась. Что ж она ляпает все время не то? Как туда можно ехать с удовольствием? — Слушай, а ей выходить на улицу можно? Вот бы погулять…
Вот бы смотреть не на больничные стены и постельное белье в веселенький цветочек, тоскливее которого ничего нет, а на небо — высокое, жемчужно-серое, полное пасмури и свободы!
— В маске можно попробовать, — улыбнулся Гаранин и вплотную занялся едой.
Лука уже принялась за чай с бутербродом (с сыром и колбасой, как просила!), но косилась на парня. Ей хотелось дотронуться до его руки. С благодарностью. Отчего у нее было ощущение, что ему ничего не надо объяснять, что с ним не надо бояться быть неправильно понятой или не понятой вообще? Удивительное комфортное ощущение с человеком, настолько далеким от понятия ‘комфорт’, как Ярослав Гаранин.
— Расскажи, как я тебя исцелила? — попросила она. — Кажется, я была не в себе!
— Светилась ты классно! — усмехнулся Гаранин. — У меня чуть зенки не выгорели!
— Еще и светилась… — пробормотала Лука.
Яр посмотрел на нее и отложил вилку. Спросил мягко:
— Что с тобой происходит, Лука? Ты боишься своей Силы?
Она подняла на него несчастные глаза.
Спокойное светлое лицо, даже сломанный нос не добавляет злодейских черт. Сейчас, после того, как Лука увидела всех членов семьи, его сходство с матерью и сестрой было явным, хотя и от отца он взял многое. Например, эти плотно сжатые губы, когда размышлял о чем-то или слушал внимательно. Как сейчас.
Она покачала головой.
— Не боюсь — не понимаю! Словно во мне поселился другой человек… незнакомый, которому я не доверяю, а вдруг еще что выкинет?
В глазах Гаранина затеплился памятный свет. Он тряхнул давно нестриженной шевелюрой:
— Мама так говорила всегда: ‘Ну что ты опять выкинул, горе мое лохматое?’
— А мне мама говорила: ‘Еще раз так сделаешь — получишь по попке!’ — улыбнулась Лука. — То есть…
Помрачнев, посмотрела в сторону.
Протянув руку, Яр бережно коснулся ее щеки. Пальцы у него были горячие и твердые.
— Сим-сим, откройся?
— Что?
Он так же осторожно убрал руку.
— Ты — как шкатулка с секретом. Внутри хранятся разгадки тайн, но ее не откроешь, пока не узнешь главную…
Отчего-то Луке стало жарко. И дыхание перехватило. Будто его горячие пальцы нащупали невидимую кнопочку, запускающую адреналиновый марш.
— Какую? — шепотом спросила она.
— Как ее открыть? — Яр поднялся. — Поехали. Я Алусе звонил, она уже там по потолку бегает от нетерпения.
Разочарование было едким, как горчица. Луке хотелось прикосновений. Других прикосновений. Хотелось горячих и твердых пальцев везде… Вот оно, оказывается, что! И когда она только успела запасть на парня?
Выходя, оглянулась. В этом доме ей было хорошо и спокойно. Несмотря на старую мебель и отсутствие горячей воды. Несмотря на некоторый беспорядок, присущий местам обитания одиноких мужчин. Она хотела бы вернуться сюда… Будь здесь Михал Кодратьич, наверняка съехидничал бы что-нибудь вроде: ‘Размечталась, чулидка!’. Но его не было. Отправился по своим, домовым, делам.
В машине Лука долго молчала, глядя вперед. Затем повернулась к Гаранину.
— Зачем Найджел меня опоил, как думаешь? Хотел просто трахнуть?
— Расскажу тебе одну историю, — Яр смотрел на дорогу, — было дело, встречался я с одной ведьмочкой. Пылкого романа не было, так, время проводили… А потом Паршонков ее у меня увел. То есть, она мне как-то позвонила и сказала, что встреч больше не будет, мол, она теперь с ним. С ним она, правда, тоже долго не пробыла, спустя пару месяцев уже видел их врозь, смотрели друг на друга, как чужие. Вот только с тех пор она изменилась. Я, когда с ней пообщался, даже опешил. Надька, вроде, и Надька… Ан, нет. Не смогу тебе объяснить, в чем дело. Будто свет в ней выключили. Улыбается, смеется, как и прежде заразительно, а глаза пустые, аж страшно. Попытался с ней поговорить, она на меня наорала, чего лезу не в свое дело, и больше мы не разговаривали. Ну… я в чужие дела не лезу… — Яр помолчал. — Но с тех пор стал приглядываться к девчонкам, которые с Найджелом уходили. Он их часто меняет… Не со всеми, но со многими из них после встреч с ним что-то подобное произошло. Поэтому… — тут он впервые за время разговора посмотрел на Луку, — ты не обижайся, но я за тобой пригляжу. Не хочу, чтобы в твоих глазищах вместо тайны была… пустота!
