Паршонков, улыбаясь, протиснулся к выходу из коридорчика, на Луку даже не посмотрел, протянул Гаранину-старшему руку для рукопожатия. Борис Сергеевич молча качнул головой, приказывая ему выметаться. Найджела будто ветром сдуло.
— Выйдите! — приказал шеф СБ своим парням и те исчезли, как испарились.
В одно мгновение Борис Сергеевич оказался рядом с сыном. Яр развернулся к нему, словно к порыву урагана, в который пытаешься удержаться на ногах, но знаешь, что это бесполезно.
— Ты… — прорычал Гаранин-старший. — Мозгов совсем нет? Ты на похоронах! Что ты себе позволяешь?
Лука заступилась бы, будь она в состоянии это сделать. Но все мысли, которые сейчас были у неё в голове — как бы увидеть этих двоих обнажёнными и сделать выбор. Или не делать?..
Муня передала её из рук в руки Сане Логинову (тот с трудом скрыл довольную улыбку, когда Лука, едва не замурчав, потёрлась об него всем телом, как кошка) и решительно встала между мужчинами.
— Найджел подлил Луке приворотное зелье! Спросите его, есть у него мозги или нет, Борис Сергеевич! — звонко сказала она. — Яр хотел помочь!
— Набив ему морду? — уточнил тот. — Сила есть — ума не надо! По-другому нельзя было решить вопрос? Не здесь. Не сейчас!
Яр молчал. Просто смотрел на отца и молчал. Гаранина-старшего это, судя по всему, приводило в бешенство. Он склонил голову, мгновенно становясь похожим на быка, участвующего в корриде. Только что копытом не забил по плиточному полу.
Муня, слегка изменившись в лице, взяла Яра за руку и дёрнула, однако обратилась к его отцу. Голос её ощутимо дрожал:
— Борис Сергеевич, мы можем идти?
Неизвестно, что тот ответил бы, но у него сработала рация, прошипев какой-то цифровой код. Гаранин-старший молча развернулся, выпуская сына из тупика. От обоих веяло давнишней ненавистью. Несколько килотонн подобной — и город обратится в прах.
Едва ребята оказались на улице, Логинов, с трудом и сожалением удерживающий спутницу от скоропалительных поцелуев, повернулся к Хотькову.
— Димыч, что с ней делать-то? С кошкой этой мартовской?
‘Мартовская кошка’ прозвучала в его устах не оскорблением, а ласковым прозвищем.
— Пойдёмте к моей машине, — сказал тот, — поищу в запасниках, может, найду что-нибудь, чтобы её обезопасить.
— Это нас надо обезопасить, — засмеялся Вит, притягивая к себе Муню и целуя её в лоб. — Ты — молодец! Испугалась?
Та кивнула. Ей всё ещё было не по себе: одно дело читать фразу ‘между двух огней’, другое — действительно оказаться между ними. Впрочем, обоих Гараниных Муня ощутила не языками пламени, а каменными плитами, что медленно и неумолимо плющат пространство и перемалывают всё, оказывающееся между ними. Брр-р…
— Снотворное есть! — провозгласил Димыч, ‘вылезая’ из багажника авто. — Я могу её домой отвезти, когда уснёт.
— Лучше я! — тут же среагировал Саня. — Мне потом ехать ближе, чем тебе.
— Я отвезу, — раздался голос, который меньше всего ожидали услышать.
Оказывается, Яр, выйдя на улицу, никуда не ушел, а последовал за ними.
И так он это сказал, что Логинов сразу смешался, а Хотьков только головой покачал.
Луке влили в рот какую-то гадость (она шипела, ругалась и плевалась, как настоящая мартовская кошка, которой наступили на хвост), Гаранин подхватил её, оседающую, на руки и, развернувшись, понёс в темноту. Муня обеспокоенно смотрела ему вслед. Вит обеспокоенно смотрел на неё. Димыч, тяжело вздохнув, захлопнул багажник и констатировал:
— Вот и попрощались.
Непонятно, кого он имел в виду — Яра с Лукой или покойную Эмму Висенте.
* * * * * *
Мир свернулся коконом, как толстая теплая кошка. Покой и безопасность, увы, недостижимы в реальной жизни, однако во сне приобретают черты реальности, с которой так тяжело расставаться. Ощущение при пробуждении Луке было знакомо. Место, где много света и воздуха, несмотря на относительно небольшой размер помещения. Место, где уютно, невзирая на спартанскую обстановку и возраст, присущий давно не обновлявшемуся интерьеру… Над ухом кто-то сопел с известной долей подозрительности и энергией разгоняющегося паровоза.
Не открывая глаз, Лука попыталась отпихнуть ‘паровоз’ и пробормотала:
— Семён Семёныч, уйди! Дай поспать!
— Какой я тебе Семён Семёныч, чулидка? Знать не знаю никаких Семён Семёнычей! Михал Кондратьич я!
Открыв глаза, девушка обнаружила себя лежащей на кровати Яра в его загородном логове. Спала одетой — кроссовки стояли под кроватью, рукав куртки выглядывал из прихожей. В доме было тихо. Судя по всему, хозяин ушёл с раннего утра и до сих пор не возвращался… На шкафу, что стоял напротив кровати, сидел донельзя волосатый мужичок в детских кроссовках Adidas и сиреневом девчачьем спортивном костюме, лущил семечки и аккуратно сплёвывал шелуху в широкую, будто лопата, ладонь.
— Э-э… — Лука на всякий случай нащупала одеяло и залезла под него. — Ты кто?
— Это ты кто? — сердито поинтересовался волосатик, легко спрыгнул со шкафа и метнулся на кухню.
Макушкой он едва достал бы Луке до колена. Нет, карликом он не был, все части тела у него отличались пропорциональностью, но пропорциональностью коряжистой, как у здорового мужичка.
— На! — Лука отшатнулась и едва не упала с кровати, когда он сунул ей в лицо стакан с водой. — Ярослав сказал, чтобы ты выпила! Пей до дна, пей до дна, пей до дна! — неожиданно развеселился он, показывая в улыбке шикарные зубы, два передних из которых были золотыми.
Присутствию в доме Гаранина странного существа Лука совсем не удивилась и прислушиваясь к себе, осознавала — она вовсе не боится! Единственное, что напрягало, его мгновенные перемещения и живость, которые спросонья воспринимались как раздражающий фактор.
— Не буду пить! — Лука оттолкнула стакан. — Понятия не имею, кто ты такой! Может, ты про Яра выдумал, а меня отравить желаешь!
— Я желаю покемарить! — сердито сказал незнакомец и поставил стакан на тумбочку у кровати. — А вместо этого вынужден сторожить деваху, у которой от простейшего приворотного зелья крышу унесло в район квартала красных фонарей!
Если до сих пор события вчерашнего вечера Лукой и не вспоминались, то сейчас посыпались из памяти, как подарки из разорвавшегося мешка Деда Мороза. Клуб. Креп. Процессия. Эмма Висенте, похожая на сказочную красавицу в хрустальном гробу. Крик Этьенны. Безопасники. Закуток со швабрами… и подавляющая волю похоть.
— Йо… — застонала Лука, вспомнив все и всех, об кого обтиралась, к кому прижималась и пыталась целовать. Схватила стоящий на тумбочке стакан, выпила залпом. — Яйца ему оторвать!
